Какие проблемы стоят перед церковью?

Константин Душенов: Главная проблема, которая стоит сегодня перед Церковью, - это проблема внутреннего духовного единства.

Если Церковь будет едина, духовно здорова, единомысленна по важнейшим проблемам современности, то она сможет стать центром и духовным, и идеологическим, и организационным. Вокруг него-то наконец и объединится русский народ, пребывающий раздробленным, разорванным, расчлененным на протяжении ХХ века.

Для того чтобы произошло внутреннее объединение Церкви и выздоровление духовного организма, необходимо избавиться от яда либерализма, который проник в Церковь еще в советские времена и потом получил очень сильное развитие за последние десять лет после крушения коммунизма и государственных форм богоборчества.

Они и сегодня являют себя в первую очередь ересью экуменизма во внутрицерковной области, а в области церковно-государственных отношений - неприемлемым сервелизмом некоторых иерархов по отношению к государственной власти.

Максим Шевченко: Церковь и так имеет духовное единство. И если бы Церковь, как вы говорите, за последние сто лет его утратила, то она не была бы Церковью, основанной Христом, но уже некоей земной общностью, которая имеет видимость духовного единства. Это основополагающий принцип Церкви.

Что же касается современных церковных проблем, то традиция советской церковной иерархии (не всех, конечно же, иерархов, но многих) стоять на задних лапках перед властью, какая бы это власть ни была, продолжает губительно сказываться на церковной жизни.

Советская власть всячески поощряла клерикализм, разделение Церкви по католическому образцу на пастырей, обладающих полнотой власти, и на остальных, которые должны быть всего лишь безмолвным стадом овец, приходящих в храм, совершающих требы, стоящих за литургией, но не имеющих собственного мнения ни по вопросам управления Церкви, ни по общественно-политическим проблемам.

Отсутствие соборности и постоянная тенденция уничтожения ее основ также является серьезнейшей церковной проблемой.

Константин Душенов: Мне представляется, что в вашем рассуждении есть ряд принципиальных изъянов.

Во-первых, советская власть никогда не поощряла клерикализм. А клерикализм вообще - это естественное состояние Церкви. Это то состояние, при котором каждое церковное сословие занимается своим делом. Епископы управляют Церковью, священники пасут свою паству, миряне по мере своих сил возрастают в церковности, и все они вместе соборно хранят чистоту православного вероучения. Подобное устроение Церкви советской властью никогда не поощрялось.

Во-вторых. Патриарх, с моей точки зрения, безусловно, является главой Русской Православной Церкви. Более того, все прихожане, все духовные чада РПЦ, желающие, чтобы она нормально развивалась, чтобы она наконец преодолела еретическое наследие богоборческой эпохи, чтобы она в максимально короткие сроки оздоровилась духовно, должны непременно поддерживать Патриарха во всех его благих начинаниях.

В-третьих. Не подлежит никакому сомнению, что Церковью управляют епископы. Никто иной Церковью управлять не может. Вся административная, финансовая и каноническая власть Церкви принадлежит епископу. Другое дело, что нам, мирянам, всем, кому не безразлична судьба Церкви, необходимо выработать механизмы, с помощью которых мы можем влиять на епископа. Если мы с вами откроем свод Правил святых апостолов и святых канонов, то найдем массу канонов, то есть массу внутрицерковных законов, которые позволяют нам на необходимом сегодня современном уровне создать эти механизмы влияния, воздействия и восстановления соборности, которую в советское время разрушили. В рамках этой деятельности мы можем и даже обязаны в случае несогласия с решениями священноначалия, будь то правящий епископ моей епархии, будь то сам Патриарх, высказывать это прямо, ясно, в лицо, то есть отстаивать свою точку зрения.

Если это будет возможно утвердить в современной церковной жизни, тогда, безусловно, все или подавляющее большинство настроений и конфликтов, которые ее тревожат и разделяют, очень быстро могут быть уврачеваны.

Максим Шевченко: Да, епископ является ответственным за церковную жизнь, но каноны ставят и его под контроль верующих. Та структура, которую вы обрисовали (Патриарх - глава, епископ - полноценный властелин, а остальные овцы, которые тихо духовно возрастают), - это структура Римско-Католической Церкви.

