Давление надо усиливать

Четверолистник, приносящий удачу...
Фото Михаила Бойко

Два года назад Зуфар Гареев «засветился» в списке финалистов премии «Нонконформизм» за пьесу «Вишневый сад–2». В этом году он стал лауреатом в номинации «Нонконформизм-судьба» с формулировкой «за разработку новых прозаических форм и техник повествования». С Зуфаром ГАРЕЕВЫМ беседует координатор премии Михаил БОЙКО.

– Зуфар, что такое, на ваш взгляд, нонконформизм? Имеет ли это слово какой-то внятный смысл?

– Можно продолжить: это дар? Несчастье? Позиция? Расчет? Не быть в стаде – такая же естественная человеческая потребность, как потребность других в это стадо сбиться. Первых, понятно, очень мало, но они в тельняшках, чем и ценны: практически всех нонконформистов можно перечислить по пальцам.

– Какие его родовые черты? Провокация? Эпатаж?

– Это в первую очередь, разумеется. Актуальная составляющая должна быть очень сильна – нонконформизм обязательно должен нарушать нормы: и обывателя, и культурные догматы. Если этого нет, получается либо крайний эстетизм, понятный малому числу людей, либо запредельный интеллектуализм, опять же понятный далеко не каждому. Поэтому я бы добавил сюда еще две вещи, чтобы получилась гремучая смесь: тотальную иронию-самоиронию плюс изощренное словесное мастерство, если мы говорим о словесности.

– А что такое нонконформизм-судьба, с вашей точки зрения?

– Применимо ко мне? Это всего лишь арифметика, я думаю: много лет в нонконформизме…

– Нет, некоторые помнят ваши давние прозаические эксперименты, которые продолжаются до сих пор (редакция с ними ознакомлена и удивлена).

– Тем не менее не могу сказать про себя, что принадлежу к числу тех, для кого нонконформизм стал человеческой судьбой: таких как Лимонов, Яркевич, Алина Витухновская… Есть, кстати, и новые кандидаты на яркий социальный жест: арт-группа «Война» или Pussy Riot, например… Обязательно ли это для нонконформиста? Есть же другие примеры. Нонконформизм не стал линией в социуме для таких писателей, как Пелевин или Сорокин; вряд ли он станет судьбой Емелина, как не стал он судьбой Пригова или Рубенштейна, хотя во всех этих случаях актуальная составляющая их нонконформизма велика, а художественная – и вовсе огромна… Кто к чему предназначен. Мне лично ближе второе.

– Как вы относитесь к такому явлению, как контркультура?

– Мне кажется, в наши дни этот термин отмирает за неточностью, он был нужен как противостояние правящей идеологии. Бытует другой – ультракультура. Но там слабый актуальный акцент, ультракультура самодостаточна.

– Если бы вы захотели организовать премию, то как бы ее назвали?

– Она хорошо называется в принципе: точно и без пафоса. Другое дело, как охватить все текстовые явления нонконформизма махом? Литература еще понятно. А эссеистика, философская мысль? И то и другое – особенно второе – как измерить параметром конформ-неконформ? Скорее глубиной, парадоксом или радикализмом, так? Ведь философская мысль по определению не может быть конформна, если она собой хоть что-то представляет, так? Скорее уж премию надо бы назвать так – «Нонконформизм и Авангард». Тогда, кстати, (на будущее) можно было бы поощрять и героев других искусств: авангардную музыку, кино, визуализм; это придало бы премии тот статус, которого она заслуживает.

– Вы ходили на Болотную площадь или проспект Сахарова?

– Не ходил. Не потому, что я против честных выборов. Надо давить на власть, конечно же, и давление это надо усиливать, чтобы она наконец стала подлинной слугой народа. И хорошо, что такие люди появляются, что у них хватает энергии и оптимизма говорить: мы победим.

– То есть вы не можете отнести себя к их числу?

