"Россия – не свободное поле для миссионерства"

Некоторые пасторы участвуют в маршах латышских легионеров СС.
Фото РИА Новости

Евангелическо-Лютеранская Церковь Аугсбургского исповедания (ЕЛЦ АИ) – молодая религиозная организация России, деятельность которой наша газета неоднократно освещала («НГР» от 02.08.06 и 02.07.08). Однако за шесть лет существования этой Церкви так и не удалось добиться признания у национальных Евангелическо-Лютеранских Церквей. Возможно, причиной тому некоторые разногласия по вопросам межгосударственных и международных отношений. Так, священнослужители Латвийской Евангелическо-Лютеранской Церкви традиционно поддерживают марши ветеранов СС. Об отношениях ЕЛЦ АИ с зарубежными единоверцами и перспективах объединения лютеран России корреспонденту «НГР» Лидии ОРЛОВОЙ рассказал президент Генерального Синода ЕЛЦ АИ Владимир ПУДОВ.

– Владимир Сергеевич, 16 марта в Латвии состоялось богослужение в память о легионерах Ваффен СС. Лютеранский пастор Гунтис Калме заявил, что легионеры боролись за свободу и независимость Латвии. Как к подобной позиции латышских единоверцев относятся российские лютеране?

– По этому вопросу – возрождения неонацизма, в том числе и в Латвии, – лично я и наша Церковь несколько раз высказывались очень резко. Мы делали такие заявления на протяжении последних пяти лет. У нас всегда была по отношению к этому явлению очень негативная реакция. Но я очень хорошо знаю Латвийскую Лютеранскую Церковь. В фильме «Семнадцать мгновений весны» пастор Шлаг точно подметил, что очень трудно не идти за своей паствой. Так и здесь. Среди латышей есть определенные настроения, и в данном случае я уверен, что некоторые пасторы следуют этим настроениям. Но в Латвии не так все однозначно отрицательно настроены против России. Когда в 1986–1987 годах в Латвии только начинались националистические, антирусские настроения, молодежь попыталась снять архиепископа Эрика Местерса за то, что он поддерживал отношения с советской властью. На Синоде архиепископа активно обвиняли во всех грехах. Кончилось тем, что он просто-напросто хлопнул дверью и ушел со своими сторонниками. Было тайное голосование, и Местерс проиграл с разницей в один голос, несмотря на антисоветскую и антирусскую истерию. Может быть, если бы он победил, в Латвии было бы немного другое отношение к России.

– В течение этих пяти лет со стороны Латвийской Лютеранской Церкви была ответная реакция на ваши протесты?

– Я знаю, что мои заявления публиковались в Латвии, правда, на русскоязычных сайтах. Была очень бурная дискуссия по этому поводу: кто-то меня хвалил, кто-то ругал. Официальной реакции Латвийской Церкви не было. Наша Церковь поддерживает неплохие отношения с латвийскими лютеранами, но не на официальном уровне. У нас есть договоры о сотрудничестве с некоторыми латышскими общинами. Латвийская Церковь к вышеупомянутому вопросу относится неоднозначно. Все-таки часть пасторов идет за своим электоратом. В нашей Церкви есть много латышей, есть эстонцы, немцы. Для нашей Церкви такие настроения однозначно неприемлемы и для прихожан, и для руководства. А в Латвии раскол идет по политическим соображениям.

– Как складываются отношения ЕЛЦ АИ с российскими единоверцами? В конце марта с.г. по инициативе вашей Церкви прошла конференция лютеран России. На повестке дня был вопрос об интеграции существующих в стране лютеранских общин в союз с перспективой создания единой Церкви. Какие организации должны объединиться и как проходит этот процесс?

– Это наш самый больной вопрос. К сожалению, кроме нас, никто ни с кем объединяться не хочет. У лютеран c 1938 и до 1991 года не было централизованной организации, хотя в советское время, после смерти Сталина, отдельные общины разрешали регистрировать. Лютеране ведь никогда не были экстремистами, это тихая, спокойная Церковь. Если взять баптистов, адвентистов и тем более пятидесятников и их пересажать, они все равно будут собираться. Лютеране в этом плане очень похожи на РПЦ: им сказали нельзя – значит, нельзя.

Когда общины стали собираться – в Сибири, в Казахстане, – они, естественно, формировались по национальному признаку, хотя до и после революции в России была единая Лютеранская Церковь, в которой не было разделения по национальностям. После распада СССР появились этакие бизнес-проекты на религиозной основе. Например, Немецкое общество возрождения российских немцев. У основателя этого общества Генриха Гроута были очень тяжелые отношения с епископом Харальдом Калныньшем – первым главой Евангелическо-Лютеранской Церкви в России, Украине, Казахстане и Средней Азии (ЕЛКРАС). Генрих Гроут решил создать свою карманную Церковь, потому что для немцев лютеранство находится на уровне культурной традиции. Но Церковь – это больше чем культурная традиция. Стремление культурной традиции подмять под себя религию, как правило, всегда вырастало в противоборство и заканчивалось тем, что люди просто разбегались.

