И снова мания грандиоза

Кормчие меняются, а направление все то же – к построению развитого изоляционизма. Фото Reuters

«На вопрос, является ли Россия самостоятельной цивилизацией в семье крупнейших цивилизаций планеты, мы обязаны дать утвердительный ответ. Да, Россия – это страна-цивилизация, со своим собственным набором ценностей, своими закономерностями общественного развития, своей моделью социума и государства, своей системой исторических и духовных координат», – заявил патриарх Кирилл на открытии XVII Всемирного русского народного собора (ВРНС) в 2013 году. С тех пор как эти слова были произнесены и до нынешнего момента серьезного разговора по существу об истоках и философской природе предлагаемого главой РПЦ учения об «особой русской цивилизации и справедливости» не получается. Представители РПЦ старательно уходят от обсуждения откровенно дискуссионных идей патриарха, к примеру убеждения в том, что русским идеалом всегда была не конкуренция, не борьба за выживание, а «соревновательность, сотрудничество, солидарное общество», где «разные участники политических и экономических процессов являются не борющимися друг с другом конкурентами, а со-работниками». Также никто всерьез не анализировал утверждение патриарха о том, что историческая миссия России и в прошлом, и сейчас состоит в том, чтобы предложить человечеству «гармоничную форму общественного устройства», предложить новое устройство экономики, где будет преодолен разрыв между деньгами и трудом, где не будет спекулятивного капитала, игры на бирже и т.д.

Искушение национальной гордыни

Если мы во всем особые, живущие в другом, неевропейском мире, в соответствии со своей особой системой ценностей, тогда у нас нет никакого права, нет никаких оснований указывать другим народам дорогу в будущее. Если у нас собственное представление о добре и зле, то у нас нет оснований учить добру и правилам справедливости другие народы. Но если, как считает патриарх Кирилл, можно жить по исключительным представлениям о добре и зле, тогда на самом деле вся эта теория об «особой русской цивилизации» является призывом к русским выйти навсегда из европейской системы ценностей, из всех тех ценностей, которые сформировались на основе христианства. Если называть вещи своими именами, то концепция патриарха Кирилла об особой русскости выгодна прежде всего коммунистам, всем тем, кто отрицает общечеловеческую мораль, кто до сих пор считает, что морально все то, что, как говорил Ленин, служит делу победы коммунизма. Кстати, не следует забывать, что и гитлеризм был основан от начала до конца на идее об исключительности германской расы и германской морали.

В конце концов надо видеть очевидное: учение об особой русской цивилизации, как его излагает патриарх Кирилл, призывает не просто к тотальному изоляционизму, но к отказу от всей европейской культуры. Дьявол национальной гордыни, питающий убеждение патриарха Кирилла, что мы не просто крупнейшая, но особая моральная цивилизация, обладающая преимуществами над всеми другими цивилизациями, на самом деле толкает Россию на тотальный изоляционизм, который в условиях глобальной цивилизации приведет к тотальной маргинализации. 

Я не могу понять, почему этого не чувствует духовный лидер нашей Православной церкви. Да, членам КПРФ, да и то, наверное, не всем, выгодно учение патриарха, ибо позволяет уходить от однозначной христианской моральной оценки Сталина как несомненного злодея, ответственного за гибель миллионов и миллионов русских людей. Но зачем все эти теории христианину, православному человеку? Не пойму. И снова повторяю: эта идея исключительных моральных преимуществ своей нации принесла столько бед европейским народам.

Патриарх Кирилл: «Россия – это страна-цивилизация, со своим собственным набором ценностей».   Фото с сайта www.patriarchia.ru

Я считаю своим долгом обратить внимание прежде всего православной общественности на то, что учение об особой русской солидарной цивилизации, которое развивает в своих публичных выступлениях патриарх Кирилл, не просто наносит ущерб авторитету нашей тысячелетней Православной церкви. Это учение, скажу откровенно, – вымученный мессианизм, приходящий на смену прежнему, куда более органичному коммунистическому мессианизму, и является откровенным вызовом не только христианскому учению об изначальном моральном равенстве всех людей как тварей Божьих, но и всей русской культуре, и особенно русской религиозной философии ХХ века. Не забывайте, русская религиозная философия ХХ века всем своим существом была направлена против учения об особой русской цивилизации, против различных вариантов коммунистического мессианизма. Ведь очевидно, что сегодня, после всех ужасов русской – самой кровавой – Гражданской войны в истории Европы, Гражданской войны 1918–1920 годов, когда не только класс шел на класс, но брат шел на брата, сосед на соседа, после ужасов кровавой расправы русского крестьянина над «бывшими» и над собственной Православной церковью как-то неуместно, несолидно, слепо, по школьному повторять идеи Николая Данилевского, повторять то, что величайший русский философ Владимир Соловьев называл «поэзией и красноречием» Данилевского.

