Андрей Мартынов Известна легенда о фригийском царе Мидасе, который все, к чему притрагивался, превращал в золото.
Советский Союз в отношении с интеллектуалами предстает Мидасом наоборот. Любое сотрудничество с властью обращало предлагаемый режиму проект в прах.
Даже если интеллектуал симпатизировал режиму, как издатель Зиновий Гржебин, или просто был ему лоялен, как скульптор Вадим Сидур, это не гарантировало успеха и нормального существования. Так, Гржебин сразу же после октябрьского переворота в ходе работы с наркоматом (министерством) просвещения стал испытывать различные трудности. Да и Сидур, храбро сражавшийся в годы Великой Отечественной войны, при жизни не смог организовать на родине ни одной выставки, в то время как за рубежом их прошло более тридцати.
Естественно, что культурная элита на определенном этапе оказывается в неизбежной оппозиции к власти. Правда, сначала она предпринимала попытки вынужденного сотрудничества. В одном из писем Борис Пастернак признавался: «Я давно уже опять на мели. Но с этими мелями надо попытаться покончить раз навсегда, мне хочется отбить все будки и сторожки откупных тем, дольше я терпеть не намерен. Хочу начать с 1905 года». А затем, передавая Серджо Д`Анджело рукопись «Доктора Живаго», говорил: «Вы меня пригласили взглянуть в лицо собственной казни». А ведь Нобелевская премия за роман действительно честь, оказанная не только автору, но и всей советской литературе, как утверждал Пастернак в письме к руководству Союза писателей, а позднее писал: «Что же сделал я за пакость,/ Я убийца и злодей?/ Я весь мир заставил плакать/ Над красой земли моей». Тем не менее она действительно стоила жизни автору «Воздушных путей».
Не менее сложна проблема нормальной интеллектуальной жизни, предполагающей свободное общение и доступ к любой необходимой информации. Из дневников супруги Сидура видно, что некоторые книги они вынуждены были читать в обратном переводе или слушать по радиоголосам.
Если продолжить аналогию с Мидасом, можно вспомнить слова Владимира Набокова о тираническом режиме, убивающем курицу, которая несет им золотые яйца.
С чем связана подобная негибкость коммунистического строя? Очевидно, с изначальной деструктивностью советской власти, ограничивавшей интеллектуальную свободу художника различными цензурными запретами и предписаниями, а в случае их нарушения применявшей репрессию. Напомню, что, например, Николай Гумилев был расстрелян спустя полгода после провозглашения Новой экономической политики – относительно либерального периода большевизма, а разнос выставки современного искусства в Манеже, в которой, между прочим, приняли участие многие друзья Сидура, учиненный Никитой Хрущевым, приходится на время оттепели.
Забавно, что основатели марксизма, возможно неосознанно, сами придумали определение собственной системы, тогда еще существовавшей в теории, – «общество активной несвободы». Поэтому не стоит говорить о цензурном запрете в отношении таких лояльных власти литераторов, как другой нобелевский лауреат Михаил Шолохов, Александр Фадеев или Сергей Михалков.
Если верить Овидию, Мидас в итоге освободился от «золотого проклятия», искупавшись по совету Диониса в реке Пактол. Советский Союз, даже смягчив в конце своего существования цензурные рамки, тем не менее обратился в то, во что превращал предлагаемые ему начинания. Из праха взят – в прах возвратился.
