Символ веры заменит "китайская мечта"

Компартия всерьез занялась «китаизацией» мусульманского населения Поднебесной. Фото Reuters

Руководство Коммунистической партии Китая (КПК) проводит в жизнь серьезную реформу в сфере идеологии. Вслед за запретом членам партии «искать ценности в религии», который обозначил на страницах печатного органа КПК журнала «Цюши» директор Государственного управления по делам религий КНР Ван Цзаоань (см. подробности в «НГР» от 02.08.17), к религиозной тематике обратился октябрьский съезд КПК. Заместитель главы отдела Единого фронта ЦК КПК Чжан Ицзюн заявил о «китаизации» религий и приспособлении их под социалистическое общество как об одной из главных партийных задач. Последние события в Китае показывают, как эти замыслы воплощаются.

Отдел Единого фронта – это подразделение ЦК, отвечающее за взаимоотношения с внепартийными элитами Китая: лицами и организациями, представляющими влиятельные общественные группы. Сообщества верующих, таким образом, находятся в сфере профессиональных интересов отдела – особенно начиная с апреля 2016 года. Тогда председатель КНР Си Цзиньпин первым за 15 лет из глав Китая возглавил рабочую конференцию по делам религий. Перед ним, в 2001 году, подобное сделал Цзян Цзэминь: это произошло после самосожжения нескольких последователей течения «Фалуньгун» на площади Тянаньмэнь. Тогда глава государства объявил бой «деструктивным культам», и стратегию «китаизации» религий, которую продвигает председатель Си, можно назвать продолжением линии Цзян Цзэминя. Официально в стране функционируют лишь пять «патриотических религиозных объединений»: буддийское, даосское, мусульманское, протестантское и католическое. Религиозные течения ставятся под государственный контроль вовсе не только мирными средствами, и вопрос вероисповедания тесно связан с этническим.

Одной из главных целей «китаизации» религий в стране является борьба с сепаратизмом в Синцзянь-Уйгурском автономном округе и Тибете. «Религии необходимо сохранять и развивать, интегрировать в общество в соответствии с тенденциями социального развития того или иного государства. В противном случае они могут прийти в упадок и даже породить большие проблемы», – заявил на съезде в октябре 2017 года Чжан Ицзюн. Опасаясь проникновения исламского экстремизма из соседнего Афганистана, китайские власти в Синцзяне принимают широкий диапазон мер против него – вплоть до строительства стены на афганской границе (см. «НГР» от 15.03.17). В их числе – суровый контроль над мусульманским населением региона.

Через организованные правительством «лагеря перевоспитания», сообщает Radio Free Asia со ссылкой на местных активистов, за последний год могли пройти до 800 тыс. мусульман-уйгуров из 22-миллионного населения автономного района, а в данный момент в них содержится 120 тыс. человек. Отчет о состоянии религиозной свободы в Китае, представленный Конгрессу США Комиссией по международной религиозной свободе (USCIRF) в 2017 году, также обвиняет китайские власти в притеснениях мусульман. «Озабоченность правительства вызывали «три зла: этнический сепаратизм, религиозный экстремизм и терроризм», что использовалось как основание для ограничения религиозной практики уйгуров-мусульман», – сообщали авторы отчета. Власти, гласит отчет, также стремились и стремятся к репатриации уйгуров, многие из которых ищут за границей убежища от притеснений по религиозному признаку.

В ноябре 2017 года, сообщает Reuters, Китай призвал Таиланд «немедленно привлечь к ответственности» 25 уйгуров, совершивших побег из фильтрационного лагеря, в котором они содержались. В таиландском лагере группа из двух сотен уйгуров содержалась с 2014 года. Ее члены называли себя гражданами Турции и настаивали на том, чтобы быть возвращенными именно туда, однако в 2015 году 100 человек были насильственно возвращены в Китай. Это вызвало протесты правозащитников, считавших, что на родине они могут быть подвергнуты пыткам, а официальный представитель китайского МИДа Лю Канг заявил, что сотрудничество с Таиландом по возвращению «соответствующих лиц» в руки китайского правосудия будет расширяться.

Кроме того, в январе с.г. Китай ввел запрет на участие в мусульманских обрядах детей в уезде Линься провинции Ганьсу, населенной мусульманами-хуэй. В июле 2015 года в китайской тюрьме умер заключенный имам-казах, а 29 января с.г. после 40-дневного заключения в Урумчи скончался Мухаммад Салих Хаджим – богослов и переводчик Корана на уйгурский язык. «Заключение пожилого человека без предъявления обвинений красноречиво свидетельствует о том, как китайские власти ведут свою «перевоспитательную кампанию». Пощады нет даже тем, кто утвержден правительством, – членам религиозного истеблишмента», – цитирует Radio Free Asia заявление директора правозащитной организации «Права человека для уйгуров» (Uyghur Human Rights Project – UHRP) Омера Каната.

Ведущий научный сотрудник Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН Ирина Гарри рассказала «НГР», что ужесточение контроля за мусульманами Синьцзяня связывают с главой парткома КПК Синьцзян-Уйгурского автономного района Чэнь Цюаньго, подавившего протест в Тибете, превратив его районы в военизированную зону. «В Тибете во всех больших монастырях установлены видеорегистраторы, постоянно находится большое количество полицейских в штатском, поблизости сосредоточены армейские подразделения. Власти запретили поездки тибетских монахов в Индию на учебу и визиты тибетских лам из-за границы. В начале 2017 года Чэнь Цюаньго был назначен партсекретарем в Синцзян-Уйгурский автономный район, где тут же начал внедрять испробованную в Тибете систему блокпостов, полицейских кордонов, вооруженных машин и постоянных патрулей. Сейчас в Синьцзяне запрещены все социальные сети кроме WeChat, запрещается покрытие лица, «ненормальные» бороды, ножи можно купить только после регистрации ID. А на XIX съезде КПК Чэнь Цюаньго стал членом Политбюро КПК», - сообщила эксперт.

