К антисемитизму подошли выборочно

Жуков Д., Ковтун И. Антисемитская пропаганда на оккупированных территориях РСФСР, 1941–1944 гг. 

– Ростов-на-Дону: Феникс, 2015. – 351 с.

Новое исследование тандема военных историков, поднаторевших в книгах о русских эсэсовцах, подготовлено и выпущено при поддержке фонда «Холокост» и рассказывает о той пропаганде ненависти, которую гитлеровцы и их пособники развернули на оккупированных территориях СССР в отношении еврейского народа. Авторы как следует поработали с первоисточниками, однако большие вопросы вызывает принцип подбора таковых.

Пристально рассмотрены печатная периодика и агитпродукция (листовки, плакаты, причем ряд материалов, напрямую не относившихся к антисемитской пропаганде – вроде плаката «Гитлер-освободитель»), но не книги. Если книга барона Александра Меллер-Закомельского (под псевдонимом А. Мельский) «У истоков великой ненависти» попала в обзор авторов, хотя вышла в 1942 году в Берлине (с. 147–148), то изданный в 1944 году в Риге (между прочим, тиражом 5 тыс. экз.) опус некоего Дависа (далее называемого в книге Давыдовым) «Иудейство» – нет. Последняя книга менее известна, чем сочинение Мельского, но посвящена именно иудаизму как религии, и ею активно пользуются современные антисемиты, пытаясь доказать якобы ритуальный характер расстрела семьи Николая II.

Далее, при рассмотрении периодики принцип ее отбора вроде бы географический – берутся в учет лишь те издания, которые выходили на территории РСФСР в границах 1941–1945 годов. Однако затем выясняется, что имеется и языковой критерий. Например, хотя Крым входил тогда в состав РСФСР, от рассмотрения многочисленных антисемитских публикаций в газете «Азат Кърым» авторы ушли, так как издавалась она на крымско-татарском языке. В то же время рассмотрена статья в рижском журнале «Новый путь» (с. 233–234) – потому что он выходил на русском языке, хотя и не на территории РСФСР.

Собственно, об использовании в нацистской пропаганде религии Жуков и Ковтун пишут мало. Упомянуто, что «главным «источником ненависти» был объявлен Талмуд – многотомный свод правовых и религиозно-этических положений иудаизма» (с. 151), на двух страницах рассмотрены примеры того, как эта тема эксплуатировалась в печати на оккупированной территории. Повторно к этой теме авторы возвращаются, рассматривая вопрос, как нацистские пропагандисты из числа коллаборационистов трактовали религиозные гонения в СССР. Начальник Главного управления казачьих войск Имперского министерства оккупированных восточных территорий Петр Краснов писал своим станичникам в 1944 году в газете «На казачьем посту»: «Ненавидящий Христа жид-большевик убрал, отнял, уничтожил пасхальную радость Светло-Христова воскресенья» (с. 190). Освободителем от этого «гнета» выставлялись гитлеровцы, сумевшие подключить к пропаганде и часть православного духовенства. Например, обновленческий архиепископ Острогожский и Валуйский Алексий (Щербаков) заявлял со страниц районной газеты «Острогожский листок» (Воронежская область) в сентябре 1942 года: «Милосерднейший Господь в лице благороднейшей личности Адольфа Гитлера дал спасение Церкви и избавление от жидовского ига православному русскому народу. Свершилось чудо: сгинула жидовско-сатанинская нечисть…» (с. 192). Однако вне поля зрения автора остались здравицы мусульманских деятелей, звучавшие со страниц уже упомянутого «Азат Кърыма» и других подобных изданий, так что описанная ими картина выглядит опять-таки не вполне полной и потому однобокой.

Это признал и Дмитрий Ковтун на презентации книги 1 декабря 2015 года в РГГУ, отвечая на вопрос, имела ли место антисемитская пропаганда в коллаборационистских изданиях для мусульманских народов СССР: «Да, использовалась на всю катушку… Были издания и для горцев Северного Кавказа, была газета «Газават», которая издавалась на русском языке, использовавшаяся для исламской пропаганды, причем Гитлер в ней представал как сугубо положительный персонаж… И в этой пропаганде, разумеется, присутствовал антисемитизм. В рамках данной работы мы этот вопрос не заостряли, так как нас интересовала русская специфика». При чем здесь русская специфика, если речь идет в целом о ситуации в тогдашней РСФСР, не вполне понятно. То ли авторы перепутали «русское» с «российским», то ли название книги подбиралось без их участия.