Константин Душенов: Единственная проблема, из-за которой все иерархи Православной Церкви подпадают под возможность суда над ними, - это проблема сохранения чистоты православного вероучения.

Там, где против чистоты вероучения погрешает мой приходской пастырь, мой правящий архиерей или сам Патриарх, здесь мы равны совершенно. Я имею полное право и, более того, обязан высказать это и добиваться всеми путями, либо чтобы он отступил от своих ложных учений, либо, идя дальше, в полном соответствии с канонами, чтобы он был отстранен от церковного управления. Я думаю, что это достаточная гарантия того, чтобы ситуация в Церкви находилась под контролем народа Божия как соборной общности, которая на самом деле в полном соответствии с вероучением Церкви является хранителем чистоты православия и соответственно залогом возможности нашего с вами вечного спасения.

Максим Шевченко: То есть вы полагаете, что одной из главных задач Церкви является хранение вероучения?

Константин Душенов: Хранение вероучения является необходимым условием спасения моей души. Меня в Церкви, думаю, и вас, как любого другого православного христианина, должен волновать не тот вопрос, сколько денег у архиерея (имярек) и нет ли жены у иеромонаха (имярек) и иные подобного рода вопросы, а должен интересовать один главный вопрос: спасу ли я свою душу? Без веры невозможно угодить и Богу. Священное Писание учит нас на примере отца Авраама. Возьму первый пример, дошедший до нас. Веровал Авраам Богу и вменил ему сие Господь в праведность. Начальное положение православного вероучения, которое проходят дети в воскресных школах, следующее: не сохранив его чистоты, спасти свою душу невозможно.

Максим Шевченко: Мне кажется, что вероучение не является фундаментальным принципом организации Православной Церкви. Благая весть о спасении дана миру еще до того, как Соборы сформулировали вероучение. И это вероучение было всего лишь ответом на происки еретиков, на ересь Ария или разные другие ереси.

Но сама по себе Церковь не начала свою деятельность на земле с того, что сразу стала лихорадочно формулировать вероучение. В этом тоже проявляется западный католический подход. Западная богословская мысль является активно формирующей вероучение, возможно, в силу того, что ей не хватает чего-то внутреннего. Никогда православное богословие не ставило вероучение на первый план по отношению к спасению.

Что же касается того, что нельзя говорить о грехах епископов, я принципиально не согласен! И симония, и разные другие грехи тех людей, которые ответственны за жизнь Церкви, ответственны за пребывание Церкви в этом мире, являются вопросами не только синодального внутреннего разговора, но и существенной темой для всякого, кто считает Церковь своим домом.

Сергей Григорьев: Может быть, я не все хорошо понял, но из того, что я понял, высветились две проблемы в ваших рассуждениях, две опасности, которые стоят перед Церковью. Одну обозначили как сервилизм, а вторую - как клерикализм. В этих рассуждениях есть некоторое логическое противоречие. Я, кстати, не считаю, что и то, и другое являются серьезными проблемами в нашей Церкви. Но если это так, то ведь любопытно, что эти два течения направлены друг против друга. Думаю, что как раз то, что вы их уловили, говорит о том, что не получится в нашей Церкви уклонения либо в клерикализм западного образца, либо в сервилизм советской эпохи. Эти два встречных течения во многом нивелируют друг друга.

Настоящая проблема Церкви заключается не в угрозе сервилизма или клерикализма, а в другой угрозе. Мы входим в некое свободное, демократическое общество, хотим мы того или не хотим, мы в нем существуем. А Православная Церковь в истории своего существования таких примеров, начиная с императора Константина, почти не имела. Поэтому для нашей Церкви существует угроза неканонического нового воздействия на церковную жизнь. Это уже не сервилизм, потому что ему успешно и естественно противостоит клерикализм.

Я имею в виду проблему воздействия средств массовой информации. Именно эта проблема стоит перед Церковью. Задача церковной и не церковной, но освещающей церковные события, журналистики специфична. СМИ в нашем обществе являются властью, первой, пятой или уж какой Бог определит и какую уж люди захотели ей устроить. Господь благословил любую власть, всякая власть несть от Бога в государстве и в обществе, как хотите, так и устройте. Но в Церкви Бог установил законную власть, и никакая другая для управления Церковью быть не может. С точки зрения управления Церковью это власть архиерейская, иерархическая.

