Артур Приймак
На Северном Кавказе ликвидировали анклавы экстремистов, но радикальную проповедь искоренить гораздо сложнее. Фото PhotoXPress.ru
Объявленная властями Чечни идея запрета в России ваххабитской идеологии много раз «обкатывалась» на региональном уровне еще с 1990-х годов, когда в Чечне шли военные действия, ваххабитские отряды вторгались в Дагестан, а в Москве и Волгодонске взрывались дома. В ряде республик Северного Кавказа сохраняются законы того времени, запрещающие ваххабизм. Но буква закона это одно, а практика – совершенно другое.
2 августа 1998 года президент Ингушетии Руслан Аушев при содействии мусульманских авторитетов вынес решение о запрете ваххабизма в республике. Год спустя инициативу Ингушетии подхватил Дагестан. 16 сентября 1999 года Народное собрание (парламент) Республики Дагестан (НС РД) приняло закон о полном запрете ваххабизма в республике. В мае 2000 года НС РД внесло в Госдуму предложение распространить дагестанскую законодательную инициативу на всей территории России. В том же году идеологию «чистого ислама» запретили в Карачаево-Черкесии, в 2001 году – в Кабардино-Балкарии. В 1999 году заявления о возможности запрета ваххабизма шли из Татарстана, но дальше слов там дело не продвинулось. Более того, власти поволжской республики, по мнению некоторых наблюдателей, позже перешли с «чистым исламом» на договорные отношения. Похожие с Татарстаном процессы идут в нынешней Ингушетии, где глава республики Юнус-Бек Евкуров, в отличие от муфтия республики Исы Хамхоева, не исключает возможности соглашения с салафитскими кругами и лидерами.
В Чечне попытались поставить «рогатки» ваххабизму еще при Аслане Масхадове. Второй «президент Ичкерии» видел в ваххабитах своих политических конкурентов, которые вырывали власть из рук слабой «светской» вертикали во главе с Масхадовым. Кончилось это тем, что Масхадов оставил ваххабитов в покое и даже стал отращивать бороду «по Сунне». Деятельность последователей Мухаммеда ибн Абдулваххаба в Чечне пресек только Ахмат Кадыров. Исповедание «чистого ислама» в Чечне запрещено начиная с 1999–2000 годов.
Стоит отметить, что в Чечне в обиходе слово «ваххабит» почти не применяют, поскольку «Аль-Ваххаб» («Дарующий») – атрибут Аллаха. Джихадистов чеченцы именуют «шайтанами». Во всех регионах России, где ваххабизм запрещен, оговаривают, что это запрещенное слово в законодательных актах употреблено как собирательный термин для всех представителей деструктивных исламистских течений. С научной точки зрения к идеальному типу ваххабита, описанному исследователями, нельзя отнести почти ни одного россиянина из этого течения. Шамиль Басаев носил амулет, что, по убеждению «чистых» ваххабитов, ширк (идолопоклонство), употреблял алкоголь и наркотики. Багаудин Кебедов, Зелимхан Яндарбиев, Саид Бурятский никогда себя ваххабитами не называли. Среди последователей тех исламистских организаций, чья деятельность в России запрещена, практикуется «такийя» – сокрытие своих убеждений в случае опасности, заимствованное Абдулваххабом у шиитов. Ни один последователь группировки «Хизб ут-Тахрир» (признана в России террористической организацией) публично не скажет о принадлежности к этой организации, но назовет себя просто мусульманином. Отрицание принадлежности – это непризнание своей виновности, что, как известно, учитывается судом любой инстанции.
Когда по Северному Кавказу стали ставить ваххабизму законодательные «рогатки», против этого выступили многие эксперты из Москвы. Например, ныне покойный религиовед Николай Трофимчук, профессор Российской академии госслужбы при президенте России (РАГС), утверждал, что если Москва откликнется на предложение Дагестана о запрете ваххабизма на всей территории России, она будет «втянута в идейно-политическую авантюру», которая «только усилит позиции ваххабизма». Трофимчук считал дагестанский антиваххабитский закон проявлением «эгоистических интересов дагестанского руководства», отмечая, что текст закона четко не говорит, кого вообще можно отнести к ваххабитам, а следовательно, запрет ваххабизма «по-дагестански» противоречит федеральному закону «О свободе совести и религиозных объединений» и Конституции России. Той же логикой, что и Трофимчук, руководствовался комитет Госдумы по делам общественных и религиозных организаций, который в 2000 году «запорол» инициативу Дагестана по общероссийскому запрету ваххабизма. Действия власти Кабардино-Балкарии против ваххабитов в начале нулевых годов привели к почти анекдотической ситуации: муфтий КБР Шафиг Пшихачев был вынужден заявить главе МВД КБР Хачиму Шогенову, что «не всякий верующий мусульманин обязательно ваххабит».
Впрочем, в самом Дагестане, формально сохраняя запрет на распространение ваххабитской идеологии, с фактическим запретом были вынуждены распрощаться. Начиная с 2011 года в республике действует правовой режим салафитско-суфийского диалога, который де-факто дает «чистому исламу» легальное место в мусульманском поле республики. Весьма показателен случай с принятым в апреле с.г. дагестанским законом «О профилактике экстремистской деятельности». В изначальном тексте пояснительной записки к этому документу говорилось, что с принятием этого закона в республике аннулируется действие антиваххабитского закона от 1999 года, а ваххабизм – это государственная идеология Саудовской Аравии, с которой у России дипломатические отношения. Таким образом, закон отделял джихадистский террор в Дагестане от идеологической начинки джихадизма, которая, если разбираться предметно, действительно восходит к религиозным авторитетам Арабского Востока. Этот водораздел разграничивал поля деятельности силовиков и духовенства: преступные действия «лесных» боевиков (убийства, хранение оружия, антиконституционные призывы и т.д.) «ушли» к силовикам, а разоблачение вероубеждения – к духовным авторитетам и экспертам по исламу. Как видно, лишь последние могут определить, чем условный ваххабизм отличается от условного «неваххабизма», но запретить условный ваххабизм может только суд. Представление в суд на запрет чего-то выносит прокуратура. Запретить идеологию куда сложнее, чем организацию. Практика показывает, что и по запрету организаций интересы прокуратуры «спотыкаются» о встречные интересы влиятельных структур и людей, связанных с запрещаемой организацией разнообразными отношениями. «Братья-мусульмане», «Таблиги джамаат» и т.д. до своего запрета в России опирались на определенную ресурсную поддержку, что впоследствии затруднило процедуру их делегитимизации. Известно, что когда в России запрещали таблигистов, за них заступался муфтий Саратовской области Мукаддас Бибарсов.
Известны случаи, когда джихадисты без труда обходили судебные запреты. В январе 2015 года сотрудники ФСБ нашли в симферопольском офисе крымской организации «Созидание» «Книгу единобожия» – главную работу Абдулваххаба, запрещенную в России. Директор «Созидания» Али Мухаммед Таха до 2015 года был главой крымского филиала «Аль Раид». Вкратце история этой организации такова. Когда в Украине при Викторе Ющенко запретили организацию «Ар Раид» – местный филиал «Братьев-мусульман», то раидовцы переназвались в «Аль Раид», зарегистрировались в Минюсте Украины и снова вошли в украинское правовое поле. Напомним, что египетская диаспора Украины ранее критиковала раидовцев за участие в выступлениях украинских мусульман в поддержку «Братьев-мусульман» и экс-президента Египта Мухаммеда Мурси. Нет уверенности, что и в дальнейшем трюк с переименованием поможет сомнительным организациям продолжать «цепочку перерождений».