Владимир Соловьев называл учение Данилевского об особой русской цивилизации «поэзией», ибо в своем обширном труде «Россия и Запад» он не приводит ни одного факта, свидетельствующего о том, что русские, в отличие от европейских народов, обладают большим нравственным достоинством. Кстати, если уж вспоминать о Данилевском, то он и сам относился к своему учению как к мечте. Ведь он говорил не столько о той русской цивилизации, которая есть, а о той русской цивилизации, которая, как он верил, разовьется в будущем из пока что молодых и грубых корней русскости. Николай Данилевский избегал логических противоречий, которые присущи учению патриарха Кирилла об особой русской цивилизации. Если мы, русские, – особые, будем жить по своей особой системе ценностей, говорил Николай Данилевский, то мы и не имеем права чему-то учить Европу, живущую давно уже по другим, отличным от наших ценностям. А у Кирилла, как я обратил внимание, с одной стороны, мы особые, ни на кого не похожие, а с другой стороны – будем открывать человечеству в «критические минуты истории» путь в будущее. Тут, при всех мечтаниях, у естественника и биолога Николая Данилевского было больше уважения к логике, чем у естественника и биолога Владимира Гундяева.

Кроме того, Данилевский при всех своих мечтаниях был откровенный противник идеи коммунизма как «военного деспотизма» и так называемой «солидарной, коммунистической организации труда». Ему и в страшном сне не снилось, что кто-то будет использовать его учение об особой русской цивилизации для оправдания колхозного строя, нового русского крепостничества. Собственное глубинное противоречие учения Данилевского состояло в том, что он, с одной стороны, был на словах антизападник, а в своем тексте выступал как яростный критик крепостного права, как защитник европейских ценностей свободы и человеческой жизни. Патриарх Кирилл же, в отличие от Данилевского, в своих выступлениях делает все возможное и невозможное, чтобы принизить в глазах посткрымской России ценность человеческой свободы. Правда, надо быть справедливым: когда патриарх забывает о своей миссии, на мой взгляд, не нужной ему миссии идеолога посткрымского русского оптимизма и выступает перед слушателями как священнослужитель, как теолог, он говорит прямо противоположное. Здесь он говорит, что свобода как свобода выбора, как свобода греха, лежит в основе христианства, в основе христианской культуры.

Апология колхозного строя

Глубинное противоречие учения о «цивилизации справедливости» состоит в том, что, по сути, оно является разрывом с мечтаниями Николая Данилевского. Данилевский защищал право крестьянина на свой собственный клочок земли. А патриарх Кирилл, косвенно или прямо, будем говорить откровенно, создал свое учение об особой русской солидарной цивилизации для того, чтобы оправдать идею социалистического соревнования, идею колхозного солидарного труда, практику нового русского крепостного права. И здесь мне, честно говоря, становится страшно. Казалось бы, патриарх Кирилл, верующий человек, должен был напомнить нам о муках, страшных муках миллионов людей, связанных с созданием социалистического соревнования, колхозного строя. Это не «слезы и муки одного измученного ребенка», как у Федора Достоевского, а муки миллионов русских, украинских, казахских детей, умерших от голода зимой 1932/1933 года. Колхозный строй – это муки сотен тысяч крестьянок, оказавшихся в тюрьме за то, что они рискнули принести две жмени зерна своим умирающим от голода детям.

Когда протоиерей Всеволод Чаплин говорит, что сталинская эпоха конца 1940-х годов – это время возвращения России на путь православия, то мне становится страшно за судьбу нашего православия. Иван Ильин уже после войны, в конце 40-х писал, что не может быть ничего более противоестественного для посткоммунистической России, чем характерные для славянофильства настроения мессианизма, настроения славянофильской гордыни. После всего, что пережила, наделала Россия при Советах, говорил Ильин, не только неприлично, но даже бессмысленно и опасно говорить о нашей особой исторической миссии, опасно «ставить себе задачу «русификации» Запада. «Мы сами не оправдались перед судом истории. Мы сами не сумели отстоять ни нашу свободу, ни нашу государственность, ни нашу веру, ни нашу культуру. Чему же мы стали бы «обучать» Запад? Русский народ должен думать о своих собственных недостатках и пороках, о своем духовном возрождении…» – писал Ильин.