Если вдруг СМИ станут внутрицерковной властью, беззаконной с точки зрения канонического права, то в этом заключена серьезная угроза. В государстве - это одно дело, а вот внутри Церкви - совсем другое. Я проиллюстрирую это примером. В 1999 году произошел серьезный скандал в средствах массовой информации, связанный с Екатеринбургским епископом Никоном. Была организована законная (можно ее критиковать, но, подчеркиваю, законная) следственная комиссия по этому делу во главе с митрополитом Сергием. Она разбирала эту проблему. Но на окончательное решение Церкви повлияла власть СМИ. То есть та, которая в управлении Церкви не должна бы присутствовать с точки зрения канонической. И я не думаю, что это успех Церкви.

Второй такой же поднятый средствами массовой информации скандал был в связи с внутренней церковной проблемой, создавшейся в связи с "анаксиосом" в нашей Академии. И опять СМИ пытаются подменить собою законную власть. Неканоническое воздействие средств массовой информации на церковную жизнь действительно является угрозой. Почему? Потому, что законная власть архиерея или священника, или иерархии ответственна. СМИ же имеют одну особенность, которую мы все прекрасно знаем, - безответственность с точки зрения закона и ответственность только в душе конкретного журналиста. Мне кажется, что это является большей проблемой, чем то, о чем вы только что сказали.

Максим Шевченко: Перед кем ответствен епископ?

Сергей Григорьев: Власть епископа ответственна перед Богом именно как власть епископа, а не только как личности. Власть журналиста ни перед кем не ответственна. Есть только личная ответственность души журналиста перед Богом. Но епископ ответствен именно как управляющий. Поясню в двух словах. Когда я был слесарем, то нес ответственность перед Богом за себя, за свои грехи и за то, как блюл свою семью. Потом, когда я работал учителем, я нес законную ответственность за своих учеников. Журналист несет ответственность только за свои писания. Поэтому журналистика, с точки зрения внутрицерковной, не должна вмешиваться, а только освещать и представлять точки зрения законной иерархии.

Максим Шевченко: А точки зрения людей, которые имеют альтернативную или противоположную точки зрения иерархии, их позицию можно представлять? Законно ли это?

Сергей Григорьев: Безусловно, если эти люди имеют законную ответственность в Церкви. Это могут быть архиереи, священники или миряне, но те миряне, которые внутри Церкви выполняют свои определенные функции.

Максим Шевченко: То есть те, которые находятся в клире или в причте?

Сергей Григорьев: Да!

Максим Шевченко: Просто прихожане храма, люди, считающие себя православными, не несут никакой ответственности за свои действия?

Сергей Григорьев: Несут ответственность в тех рамках, которые определены канонами. Средства массовой информации не имеют никаких в каноническом смысле прав на властвование в Церкви.

Максим Шевченко: Мы определи три вопроса: клерикализм, сервилизм и вмешательство СМИ в жизнь Церкви.

Третий пункт я бы сформулировал по-другому: существование Церкви в современном открытом информационном обществе, когда никто не может запретить СМИ освещать любые интересующие их проблемы. Единственным критерием является их моральная ответственность за то, что они пишут, и за то, что они освещают.

Константин Душенов: Мне представляется, что позиция Сергея Михайловича несколько надуманна. На самом деле все гораздо проще. СМИ, как показывает современная практика, могут с равным успехом служить оружием созидания и оружием разрушения. Сами по себе они не хороши и не плохи. Нож в руках хирурга спасает, в руках убийцы губит. Так и православные средства массовой информации могут стать орудием провоцирования внутрицерковных конфликтов, орудием провоцирования расколов, орудием поддержки деструктивных внутрицерковных групп, и они же могут стать орудием формирования новых механизмов соборности.

