Жизнь с серебряной изнанки

Эдуард Лимонов и Александр Щуплов. Фото из архива Игоря Пергаменщика

У меня есть какое-то подспудное желание в качестве определения творчества и судьбы Александра Щуплова (1949–2006) использовать его же любимое слово «скоморох»: он написал ряд текстов, которые определял как «Скоморошины», а в литературу вошел благодаря поэме «Серебряная изнанка» (1979), имеющей подзаголовок «Феерические сцены для балагана», образ скомороха, шута, говорящего правду, был ему интересен и в историческом (Щуплов по образованию историк), и в бытовом контексте. «Грустный скоморох из инфарктного рая» – так назывались воспоминания о Щуплове критика Владимира Бондаренко (см. номер от 29.03.07). Казалось бы, этим образом можно было бы пользоваться для того, чтобы говорить какую-то нелицеприятную «правду», однако такой правды (наверное, идет речь о политическом высказывании) в стихах Щуплова не было. Он вовсе не был диссидентом, и лучшие его тексты – это любовная лирика. Впрочем, ведь и Бродский – это в первую очередь любовный лирик с имперским дыханием. Виртуозное владение словом привносило в поэзию Щуплова игровое начало, жонглирование образами, точную и неожиданную рифму, что отсылало читателя к поэзии Вознесенского, хотя главным кумиром его был, конечно, Евтушенко. Именно Евтушенко – главный поэт эпохи СССР – выделил Щуплова из числа молодых и высоко оценил фольклорное начало в его стихах (наравне с фольклорной темой в стихах Марины Кудимовой, оба автора в те годы упоминались подряд, можно сказать, через запятую).

Но слово «скоморох» не подходит для характеристики творчества Щуплова. Для поведения – да, может быть. Какие-то шуточки, жаркий шепот на ухо, юмор и анекдоты, бутылка портвейна на скамейке на Пушкинской площади, зубоскальство... Это все образ, который только в редких случаях поддерживался его стихами.

70–80-е годы – время поэзии. Вечера альманахов «День поэзии» собирали толпы, поэты выступали в «Лужниках», и на их выступления набивался целый стадион – сейчас на футбол так не ходят. Тезис Евтушенко «поэт в России больше, чем поэт» воплощался в жизнь. В литературу приходили новые молодые авторы, некоторым из них «везло», и их стихи публиковали в «Правде» или «Литературной газете». В «Комсомолке» с подачи Юлиана Семенова в 1983-м публикуют стихи девятилетней Ники Турбиной, Евтушенко пишет предисловие к ее книге и устраивает телевизионные шоу. Тираж ее первого сборника в 30 тыс. экземпляров скупают в магазинах за один день. Время нездорового ажиотажа и литературной борьбы. Шестидесятники выдвигают себе на смену молодых «горластых» поэтов и захватывают литературные плацдармы. С ними начинают бороться «славянофилы», группирующиеся вокруг журнала «Наш современник» и издательства «Современник». Более бездарные печатаются в журнале «Москва», ходят кругами вокруг Московской организации Союза писателей СССР. Зато «эстрадники» «рулят» в Союзе писателей СССР – у них мировая слава. И Римма Казакова (которую критик Евгений Сидоров называет «Евтушенко в юбке») становится секретарем союза по пропаганде. Можно сказать – увлекательная шахматная партия. Которая со временем оказалась проигранной всеми сторонами.