Я рискну утверждать, что все это учение об особой русской цивилизации и особой русской миссии придумано для того, чтобы мы ушли от серьезного разговора о преступлениях советской эпохи, о преступлениях большевиков, не только Ленина, но и Сталина, чтобы мы ушли от серьезного разговора о тех слабостях русской души, которые мы должны в конце концов преодолеть, чтобы оставаться частью человеческой цивилизации.

И отсюда, от изначального морального изъяна всех этих рассуждений об особой русской солидарной цивилизации – и ее глубинные противоречия. С одной стороны, напоминание патриарха Кирилла о том, что «у Христа нет избранных народов, он любит и ждет всех», а с другой стороны – вера или имитация веры в то, что именно русским была приготовлена сверхморальная судьба. На мой взгляд, ни в чем так не проявляется глубинная противоестественность этого учения об особой русской цивилизации, как в том, что оно является прямым вызовом духовной сути русской религиозной философии начала ХХ века и философскому наследию Ивана Ильина. И здесь снова одно не сходится с другим: тот же патриарх Кирилл бьет поклоны (и правильно делает) русской религиозной философии ХХ века, говорит о том, что она внесла (и действительно, внесла) огромный вклад в мировую культуру. А с другой стороны, здесь же он отстаивает идеи, прямо противоположные тому, что говорили основатели русской религиозной философии.

Первое, что приходит в голову в этой связи: и патриарх Кирилл, и протоиерей Чаплин, как я уже обращал внимание, связывают колхозы и социалистическое соревнование с сущностью православия. А Сергий Булгаков, кстати, тоже священник, центральная фигура русской религиозной философии, по убеждениям до мозга костей русский, напротив, считал, что коллективизация и колхозы были свидетельством человеконенавистнической природы советской системы и что именно практика колхозной жизни, насильственная коллективизация начала 30-х являются свидетельством изначального родства фашизма с русским коммунизмом. И «фанатизм советский», и фанатизм российский, националистический, пишет Сергей Булгаков уже во время войны с фашистской Германией зимой 1941–1942 годов, «жаждут все человечество обратить в колхозное послушное стадо и не останавливаются ни перед чем на путях своего агрессивного империализма. Оба... с одинаковым безбожием хотят обратить человечество в колхозных гомункулов и различаются, помимо исторического своего возраста… лишь флагом, но не методикой жизни». А патриарх Кирилл пытается нам доказать, что советская система была выше в моральном отношении, чем национал-социалистическая, ибо она была лишь «репрессивной», в отличие от «человеконенавистничества» фашизма.

Позиция РПЦ об особости русского пути льет воду на мельницу коммунистов. Фото сайта www.yuga.ru

Честно говоря, мне как русскому патриоту, посвятившему много лет, со студенческих времен (а это было полвека назад), изучению религиозной философии, до боли трудно слушать то, что говорит наш патриарх о советской истории, о Сталине, об идеалах солидарности и т.д. Православие, христианство, которые укрепили мои религиозные чувства, которые укрепились в моей душе благодаря текстам Сергия Булгакова, Николая Бердяева, Семена Франка, имеют малое отношение к нынешнему православию, которое косвенно, а иногда и напрямую оправдывает коммунистический эксперимент в России, которое никогда не говорит о безумной, страшной человеческой цене так называемых успехов индустриализации и модернизации при Сталине. Как можно говорить о том, что идея солидарности была главенствующей в советской жизни, в той жизни, которая до Хрущева, до оттепели была основана на страхе стать жертвой доносительства – не только со стороны коллег по работе, соседей, но даже со стороны собственных детей? Что здесь нашел солидарного патриарх Кирилл? Что солидарного в паранойе советских людей, призывающих расстреливать, убивать так называемых врагов народа?

Кстати, не только Николай Бердяев, Иван Ильин, Сергий Булгаков обращали внимание на страшную, непомерную человеческую цену успехов сталинской индустриализации, но и вполне советский писатель, атеист Константин Симонов, на мой взгляд, в полном соответствии с подлинным, настоящим христианством писал в своей книге «Сегодня и давно», изданной в 1974 году, в советское время, что «нельзя возвратиться к правде о Сталине», к его действительной роли в годы войны, не учитывая трагедию нашего народа, нашей армии в 1941–1942 годы. Говоря о Сталине, настаивал Константин Симонов, надо знать, что «именно на этом человеке лежит ответственность за начало войны, стоившее нам лишних миллионов жизней и миллионов квадратных километров опустошенных территорий. На этом человеке лежит ответственность за 37-й и 38-й годы».

