Андрей Краснящих  |
| Пруст не врал и не рисовался.
Фото конца XIX века |
В своем знаменитом опроснике, том, которым до сих пор мучают гостей на всяких ток-шоу, 12-летний Пруст написал, что его любимый литературный герой – Гамлет. Ну, Гамлет и Гамлет, какая разница.
Но, очевидно, Пруст не врал и не рисовался. Ибо лет через надцать, борясь за новый стиль, нового Пруста, он в преддверии «Поисков» – в поисках «Поисков» – пишет пародии, вернее, пастиши («Пастиши и разные тексты», другой вариант перевода – «Подражания и прочее»; книгой выйдет в 1919-м). Пересмешничает, как Гамлет, не просто резвится, а набивает руку на болванках. Старый стиль XIX века сборника рассказов и стихов «Утехи и дни» (1896) и романа «Жан Сантёй» (опубл. 1952) не годился для того, что Пруст хотел рассказать, изобразить в новую, что потом с него, Кафки, Джойса и начнется, эпоху – модернизма. А болванками, сиречь куском твердого материала, представляющего собой заготовку для изделия, стали Бальзак, Флобер, Гонкуры, Ренан и
т. д. – не последние стилисты, да? Но ведь XIX века, угу? Разница между ними и модернизмом, «потоком сознания» – огромна.
Как и разница между Львом Толстым и Чеховым – если не модернистом, то предмодернистом, во всяком случае, писателем уже сильно не XIX века: Чехов до Чехова, Антоша Чехонте (фельетоны, юморески, «мелочишко»), брал и переписывал Толстого, набивая на нем руку. Что-то такое, пересмешничанье, происходило и с «еврейским Марком Твеном» Шолом-Алейхемом и «американским Шолом-Алейхемом» Марком Твеном, когда в их творчестве менялся век на век. А кто уже в XX ни переписывал Кафку?
Гамлет Шекспира паясничает, кривляется, но передразнивает только врагов, которых затем убьет, или противников, что умрут из-за него: Полония, Офелию, короля, Гертруду, Лаэрта. Он же не обычный убийца, мститель из комиксов, ему нужно понять, вжиться в их душу, примерить на себя: а я бы так смог, может, и я – под весом обстоятельств – сделал бы то же самое? А потом вычеркивает.
Многое под этим углом открывается в его поучении актерам – там, где не «иродить Ирода» и «держать зеркало». Пастиш, не пародия, стилизация. Ну а в стилизации главное что? Плавность – или мягкость, как говорит Гамлет: «Произносите монолог, прошу вас, как я вам его прочел, легким языком; а если вы станете его горланить, как это у вас делают многие актеры, то мне было бы одинаково приятно, если бы мои строки читал бирюч. И не слишком пилите воздух руками, вот этак; но будьте во всем ровны, ибо в самом потоке, в буре и, я бы сказал, в смерче страсти вы должны усвоить и соблюдать меру, которая придавала бы ей мягкость».
Поток сознания – течет, новый стиль Пруста, которым написаны «В поисках утраченного времени», все, и тот, кто их не воспринял, называли «бархатистым» или похожими словами. Разве не в этом цель любого подражания – научиться не имитировать и копировать, а методу обращения с материалом – словом? Мягким на ощупь, звучащим на слух и очень эластичным.
Само слово «бархатистость» и его оттенки встречаются в «Поисках» часто: трава, рощицы, кресла, курточка, обложка молитвенника, ковер, точнее – шаги по нему, вечерний воздух (темно-лиловый который), даже колокольня, даже театральная пьеса. Впрочем, не «даже»: «<…> балкон покрывался устойчивым, несокрушимым золотом погожих дней, на котором четко очерченная тень кованой решетки балюстрады ложилась черным узором, словно прихотливо разветвившееся растение, и мельчайшие детали этого узора были выведены с такой тонкостью, что он казался произведением зрелого художника, уверенно кладущего каждый штрих; и его спокойная темная и счастливая масса рисовалась с такой рельефностью, с такой бархатистостью, что поистине эти широкие, похожие на листья, полосы тени, покоившиеся на солнечном озере, как будто знали, что они являются залогом душевного мира и счастья» («По направлению к Свану»).
И совсем уже определенно: «Часто писатели, в сердце которых уже не рождаются эти загадочные истины, начиная с некоторого возраста пишут лишь с помощью своего рассудка, забирающего все большую и большую силу; поэтому в книгах их зрелого возраста больше силы, чем в юношеских, но зато исчезает прежняя бархатистость…» (Андре Моруа. «В поисках Марселя Пруста»).
* * *
Написанный в 1600–1601 годах «Гамлет» тоже продукт нового века, новой эпохи – не ренессансной, а маньеристской. И вообще, вы же знаете, все вещи Шекспира – это переписывание античных сюжетов, итальянцев, современников; и у «Гамлета» был свой «Прото-Гамлет» – несохранившаяся пьеса Томаса Кида.
Харьков