Все это к тому, насколько оживленной была литературная жизнь. В издательстве «Молодая гвардия» выходил альманах «Поэзия», которым руководил поэт-фронтовик Николай Старшинов. Альманах выходил четыре раза в год, и это было, насколько я знаю, единственное в стране регулярное поэтическое издание. Публиковаться в нем было престижно. Вокруг альманаха группировался круг молодых поэтов: Ольга Ермолаева, Нина Краснова, Николай Дмитриев... В небольшом кабинете на Сущевской улице всегда царило оживление, центром которого был выпускающий альманах вместе со Старшиновым, недавно пришедший из армии поэт Александр Щуплов. Классики советской поэзии, такие как Михаил Дудин или Валентин Берестов, пили здесь чай с сушками, которыми их потчевали Щуплов со Старшиновым. Где-то в верхах парил Евтушенко со своими рекомендациями, а литературовед Вадим Кожинов, основоположник «тихой лирики» (Владимир Соколов, Николай Рубцов, Анатолий Жигулин, Анатолий Праслов, Станислав Куняев, Юрий Кузнецов etc.), объяснял уникальность «тихих» поэтов. Сейчас может показаться даже странным, что противник «эстрадной поэзии» Вадим Кожинов вполне себе уживался на одной литературной площадке с самым «эстрадным» из русских поэтов – Евгением Евтушенко. Оба они тогда «дружили» против другого кумира публики Андрея Вознесенского. В альманахе «Поэзия» публикуется зубодробильная статья о Вознесенском молодого критика Владимира Вигилянского (впоследствии модного священника), и ей вторят многочисленные статьи, направленные против Вознесенского, Петра Вегина, Владимира Высоцкого и т.п. в журнале «Наш современник», редактируемом Станиславом Куняевым. Евтушенко позднее вспомнил о Вигилянском: «Ставший затем священником Владимир Вигилянский, несмотря на брезгливое отношение к дешевой «злобе дня», взялся вести литературный отдел журнала «Огонек», набравший при одном из отцов всемирно знаменитой «русской гласности» – Коротиче – немыслимый ранее многомиллионный тираж...» (Эту кажущуюся неожиданность вкусовых совпадений вполне можно объяснить политической необходимостью, любопытствующих отсылаю к исследованию Николая Митрохина «Русская партия» (М.: НЛО, 2003).

«Стихи, похожие на ветер», – пишет в предисловии к первой книге Щуплова в 1975 году фронтовик Михаил Дудин (один из теневых генералов советской литературы). Я уже назвал ситуацию в литературе тех лет шахматной партией. «Молодая гвардия» выпускала не только альманах «Поэзия», но и первые, и вторые, и третьи книги поэтов, таким образом возникала армия сторонников издательства. Но были и противники, которыми руководил тогда поэт Владимир Цыбин. Сергей Мнацканян вспоминал об этой ситуации как о борьбе за «номенклатуру»: «В 1978 году незадолго до очередного съезда советских писателей Римма Казакова вступила в партию. Это была акция с далеким прицелом, и действительно, на очередном съезде Союза писателей СССР Римма Федоровна была избрана в руководство союза и стала рабочим секретарем по пропаганде. Любопытно, что тогда же заторопился вступать в партию поэт и переводчик Владимир Цыбин, он тоже рвался в секретари. Но без партийного билета попасть на такие должности было почти невозможно. Вот эта иерархия партийного и беспартийного и называлась номенклатурой... Никто никого не заставлял – всё делалось добровольно. Вы могли быть просто поэтом, еще лучше – хорошим поэтом, вас издавали, и никто даже не собирался вас обижать. Но если вам хотелось подняться вверх по общественной и административной лестнице, то уж будьте добры!.. Цыбин был властолюбив и к тому же ревностно соперничал с Казаковой. Но партийность секретарем «большого союза», как тогда называли всесоюзное писательское руководство, Владимира Дмитриевича так и не сделала...»

Во время любой битвы, даже шахматной, кто-то падает в бою. «Лейтенанты всегда в голове, маркитанты в обозе...» (Юрий Кузнецов). Римма Казакова поддерживала молодых поэтов, в том числе тех, кого печатала «Молодая гвардия». Поддерживала она и Александра Щуплова – который ездил вместе с ней по стране и даже записывался на грампластинке. Цыбин придумал любопытную многоходовку, в которую оказались задействованы даже родственники Щуплова, в ходе которой Щуплову пришлось уйти со своей работы. Операция Цыбина была направлена против Казаковой с тем, чтобы сместить ее и самому занять этот пост.