Главная проблема для нашей Церкви в том, как совместить иерархичность ее управления, которая не может быть подвергнута никакому сомнению, с соборностью. Восстановить соборность сейчас, в современных условиях теми средствами, которыми это делалось, скажем, в XVI веке, невозможно. Мы это можем сделать только на новом современном уровне, создав, говоря светским языком, общественное мнение в Церкви. Если это общественное мнение, соборное мнение народа Божьего будет формироваться ответственно, то тогда оно и станет тем необходимым ограничителем для любого административного произвола, о котором вы, Максим Леонардович, нам говорите как о грозящей Церкви опасности.

Максим Шевченко: Я скорее соглашусь с Константином Юрьевичем. Мне тоже кажется, что формирование общественного мнения является важнейшей задачей Церкви в нашу эпоху.

Для меня ельцинская власть была прямым продолжением советской власти, разницы между ними практически не было никакой, вплоть до того, что и люди были те же самые. Единственная разница, пожалуй, в том, что советская бюрократия перешла на экономические начала жизни, и деньги, свободный поток капитала, а не идеологические догмы, стали определять ее жизнь. Церковная бюрократия осталась точно такой же, и ей осталось присуще точно такое же нежелание какого бы то ни было общественного мнения.

Итак, общественное мнение в Церкви. Каким оно должно быть?

Я согласен с вашей позицией в том, что должно быть какое-то общественное препятствие на пути к беззаконным действиям людей, которые в силу определенных обстоятельств получив священный сан, используют этот сан в своих личных целях. Мне кажется, это гораздо большая опасность, чем какая-то ересь или экуменизм. Под экуменизмом вы подразумеваете некое политическое интриганство. Если я не прав, то прошу разъяснений.

Константин Душенов: Я считаю, что горше ереси, другой опасности для Церкви быть не может. Потому что все остальные опасности могут быть уврачеваны какими-то организационными средствами, а ересь отсекает человека от благодати Божией, лишает его надежды на вечное спасение. Что касается механизмов формирования общественного мнения в Церкви, мне думается, что те процессы, которые в Церкви идут, весьма конструктивны. Концентрация двух идеологических полюсов вокруг двух определенных церковных православных изданий, в частности вокруг "Руси православной" и "НГ-религий", является фактором положительным. Мы должны представить народу Божьему, церковной общественности ясно, четко, открыто свои позиции по важнейшим вопросам современной церковной жизни, по ее главным болевым точкам. Мы должны это сделать максимально подробно, добросовестно и благонамеренно. И я совершенно уверен, что люди сами разберутся в том, кто прав, а кто не прав, кто действительно радеет о благе Церкви, а кто преследует какие-то иные интересы, кто действует в соответствии со святоотеческим преданием и церковным вероучением, а кто пытается внести в Церковь какие-то новации.

Что касается конкретики, то я могу сформулировать те принципиальные различия между позицией "Руси православной" и "НГ-религиями", которые, на мой взгляд, делают нас антагонистами не в смысле политическом, а в смысле воззрения на многие ключевые проблемы современности.

Практически все статьи, которые "НГ-религии" публиковали и которые имеют отношение к этому вопросу, экуменизм поддерживают. Очевидно, что авторы, публикующиеся в "НГ-религиях", гораздо более терпимо относятся к экуменизму, чем авторы "Руси православной". Думаю, что это не нуждается в подтверждениях.

Вопрос прославления Государя. Вопрос важнейший, являющийся мистическим центром во всей церковной жизни последних лет. Я, пожалуй, более глумливых статей, посвященных Государю и его церковному значению, чем те, которые публиковались в "НГ-религиях", ни в одной газете, которая претендует на то, что она является газетой религиозной, не читал. В коммунистических газетах, конечно, можно найти чего и похлеще, но я сейчас говорю о прессе, которая освещает религиозную проблематику в обществе.

Что касается вопросов конкретной внутрицерковной политики, то и здесь вполне очевидно, что "НГ-религии" поддерживают действия тех иерархов, которых авторы "Руси православной" считают действующими во вред церковной пользе. Будь то митрополит Филарет Вахромеев, будь то митрополит Кирилл Гундяев, будь то митрополит Владимир Котляров, будь то какие-либо иные представители той группировки, которая в современной печати получила название "никодимовской".