Успехи и злодейство

А патриарх Кирилл, как мы убедились из его недавних выступлений, никогда ничего не говорит о страшной человеческой цене, заплаченной русским народом за «несомненные успехи» сталинского периода. Разве можно на одно место ставить успехи, а на другое место, как нечто равное – злодейство? Трагедия же состоит в том, что так называемые успехи были достигнуты за счет безумного злодейства, такого злодейства, которого никогда не знала Европа. Да, Гитлер мечтал избавиться от русского, а особенно от украинского крестьянства. Но эту задачу за него уже выполнил Сталин путем своей безумной коллективизации. Кстати, Путин прав, когда говорит (часто говорит), что индустриализация привела к полной и окончательной гибели русского крестьянства. Об этом, кстати, говорил и Валентин Распутин.

Надо учитывать, и с этим не считается патриарх Кирилл, что та же логика, которую он применяет при оценке личности Сталина, может быть использована и при оценке личности Гитлера. У Гитлера тоже были несомненные успехи на пути индустриализации Германии. Причем у Гитлера темпы индустриализации были многократно выше, чем у Сталина. Но тем не менее ни у кого не повернется язык сказать, что при оценке злодейств Гитлера мы должны учитывать и его успехи на пути индустриализации.

Более того, хочу напомнить снова патриарху Кириллу, что его противники-либералы, упрекающие его в том, что его учение о солидарной цивилизации напоминает учение Гитлера об особой арийской расе, во многом правы. Кстати, надо учитывать и то, что создатели русской религиозной философии находили родство большевизма и национал-социализма именно в мессианизме этих учений, в их претензии осчастливить человечество своими собственными, правда, отличными друг от друга, идеалами справедливости. Ведь надо знать, что фашизм возник как реакция на большевизм. Фашисты просто противопоставляли интернационалистскому социализму, интернационалистской солидарности свою национальную солидарность. Гитлер тоже в своей «Майн кампф» связывал особую миссию арийской нации с ее якобы особыми духовными качествами, с ее якобы жаждой солидарности. Хочу напомнить, что призывы патриарха Кирилла и особенно протоиерея Всеволода Чаплина создать особую солидарную экономику, где не будет капиталистической конкуренции, где деньги будут соответствовать труду и где не будет хищного финансового капитала, где не будет ростовщичества, на самом деле повторяют и тексты Муссолини, и тексты самого Гитлера.

Все это говорит о том, что нельзя в начале XXI века бездумно повторять идеи XIX века при всей их привлекательности. Надо учитывать, во-первых, что идеалы человеческой солидарности использовались в своекорыстных, эгоистических целях не только большевиками, но и вождями фашизма, и прежде всего Муссолини и Гитлером. Сегодня надо учитывать то, о чем предупреждал идеолог русской религиозной философии Семен Франк еще в 1909 году: идеи коммунистического солидарного общества при всей своей внешней привлекательности опасны тем, что они вызывают неуважение, вражду к той жизни, которая есть, ко всей предшествующей человеческой истории. Отсюда, предупреждал Семен Франк еще в 1909 году, исходная, человеконенавистническая природа идеалов, которые исповедуют большевики. Трагедия состоит в том, что для них, для большевиков, неполноценными людьми являются не только отжившие эксплуататорские классы, но и сами рабочие, члены их партии, которые как личности сформировались в условиях «гниющего капиталистического общества». Еще раз повторяю: как только появился фашизм, особенно национал-социализм, русские философы увидели, что солидарное общество фашистов ничем не отличается от солидарного общества русских коммунистов, что за этими родственными философиями стоит агрессия, ненависть и жажда крови. Я бы советовал идеологам особой солидарной русской цивилизации в ее посткрымском розливе учитывать, что действительная заслуга русских людей, русской культуры состоит не в том, что они якобы открыли человечеству путь в светлое, солидарное общество, а, напротив, в том, что они, начиная с «Бесов» Достоевского, предупредили о человеконенавистнической сути шигалевщины, об опасности тех людей, которые говорят, что нет Бога, а есть только идеалы солидарного общества.

Я, честно говоря, не верю, что у философии русского солидарного оптимизма, которую излагает патриарх Кирилл и на заседаниях Всемирного русского народного собора, и в Думе, есть будущее. На откровенной лжи, даже если она красивая, ничего устойчивого и крепкого не построишь. Сейчас многие люди понимают, что и на крови, о чем предупреждала русская религиозная философия, нельзя построить устойчивого, прочного общества, устойчивого государства. И как ветер правды в свое время смыл советский патриотизм, основанный на ложной идеологии, точно так же ветер правды очень скоро смоет с поверхности русской жизни ложную, вымученную идею об особой русской солидарной миссии.