Затем стали образовываться небольшие Церкви, сначала по национальному принципу – финская, немецкая, потом Сибирская Евангелическо-Лютеранская Церковь, Церковь «Согласие», которые создавались и сейчас существуют при финансовой поддержке американских Лютеранских Церквей. Создавали Церкви исходя из своих представлений, какой должна быть Лютеранская Церковь. А так как каждый был со своими деньгами, со своей структурой, они смотрели друг на друга сами понимаете как. В ЕЛКРАС это усугубилось тем, что у некоторых общин были заключены договоры о сотрудничестве с Церквами из Германии, которые их финансировали, а у некоторых не было таких договоров, хотя общины и входили в состав одной Церкви. Но Евангелическая Церковь Германии – это, строго говоря, даже не Церковь, а некий союз Церквей. Каждая земельная Церковь в Германии независима, проводит свою политику. Когда приезжали пасторы из Германии, они приезжали со своими деньгами, для них не было важно единство, они привыкли к системе, принятой в Германии, и у них совсем другой менталитет. У каждого было стремление обособиться. Раздробленность возникла из-за того, что финансирование шло из разных мест и без какой-либо системы, кто смел, тот и съел.

Сейчас создание единой Лютеранской Церкви невозможно, потому что существуют очень разные традиции – скандинавская, сохранившая жесткую вертикаль власти, и немецкая, где община выбирает пастора. В Сибирской Церкви и Церкви Ингрии жесткое епископальное устройство. А у нашей Церкви и ЕЛЦ немецкой традиции – наоборот, в основе всего община. Совместить эти две традиции в рамках одной Церкви практически невозможно. Правда, я думаю, что можно и нужно было бы объединиться нашей Церкви с ЕЛЦ, а с Сибирской Церковью и с Церковью Ингрии можно было бы создать что-то вроде лютеранской федерации или союза.

Еще в 2006 году мы видели все эти трудности. Мы создавали новые общины, потому что в России есть целый ряд регионов, где вообще не было лютеранских приходов, – почти вся центральная часть страны. Первыми, в 2004 году, появились Воронежская и Рязанская общины. В течение двух лет мы пытались их инкорпорировать в другие Лютеранские Церкви – либо Церкви Ингрии, либо ЕЛЦ немецкой традиции, но неоднократно получали отказ. У тех есть помощь из Германии, Финляндии, они уютно устроились – и вот появляется новая община, с которой нужно делиться. Зачем? Тогда мы создали свою Церковь.

– Ведет ли ЕЛЦ АИ миссионерскую работу? Сколько общин она сейчас объединяет?

– Россия – православная страна. Это не свободное поле для миссионерской работы, как считают некоторые неопротестантские движения. Наше дело – помогать Русской Православной Церкви. Почему именно ей? Потому что мы считаем, что большая часть населения России относит себя к православию, и они найдут в Православной Церкви спасение. Это для нас принципиальный момент. Но не все приходят в РПЦ – по разным причинам. Кто-то приходит к нам.

Зарегистрированных общин в нашей Церкви порядка 20, но есть еще множество более мелких общин. Например, в Красноярске одна зарегистрированная община, но она одновременно окормляет порядка 20 общин латышей и эстонцев. В Алтайском крае порядка 30 общин, две зарегистрированные общины в Барнауле и в селе Новотырышкино. Там живут порядка 80 тысяч российских немцев. Есть общины во Владимире из российских немцев, то же в Рязани, и в Новороссийске, и во многих других городах. В нашей общине Святого Михаила в Москве есть также латыши, немцы, эстонцы – люди самых разных национальностей. Недавно появилась еще одна община на юге Москвы.

– А как складываются отношения ЕЛЦ АИ с другими протестантскими деноминациями?

– У нас хорошие отношения. Например, на недавней конференции были представители адвентистов седьмого дня, евангельских христиан. Сейчас мы в первую очередь ведем работу с пятидесятниками. Мы считаем, что нам есть чем с ними поделиться в теологическом смысле. Кстати, одна из наших московских общин пришла целиком в Церковь пятидесятников.

– То есть в противовес пятидесятникам вы предлагаете своего рода консервативность?

– Да, мы им говорим, что у них хорошая, замечательная Церковь, но этого недостаточно. Те, кому мало одних только эмоций, приходят к нам. У нас достаточно высокая теология. Мы не против глоссолалии – говорения на других языках, которое отличает харизматов. У нас, лютеран, главное, что человек будет спасен верой, главное признавать истинность Евхаристии и крещение детей. Формы богослужения могут быть самые разные. У большинства пятидесятников такого понимания, к сожалению, нет.

Заместитель председателя Экспертного совета по проведению государственной религиоведческой экспертизы при Министерстве юстиции РФ Роман Силантьев предоставил «НГР» статистические сведения о зарегистрированных в Минюсте лютеранских организациях. Лютеранские общины зарегистрированы в 57 субъектах Российской Федерации. Больше всего лютеранских организаций действует в Санкт-Петербурге и Ленинградской области (суммарно 38), Карелии (22), Калининградской области и Москве (по 14 организаций). Их общее количество составляет 5% от числа всех протестантских общин и менее 1% от числа всех зарегистрированных религиозных организаций страны. В 2012 году по сравнению с 2010 годом зарегистрировано на 10 лютеранских организаций меньше.