Максим Шевченко: Первый пункт - экуменизм. Я, конечно, не буду оправдываться. Но надо договориться о том, что такое экуменизм.

Я считаю, что Православная Церковь хранит всю полноту истины о воплощении Господа Иисуса Христа и организации жизни христиан, но что нашей святой обязанностью является диалог с теми людьми, которые также считают себя христианами, хотя по тем или иным причинам отпали от полноты Православной Церкви.

Экуменизм как средство политического давления на христиан, православных в частности, "НГ-религии" не принимали и не принимают. Экуменизм как средство диалога, как средство обсуждения проблематики, обсуждения позиций людей, которые считают себя христианами перед лицом современного мира, такой экуменизм мы всегда поддерживали и будем поддерживать. Это заповедано нам святыми отцами и историей XIX и ХХ века.

Если вы считаете само наличие диалога с христианами иных конфессий опасной ересью и совершенно ненужной вещью, то я считаю такой диалог не только необходимым, но и полагаю, что он является священной заповедью православных христиан.

Второй пункт - прославление Николая II. Мы довольно резко высказывались и будем высказываться (моя позиция неизменна, и я готов подтвердить ее на всех уровнях) против той истерии, которая существует вокруг последнего Романова и вокруг вопросов, которые вы, на мой взгляд, несколько поспешно назвали мистическим центром церковной жизни всех последних лет. Мне представляется, что даже мистическим центром карловацкой жизни почитание Николая не являлось. А если и являлось, то тем более это тревожный симптом для нас, потому что двоякая духовная сущность многих карловчан очевидна.

Николай II был связан с масонством, Николай II был человеком, который поставил Россию под контроль Антанты, который заключил договоры с силами, откровенно хотевшими Россию поработить, откровенно желавшими уничтожения того политического строя, который был в России. Говорить, что это сделал не царь, а Витте, Сазонов, Столыпин и кто угодно, является, извините, наивным историческим инфантилизмом.

Я признаю решение Собора о канонизации царя как человека, который мученически и твердо принял свою смерть. Но никогда не признаю Николая собственно как "святого царя". Я вообще не считаю, что царство свято само по себе, это языческий подход к понятию "царство". Считается, что кесарь, даже помазанный священником, может быть святым уже в силу своего служения. Это напоминает вавилонский культ царя-жреца.

Только не надо записывать в либералы всех противников канонизации царя! Есть достаточно влиятельные группы среди консервативной части Церкви, которые выступают против политического почитания царя как мистического центра всей церковной жизни, как это предлагаете вы и ваша газета.

Теперь третий пункт. Вы сказали, что по вопросам церковной политики "НГ-религии", как правило, поддерживают тех, кого "Русь православная" считает опасными для дела Церкви. Это не совсем так. Мы критикуем достаточно жестко и митрополита Кирилла, и митрополита Филарета, и Патриарха, и уж что касается вашего митрополита Владимира, тут даже и упоминать не хочется о некоторых вещах.

Но есть разные акценты в критике. Вы нападаете на наше священноначалие по такому спорному вопросу, как экуменизм, который считаете еретическим отступлением от православного вероучения. Это положение сомнительное и недоказанное. Объективного церковного исследования ереси экуменизма я пока не встречал. По этому вопросу должна быть созвана общецерковная конференция, уж не знаю, каким статусом она будет обладать. По крайней мере, эта тема должна быть вынесена на широкое предсоборное обсуждение, а потом и на Архиерейский или Поместный Собор. И если Православная Церковь докажет устами своих богословов, архипастырей, мирян, соборным мнением, что экуменизм есть ересь, что ж, конечно, я это приму и признаю, что я неразумно не углядел в экуменизме той опасности, которая для вас всегда была так очевидна. Пока никакой опасности, разъедающей православную душу, православное сознание в контактах с инославными христианами, я не вижу и не нахожу. Получается, что мы можем любить французские вина, бывать в Париже и вкушать с еретиками, а потом вдруг бьет час и┘ долой дружбу - они еретики!

И потом Всемирный Совет Церквей - это же не Церковь. Или вы всерьез считаете этот Женевский конгресс совещательного уровня Церковью?