– В том-то и проблема, что я ни к какому числу себя не могу отнести. Никак не могу побороть в себе социальную апатию. Для меня результат любой борьбы у нас очевиден. В итоге получим тот же самый суд с обшарпанными стенами и табличкой «Канцелярия, бл…дь, пнх», ту же самую почту с заколоченными окошками, тот же самый ЖЭК, набитый гнусными рожами, тот же самый магазин, где продают тухлый товар и все время поворачиваются к тебе ж…пой, – не замечали, кстати?

– Эту часть тела?

– Ну да. Ни одного знакомого лица, пела когда-то Пугачева. Какие уж тут лица, я умоляю. У нас в России ж…па разрослась до какого-то уже экзистенциального размера. Только ты появляешься, баба тут же поворачивается гузной и начинает заниматься чем угодно, лишь бы не обслуживать. Сколько еще можно бороться с этой жирной ж…пой, которая властвует над Россией вот уже 90 лет. Победима ли она вообще?

– «Надежды юношей питают…»

– Пусть теперь новые юноши надеются, что мы живем не в проклятой части земли. Путина они, может быть, уйдут, но Россия – такая, какая есть, – не уйдет. Некуда идти.

– Что же делать?

– Тем не менее пусть все больше и больше нарождается романтичных и смелых людей, которые не будут тоскливо помнить про сопротивление материала. Если не бороться – точно ничего не изменится.

– Как обстоит дело с вашими киносценариями, о которых вы упоминали в прошлой беседе?

– С «Бриллиантовыми сучками» или «Клиникой сексуальных неврозов» – никак. Нет в наших палестинах продюсеров, охочих до подобных комедий. Но зато впервые за столько-то лет нарисовался интересный проект в небольшой, но очень прогрессивной кинокомпании «Парамульт». Эти ребята задумали сделать русскую «Футураму» с помесью «Симпсонов», то есть замахнулись на святое. И ведь может получиться! По крайней мере когда я посылаю туда свои психопатические сигналы, нахожу такой же психопатический отклик.

– И что может получиться в итоге?

– Абсолютно отвязная, беспредельно черная и беспредельно наглая пародия на нашей почве. Это реально должно выносить мозг! Лишь бы психопатия сценаристов не слабела.

– Психопатия, по-вашему, тоже параметр нонконформизма?

– Это однозначно сопутствующий фактор, а возможно, определяющий. Я лично вообще верю в психопатов, чудиков, фриков – именно они определяют движение, художественный прорыв, прогресс. Только психопатия дает эстетическую смелость разрушать старое.

– Замечаете ли вы кого-нибудь из молодых, кто бы мог претендовать на звание «Нонконформист энного года»?

– Дух нонконформизма коренится в самой природе таких молодых писателей, как Евгений Алехин и Елена Георгиевская. Это тебе не пигмеи из общего хоровода с лукавыми рыльцами записных беллетристов. В этих двух есть высшая смелость беспредельной откровенности: и шокирующая, и завораживающая одновременно, самая настоящая художественная магия, которая может исходить только от настоящего писателя. И это притом, что дауншифтинг их героев ниже некуда! Дорогого же стоит нежный цветок настоящей искренности, растущий на помойках нашей пышно-отвратной словесности.

– А что вы можете им посоветовать, кстати? Да и вообще, интересный вопрос: куда нонконформизму двигаться? В какую сторону развиваться? Что такое нонконформизм в 20, 30, 40, 60?

– Советовать я не могу, некорректно. А вот совместно поразмышлять на тему, как достойно монетизировать свой литературный дар, готов.

– Конвертировать нонконформизм в капитал?

– Не о богатстве речь, о заработке. Все равно у нас будет как на Западе. Там революция охотно пожирает своих детей. Нонконформизм быстро становится вполне себе коммерческой фишкой – без особых усилий и противоречий. Так ложится карта. Ничего личного, просто бизнес: у больших денег появляется жесткая необходимость начинать окучивать новые поляны. Некие полудохлые движения заметны и у нас: что-то пытаются сейчас сделать с Гай Германикой. Получается пока лишь тупая чернуха, но это дело времени.

