Во что верит крестный отец "Игры престолов"

Джордж Мартин: «Если бы из мириад религий, которые сейчас представлены на земле, священники одной действительно могли воскрешать людей – эта религия стала бы довольно популярной». Фото Александра Демьянчука/ТАСС

Автор цикла романов в жанре фэнтези «Песнь льда и пламени» Джордж Мартин не нуждается в представлении. Не в последнюю очередь – благодаря каналу HBO и основанному на его книгах сериалу «Игра престолов», седьмой сезон которого закончился 27 августа с.г. Но если упоминания о «приближающейся зиме» или неосведомленности Джона Сноу уже превратились в своего рода идиомы, то другие детали мира Вестероса далеко не так хорошо знакомы широкой публике. На некоторые из них писатель пролил свет во время своей первой в России пресс-конференции, которая состоялась в Санкт-Петербурге 16 августа.

Одна из них – это боги мира Семи королевств. Их существование и влияние на сюжет несомненно, но опосредованно: вероучительные системы ойкумены «Песни льда и пламени» находятся на периферии повествования, концентрирующегося на противостоянии могущественных аристократических домов. Ранее Мартин отмечал, что придумывает не богов, а религии и в описанном им обществе, примерно соответствующем европейскому Средневековью, культы куда могущественнее и влиятельнее, чем божества, которым поклоняются герои, а чудеса и магия в Вестеросе редки; впрочем, и цикл романов, и телесериал еще далеки от завершения.

В описанном Джорджем Мартином мире поклоняются множеству богов. Королевства Вестероса почитают семерых – Отца, Мать, Воина, Кузнеца, Деву, Старицу и Неведомого, семь лиц единого бога. Вокруг сакрального числа выстроена и мифология этой религии: у ее храмов по семь сторон и семь куполов. Именно ее возглавил при помощи надеявшейся, но не сумевшей совладать с его амбициями Серсеи Ланнистер в пятом сезоне сериала (и «Пире стервятников», четвертой книге цикла) Его воробейшество – странствующий септон (жрец), отличающийся несгибаемой волей и фанатичной верой. Кочевники-дотракийцы, с которыми странствовала Дейнерис Таргариен, почитают Великого жеребца. В Браавосе Арья Старк обучалась мастерству убийцы у Безликих – напоминающего монашеский орден общества слуг Бога Смерти, Многоликого. На помощь Владыки Света Р’глора положился брат погибшего короля Роберта Баратеона Станнис. Наконец, на севере в мире Мартина сохраняется вера в Старых богов – анимистический культ многочисленных безымянных духов, населяющих все вокруг. Их чтут одичалые и многие северяне, и им же приносит клятву Джон Сноу, вступив в Ночной дозор. Наконец, жестокие пираты и мореходы Железных островов поклоняются Утонувшему богу.

Джордж Мартин, который считает Толкина отцом всего современного эпического фэнтези, признается, что не следует по его стопам: «Множество исследований посвящено тому, что Толкин, хотя сам и был католиком, не включил во «Властелин колец» никаких формализованных религий: у него нет ни духовенства, ни храмов. Это любопытно, но, не зная причин или литературных теорий на этот счет, я не хотел идти этим путем. Я изучал Средние века и представлял себе, насколько важной была религия для этого времени, поэтому я и решил включить в свой мир разветвленную религиозную систему», – сказал писатель на пресс-конференции, отвечая на вопрос корреспондента «НГР».

Что до его собственного религиозного бэкграунда, то выросший в католической семье в Нью-Джерси и получивший некоторое католическое образование Мартин всегда был немного скептиком, выводя из себя священника и монахинь своими неподобающими вопросами. «Я оставил католичество в колледже, поэтому думаю, что если Толкин был ревностным католиком, то я довольно скверный экс-католик и скептик, – говорит Мартин. – Невозможно отрицать важность религии для истории человечества, и я постарался отразить это в романе, но мне всегда было интересно то, как религия сочетается с фантастическим миром. Некоторые говорят, что религия – это и есть фэнтези. Но в фэнтези присутствуют священники, маги, а иногда – посещающие мир боги, которые действительно способны творить чудеса: я думаю, что это в корне меняет природу религии и реакции общества на нее. Если бы из мириад религий, которые сейчас представлены на земле, священники одной действительно могли воскрешать людей – эта религия стала бы довольно популярной. Я исследую этот вопрос и в книгах пришел к некоторым интересным ситуациям, затрагивающим религиозные проблемы».

Отвечая на вопрос о том, вдохновлялся ли он русской историей во время работы над своей эпопеей, Мартин признался, что на английском языке недостаточно хорошей литературы о русском Средневековье, «чтобы воровать еще и оттуда». Впрочем, среди фанатских теорий русских читателей и телезрителей, возможно, есть и такие, которые возводят в ранг авторского замысла напрашивающиеся параллели с опричниной вооруженного для борьбы с оппозицией псевдомонашеского ордена фанатиков-воробьев, получивших почти ничем не ограниченную власть. Одной из своих главных задач во время работы над «Песнью льда и пламени» (к которой Мартин приступил, будучи уже писателем с 20-летним стажем) он видел в том, чтобы показать сложность и многогранность фэнтезийных миров. И, говоря о том, как он решает им же поставленную проблему «последнего орка» в толкиновском мире (задавший его публицист Егор Холмогоров сравнил Серсею Ланнистер с Дональдом Трампом, а Белых ходоков – с Ким Чен Ыном), заменив разумную расу врагов человечества, о судьбе которых после победы над Сауроном ничего не известно, ожившими мертвецами, Мартин сказал, что поклонникам стоит дождаться финала и увидеть его комментарий, который «дожидается своего часа». Учитывая то, насколько широко Мартин использует историю Европы в своих книгах, мы можем только предполагать, дождется ли Вестерос своих Реформации и Тридцатилетней войны.