Константин Душенов: Я всерьез считаю, что нарушение канонов гибельно для церковной жизни.

Максим Шевченко: А конкретно, в чем контакты со Всемирным Советом Церквей нарушают каноны Русской Православной Церкви?

Константин Душенов: Во многом. В первую очередь они нарушают прямое указание на то, что священник или архиерей, с еретиками молившийся токмо, да будет отлучен.

Максим Шевченко: То есть произносивший слова молитвы, которые являются еретическими, должен быть отлучен?

Константин Душенов: Если православный архиерей вместе с лютеранским епископом перед обедом читают молитву "Отче наш", то это противозаконно. Вам это может нравиться или не нравиться, вы это можете принимать или не принимать, но это позиция канонов, позиция святой Православной Церкви. Это не позиция Душенова или "Руси православной". Ваше право с ней не соглашаться, но вы не имеете никакой возможности оспорить ее законность и каноничность.

Максим Шевченко: Нет, я имею такую возможность, Константин Юрьевич, потому что мне кажется, что молитва "Отче наш" заповедана всем христианам, и когда вы, православный человек, молитесь перед едой┘ Вы когда-нибудь сидели за одним столом с иностранцем неправославного вероисповедания?

Константин Душенов: Да, конечно.

Максим Шевченко: Я заметил, что вы всегда молитесь перед едой. Тогда вы тоже еретик, потому что вы сидели за одним столом или с атеистом или с протестантом или с католиком, и вы молились вместе с ним.

Константин Душенов: Нет!

Максим Шевченко: Как нет?! Тогда вы должны были выйти в соседнюю комнату, там помолиться, потом вернуться за стол, но тем самым вы обидели бы человека.

Сергей Григорьев: А я даже с атеистами однажды кушал.

Максим Шевченко: Что ж, мусульмане говорят перед едой: "Во имя Аллаха!", а я должен сидеть, сжав зубы? Я тоже перекрещусь.

Константин Душенов: Те аргументы, которые вы так бурно высказали, я думаю, с легкостью отметет любой ученик воскресной школы. Наверно, я виноват в том, что недостаточно внятно выразил свою мысль о том, что можно и что нельзя, или я недостаточно точно процитировал канон. Ради интереса мы можем взять сборник канонов и посмотреть. Все очень просто, канон говорит в том случае, на который я ссылаюсь, именно о пастыре. Это первое, а второе - "молившийся с еретиком да будет извержен". Совместная молитва понятие вполне определенное. Сами про себя мы имеем заповедь от Господа Бога "Всегда молитесь и за все благодарите", и я должен всегда по мере своих слабых сил возноситься умом и сердцем своим ко Господу, сижу ли я за столом с мусульманином, еду ли я в троллейбусе рядом с раввином, и вообще в любых других случаях

Но если мне предлагается совместная молитва с кем-то, кто не принадлежит к святой Православной Церкви Христовой, я обязан от нее по сыновнему долгу послушания этой Церкви отказаться. Я должен сделать это в столь мягкой форме, сколь вообще позволяет ситуация. Но я не имею возможность оправдывать свое совместное моление с неправославным человеком, какими бы то ни было аргументами, подобными тому, что я его обижу или он меня неправильно поймет, или все так делают и т.п. Вера по определению - это та область, которая не допускает компромиссов. Компромиссы возможны в политике, и они нужны как инструмент в политике, компромиссов же в области веры быть не может.

Максим Шевченко: Я хотел бы завершить формулировку своей позиции по данному вопросу. Для меня совершенно очевидно, что не может быть совместного богослужения с инославными. Что православный священник, который сослужил с инославными без какого-то признания со стороны инославных вероучения Православной Церкви за единственно истинное, конечно, должен быть подвержен церковному прещению, а если будет упорствовать, то и, к сожалению, до извержения из сана.