Не лучшие времена переживают и китайские христиане. С 2014 года, согласно упомянутому выше отчету USCIRF, в Чжэнцзяне в рамках кампании по борьбе с «нелегальными постройками» было уничтожено до 2 тыс. принадлежащих христианам строений – в том числе 600 крестов, венчающих церковные здания. Последними – и самыми громкими – новостями этой кампании стали взрывы протестантской мегацеркви Золотого Семисвечника 9 января и католического храма в деревне Чжифанг 27 декабря в провинции Шаньси. Оба храма успели просуществовать около 20 лет. Ряд неопротестантских течений, существующих внутри страны, считаются «деструктивными культами»: за участие в них, сообщает Radio Free Asia, в январе с.г. шестеро адептов из Юньнани получили по 13 лет тюремного заключения.

На фоне подобных событий активизировавшиеся отношения Пекина с зарубежными христианскими конфессиями в мире выглядят противоречиво. Например, с 7 по 16 января с.г. Китай посетила делегация Всемирного совета Церквей (ВСЦ). Правда, визит этот был нанесен только Китайскому комитету патриотического движения христиан за «тройную независимость» – официально признанной в стране ассоциации протестантов: представители ВСЦ посетили библейскую школу в Шэньси и Шанхайскую семинарию. При этом лидеры Триединого движения тоже отнюдь не неприкасаемые, так, пастор одной из крупнейших в Китае «официальных» Церквей в Ханчжоу Юэсэ (Джозеф) Гу неоднократно арестовывался. Официально поводом для заключения под стражу было расследование нецелевого расходования государственных средств, но верующие склонны считать, что настоящей причиной было активное выступление пастора против кампании по снятию крестов с церквей.

Опубликованная 1 февраля с.г. Reuters информация из неназванного источника в Ватикане о том, что в ближайшие месяцы Святой престол может заключить с Китаем договор о признании Католической патриотической ассоциации Китая, который фактически сделает ведущую роль Пекина в назначении епископов на территории страны легитимной в глазах католического мира, немедленно столкнулась с жесткой критикой со стороны гонконгского кардинала и архиепископа на покое Иосифа Чэнь Жицзюня. «Это не лучший вариант, но мы не знаем, какова будет ситуация через 10 или 20 лет. Она может сильно ухудшиться. Мы по-прежнему будем как птица в клетке, но клетка будет больше», – сказал ватиканский источник журналистам. Кардинал Чэнь в открытом письме на своей странице в Facebook назвал капитуляцией любое подобное соглашение. В свою очередь, госсекретарь Ватикана кардинал Пьетро Паролин в интервью газете Stampa напомнил ему, что «никакая личная точка зрения не может считаться официальной интерпретацией того, что хорошо и что плохо для китайских католиков».

Доцент Центра изучения религий РГГУ Алексей Юдин считает, что, даже если соглашения между Ватиканом и КНР будут подписаны, их исход может быть непредсказуем. «Во-первых, остается актуальной проблема «двух Китаев», – сказал он «НГР». – Во-вторых, в отношении католиков КНР проводит жесткую политику по старому сценарию: это создание национальной Церкви и непризнание той полноты канонической связи, которую епископы должны иметь со Святым престолом. В меньшем масштабе, чем раньше, но продолжаются и репрессии, и снос церквей. Но переговоры между Святым престолом и КНР идут давно, и предугадать их исход проблематично: неизвестно, например, какова идентичность католиков, не находящихся в полной юрисдикции Ватикана. Прошло довольно большое время, появились целые поколения сформированных на новый лад китайских католиков. Нам сложно спрогнозировать их реакцию, оценить их мотивацию – даже в плане статистики мы не имеем внятных цифр.

 Резюмируя: это не та реальность, в которой дипломатические соглашения могут привести к прямым и адекватным, «европейским» результатам». Поэтому, считает эксперт, отношения с Пекином остаются сегодня одним из самых сложных и важных вызовов, стоящих перед Святым престолом.  

«В Китае идет общее ужесточение отношения к религиям – как к иностранным, так и к китайским, – полагает профессор РУДН востоковед Юрий Тавровский. – Посещать церкви строго-настрого запрещено членам партии; кроме того, к иностранным христианским течениям огромный интерес проявляет молодежь. В том числе и к православию. Поэтому, несмотря на визит патриарха Кирилла и прекрасные китайско-российские отношения, его сдерживают. Нельзя исключить и такой аспект: поскольку усиливается сдерживание Китая западными странами, руководство КНР опасается, что на него идут «крестом и мечом», что именно так в Китае будет формироваться «пятая колонна». Тем более что в западных вузах обучаются тысячи китайцев, домой они возвращаются крайне прозападно настроенными и в том числе являются проводниками религий».

Однако корни идеологической политики КПК, считает эксперт, уходят в глубину китайской истории: «В Китае провозглашена национальная стратегия «китайской мечты», возрождения китайской нации и реванша за столетие, начавшееся с опиумных войн. Их, можно сказать, благословили Церкви – миссионеры шли в Китай стройными рядами. По результатам подписанных по итогам войн договоров миссионеры пользовались экстерриториальностью, поэтому знаменитое восстание боксеров сопровождалось массовыми убийствами миссионеров и обращенных китайцев». Глубину исторических конфликтов, связанных с зарубежными религиями в Китае, необходимо учитывать, полагает Тавровский.