– Я так понимаю, вы настраиваете молодых нонконформистов на светлое монетизированное будущее?

– А кому, как не им? Донцовой, что ли? Хватит им тухнуть в литературе, она уже давно не плодоносит. Они должны стать хотя бы половинкой Тарантино, братьев Коэнов, Ларса фон Триера, Педро Альмодовара. Кто-то сказал, что это лучшая проза, написанная в ХХ веке. И это так! Пусть будут готовы к тому, что однажды придет толстый (и совсем не глупый) дядька и скажет: ребята, вы классные! Есть дух, драйв, вы отличные рассказчики и диалогисты, хорошо держите и поворачиваете темы! Но масспублика у нас немножко консервативна. Давайте вместо литра спермы оставим грамм 500, вместо ведра водки всего ящик и т.п. Немножко дадим любовную линию, немножко семейную историю… И ведь в самом деле может получиться отличный продукт!

– Какие у вас новые замыслы?

– Работаю над новым компактным романом: о женщине, которая мечется между состоятельным, но ослепшим в разборках мужем – и бедным, но красивым любовником. И она найдет вариант, чтобы всем было хорошо.

– Какие инициативы (все равно – «сверху» или «снизу») могли бы улучшить литературную ситуацию?

– Противно рассуждать о литературной ситуации. Она в целом есть бизнес, а от бизнеса не всегда польза, есть и вред, как от нефти, например. Во всяком случае, улучшать ситуацию точно не надо. Не мне рассказывать, что получается, когда государство или частное лицо берется улучшать литературу. И потом: у нас же много улучшенных беллетристов, куда ж больше? А «улучшать» Пелевина или Сорокина – только портить их. Они добились успеха заслуженно, это реальные нонконформисты, идущие своим достойным путем. Они заставили (именно заставили) уважать себя, ничего не прося, – а таких очень мало, и у них все в порядке на душе.

– То есть лучше бы ухудшить?

– Вот именно, вот над чем надо подумать! И я бы хотел тут дать дельный совет нашему президенту и олигархам, к которым в очередной раз придут просить писатели-издатели. Писатель (настоящий) никак не может быть другом общества, тем более государства! Гоните вы эту шатию-братию от себя подальше, дорогие мои президенты и сильные мира сего! Что такое просящие писатели? Это шарлатаны, это пройдохи. Не верьте вы прекрасным словам о каких-то библиотеках в глубинках, которые надо поднимать, в какое-то там чтение, которое надо расширять, культуру, которую надо срочно эректировать, и прочее! За этими просьбами всегда маячит лукавое мурло записного беллетриста, у которого свои приватные интересы. Помните, что настоящий писатель никогда ничего ни у кого не просит. Помните, что именно они лицо России, а не эти попрошайки всяких там премий, субсидий, грантов, стипендий, льгот, преференций и т.п.

– Сурово, однако…

– Не надо усложнять вопрос. Писатель – это же не фигура сложной экономики, не фигура сложных социальных или гражданских процессов, он вообще какое-то недоразумение, если разобраться. Не о ком хлопотать, с моей точки зрения. Явные графоманы исчезли как класс, гениальных творцов – один-два и обчелся, а основная масса – серость, так чего о ней печься? Не убивают же их в конце концов, хотя порой такую тоску наводят! Как пишет замечательный прозаик Дмитрий Данилов: «Вышел N, читал стихи. Хорошие стихи. Вышел K. Читал стихи. Хорошие. Вышел M., читал стихи. Тоже хорошие». Ну и т.д.

– Это что, так повысились в мастерстве графоманы?

– Ну, разумеется. Сейчас же никто не пишет, как писали в наше время наши графоманы:

Рано утром встал я спозаранку.

На часах уж семь часов утра.

Тут хоть посмеяться можно было над дураком – и налить ему полстакана водки за то, что повеселил. А сейчас? Все пишут с «приращением смысла», но никто тебе ни до, ни после не нальет стакан за то, что ты слушал и не повесился от тоски.