Но мне кажется, что вы, критикуя экуменизм, иногда при этом закрываете глаза на очевидные канонические нарушения со стороны отдельных пастырей и архипастырей, которые для того, чтобы прикрыть тот или иной свой грех, спешат заявить о своем неприятии экуменизма. Я вообще заметил, что стоит какому-нибудь епископу быть уличенным в самых недостойных деяниях, как для него является мгновенной панацеей заявить во всеуслышание, что он является борцом с экуменизмом. А все обвинения в его адрес высказаны либералами и скрытыми экуменистами, которые действуют в Русской Церкви. Так было в Алтайской епархии, когда туда пришел на кафедру человек, который присягал до этого лжемитрополиту Филарету, а потом стал Алтайским епископом, обложил поборами духовенство. Когда духовенство восстало, он перепугался, был вызван на Синод, а потом заявил, что он против экуменизма.

И сразу же какие-то казаки стали его поддерживать. И так было во многих других епархиях, в Екатеринбурге, Томске, где┘ просто мне даже не хочется комментировать, что было в Томске. Ну и так далее. Так что "РП" не всегда отделяет зерна от плевел в этом вопросе, иногда вы пренебрегаете обязанностью христианина и обязанностью газеты, которая, бесспорно, формирует церковное общественное мнение, указать архипастырю на те явные преступления, которые он совершает.

Константин Душенов: Наша деятельность направлена на то, чтобы как бы сказать архипастырю всеми нашими статьями, всеми нашими попытками анализа церковной ситуации, "Будьте любезны, содержите свято и нерушимо ту архиерейскую присягу, которую вы давали при хиротонии в архиерейский сан, где сказано, что вы обязуетесь свято и нерушимо блюсти истины православного вероучения". Все остальные проблемы - проблемы нравственного порядка, проблемы каких-то нарушений административного порядка могут быть разрешены в рамках административного механизма между Московским и епархиальным священноначалием. Вот пусть они между собой и решают эти проблемы. Я вполне допускаю, что по человеческим немощам эти проблемы будут решаться либо долго, либо не слишком объективно, но это уже не имеет отношения к спасению моей души. Меня не волнует нравственность архиерея имярек, я ему не сторож и не судья. Меня волнует спасение моей души, а спасение моей души зависит от правого исповедания веры архиереем. А от того, какую зарплату он получает и от того, какой процент налога он определил для прихода, спасение моей души никак не зависит.

Я, конечно, тоже человек, у меня есть тоже свои страсти, свои эмоции, я не могу полностью остаться изолированным от этих проблем. Я буду стараться, насколько это возможно, от них отстраниться и не быть вовлеченным в эти скандалы, которые непосредственно не связаны с проблемой вероучения.

Сергей Григорьев: Я думаю, что не нужно воздействие на Церковь, не являющуюся обычным организмом. Эту сложность вносит ее таинственность, та самая вещь, которая сверхъестественна и необъяснима, поэтому она имеет некоторую особенность. Если тривиально вести борьбу за нравственность или против экуменизма, без учета этого внутреннего свойства Церкви, которое не уловить, то это может привести скорее к обратным результатам. В ближайшем будущем перед Церковью встанет другая проблема, которая коснется, конечно, всех нас, и журналистов в том числе. Это вызов рационального сознания. В 90-е годы была некая эйфория по отношению к религиозным вопросам после долгого цензурного зажима. Этот период, видимо, заканчивается, скоро перед нами встанут вопросы нашего реального бытия.

Я сейчас представлю православного человека, каким он мне кажется. Например, он инженер, сидит на работе, микросхемы паяет, занимается сложной математикой, потом в метро едет, потом приходит в храм Божий, и там он погружается в XV-XVI век. Иконы, которые приходятся ему по сердцу, как минимум XV века. Он переходит в иную временную и духовную ситуацию. Затем, отдохнув душою, снова ныряет в метро, приезжает на работу и там начинает паять свои микросхемы и, может быть, даже проектировать какие-нибудь страшные вещи прогресса. Такая шизофрения, двоякость сознания, конечно, оказывает влияние на жизнь внутри Церкви.

В ближайшем будущем эти вопросы станут актуальными для нашего церковного общества. Может ли оно совместить наш современный бешеный (от слова "бес") век и то наше духовное настроение, которое мы хотели бы иметь, читая о нем в святоотеческих творениях, видя перед собой примеры иконописи, которая соответствует духовности, которую мы черпаем из веков еще даже допетровских?