Но история не задалась. Именно в эти месяцы у Щуплова выходит книга «Серебряная изнанка», названная так по одноименной поэме. Это удивительный текст, полный литературных реминисценций и лирических отступлений. В нем есть, кстати, любопытные строчки:

У меня нахальством плечи

скошены

И зрачки вылазят из углов.

Мне по средам снится

критик Кожинов

С толстой книгой

«Тютчев и Щуплов»...

«Я уже давно, Саша, не критик, – сказал Вадим Кожинов Щуплову, когда тот подарил ему эту книгу, – я литературовед». Где-то среди моих книг хранится это издание поэмы с автографом Щуплова, мне оно досталось от Кожинова. Поэт остался без работы. У него был «волчий билет». И тут моя очередь сделать свой ход конем. Я предлагаю Александру пойти на работу в газету «Книжное обозрение», куда требовался заведующий отделом литературы. Слава Огрызко уходил в «Литературную Россию» и срочно искал замену. Щуплова он не знал. Моей рекомендации оказалось достаточно, и в «Книжном обозрении» появился незаурядный и яркий сотрудник. Собственно новая работа Щуплова совпала со взлетом «Книжного обозрения». Время перестройки, возвращения на родину диссидентов. Тиражи газеты стали многотысячными. Во многом благодаря тем горячим интервью, которые делал Щуплов, и его статьям. Казалось бы, ведомственная газета за короткое время стала столь же популярной, как «Огонек» Коротича, «Московские новости» Егора Яковлева, «Аргументы и факты» Старкова. Вот в эти годы и проявился один из главных талантов Александра Щуплова – незаурядного и неравнодушного свидетеля и участника литературного процесса. Его «двигателя». Среди собеседников Щуплова все сколько-нибудь знаменитые писатели, включая Солженицына, Войновича, Аксенова... Эдуард Лимонов вспоминает: «Щуплов был веселый, толстый. Он знал множество сплетен и слухов. К нему приходили потрепаться всякие литературные люди. Вспоминаю, что у Щуплова всегда был вид веселого заговорщика, готового интриговать и подмигивать. Что иногда он появлялся в большом синем двубортном костюме, и это всегда что-то означало: будет событие. Что волосы у него были пегие, а некогда, видимо, рыжие. Что он был на шесть лет младше меня. Что он никогда не читал мне своих стихов и никогда не дарил их. Что мы никогда (или почти никогда) не разговаривали о литературе, весело злословили о литераторах, это да. Что он надевал очки на нос...»

Со временем журналистика стала заслонять поэзию Щуплова. Он по-прежнему много писал стихов и постоянно ездил в командировки, но время поэзии стало с какой-то постоянной настойчивостью уходить. Это выражалось в уменьшении тиражей (первые книги Щуплова выходили тиражом 30 тыс. экземпляров, последнее избранное – 1 тыс.), поэзия исчезла с экранов телевидения и со страниц газет, перестали выходить альманахи «День поэзии» и «Поэзия». Александр не случайно считался учеником Евгения Евтушенко – ему нужна была трибуна, общение, эстрада. В его стихах всегда сильной стороной была лирика.

В 2005 году, за год до смерти, он пишет стихотворение «Поколение», которым открывает свою последнюю книгу. Это стихотворение – продолжение его же полемики с нынешним священником Владимиром Вигилянским, который на кругом столе журнала «Литературная учеба» (в котором принимал участие и Щуплов) утверждал, что поколения восьмидесятников нет и быть не может:

Эти уже далече, а эти здесь –

Теплые, злые, с болью

накоротке.

Щурится Бек, под челкой –

тоска и спесь.

Коля торгует книгами

на лотке.

Выйдешь перед рассветом –

огни блестят.

Что ни звезда у края – слезой

слепит:

Вася, Дениска, Галя – летят,

летят,

Мой Динамит Кастрюлькин

летит, летит...