Здесь есть два пути. Либеральное решение этого вопроса, стоящего перед каждым верующим, уже встало в конце прошлого века и в начале этого перед Церковью, в том числе и в виде Собора 17-18-го годов. Это путь, который ведет в дальнейшем к протестантизму, к отходу от предания, жертвованию преданием ради рационального сознания. Есть и другой путь для верующего человека. Для меня таким примером является путь преподобного Серафима Саровского. Меня некоторое время удивляло, что столь великий старец молился перед иконой (про себя я думал, что мог бы он себе достать икону, например, XVI века) самой обычной, ординарной, купленной, наверно, в самой ближайшей лавке. Тем не менее его духовность была православной, глубоко внедренной в чисто православное сознание. Он же умел совместить это┘ Молился всю жизнь перед такой иконой. Современный подвижник, наверное, не стал бы перед такой молиться, потребовал бы себе как минимум Владимирскую. Так вот есть второй путь, путь духовный.

Константин Душенов: "РП" и меня часто ругают за то, что высказывания бывают излишне резкими, страстными, не взвешенными, неконструктивными и т.п. Я не претендую на то, что все мои оценки являются справедливыми и все то, что я сказал или написал, есть истина в последней инстанции. Более того, если я кого-то обидел своими словами или случайно, ненамеренно где-то исказил какие-то факты, то я прошу меня простить. Если мне об этом будет сказано, то я принесу свои публичные извинения.

Максим Шевченко: Церковное предание было современно самому времени, было откликом на политические события первых веков. Мы не должны этого забывать. Реалии Римской империи несколько отличаются от реалий российской монархии, современной России и вообще современного мира. В этом одна из больших задач, стоящих перед нами. Мы должны, не искажая сути предания Церкви, понять, что в принципе имели в виду святые отцы. Может быть, сформулировать и подчеркнуть те же самые истины, принципиальные, которые они подразумевали, в нашей нынешней ситуации, в ситуации информационного общества, в ситуации неизбежной глобализации, в ситуации влияния СМИ. Это, конечно, серьезнейшая проблема современного церковного сознания. Или мы будем стоять на позициях IV-V веков, четко придерживаясь буквы и даже языка, кто хочет - церковно-славянского, а кто уж совсем правильный - пусть придерживается греческого или латинского. Или мы попытаемся понять смысл применения этих канонов в ситуациях современного мира.

Перед нами альтернатива: или мы замыкаемся в нашем каноническом пространстве и говорим "Нет!" современному миру, или ищем ответы на "проклятые вопросы". В сектантском замыкании от мира есть опасность, и надо четко понимать, в чем разница между призывом к осмыслению канонов современным сознанием в связи с изменением ситуации и попыткой изменить церковное вероучение.

Я хотел бы поблагодарить участников дискуссии за интересный острый разговор, который получился, может быть, в чем-то сумбурным, но на самом деле это была первая подобная попытка, может быть, вообще в истории современной России┘ Мы попытались нажать на те болевые точки, по поводу которых не можем сохранять равнодушие. Мы, так было во всяком случае с моей стороны, попытались услышать аргументы друг друга и увидеть друг друга не через газетные страницы как некоего мифологизированного оппонента. Мы увидели друг в друге людей, увидели, что мы православные христиане, что у нас есть очень много общего, но есть и различные позиции. Я предлагаю в будущем внимательно, по-церковному исследовать, изучать эти позиции и искать то общее, что дало бы нам возможность единства во Христе, и попытаться четко сформулировать разные взгляды на проблемы.

Сергей Григорьев: Есть вопросы для нас гораздо более важные, чем обсуждение церковных проблем. Церковь, мне кажется, и без нас с вами, здесь сидящих, устроится. А вот как нам, православным мирянам, имеющим разные взгляды на политическую жизнь, на устройство нашего общества и т.п. остаться братьями во Христе?

Взгляды совершенно разные, а в рай-то хотят попасть в один! Нам, мирянам с разными взглядами, надо научиться сосуществовать в Церкви. Хорошо было в царское время: у всех взгляды одни, хорошо в советское. А сейчас нам предлагают много взглядов, но мы же все равно должны остаться, как вы правильно сказали, во Христе. Аминь!