Почему же так больно?

	День сошествия Святого Духа на апостолов считается днем рождения Святой и Соборной Церкви. Гравюра Юлиуса Шнорр фон Карольсфельда

Цели моего присутствия здесь несколько отличаются от целей двух присутствующих здесь сторон. Кто-то по совести здесь, кто-то оказался здесь по заданию, не будем это скрывать.

Очень может быть, что наша встреча будет объявлена "вынесением сора из избы". Ни из какой избы сор не выносится. Я бы сразу хотел сказать, что мы общаемся с людьми Церкви, с православными журналистами, может быть, видящими наши духовные проблемы несколько по-иному, но мы общаемся с таким еще пока непонятным для церковного сознания явлением, как православная пресса.

Это первое. Мы в Церкви обсуждаем свои проблемы, и здесь нам не следует чего-либо опасаться.

Второй момент связан с тем, что я был против хиротонии о. Игнатия только на воспитательном совещании. Я сам из патриарших иподиаконов и привык уважать волю епископа, какова бы она мне ни казалась, поэтому скажу сразу - я не кричал "анаксиос". Здесь есть элемент личного отношения, связанный с тем, что владыка ректор и его ближайшее окружение обвинило меня в том, что это я все организовал. Тем самым все выдвинутые обвинения оказались несправедливыми по отношению ко мне.

Моя позиция такова: на самом деле за последнее десятилетие это самый лучший наш ректор. Он остановил распад академии. Я закончил ее в 1995 году, и мне казалось, что наш выпуск последний.

Мне тем более непонятна такая не совещательная, не корпоративная позиция, связанная с происшедшей хиротонией. Я человек системы и понимаю, что вынудить священноначалие к чему бы то ни было невозможно, какие бы ни были призывы в "НГ-религии" о том, что это должно стать предметом рассмотрения Святейшего Патриарха и Священного Синода, хотя я, может быть, тоже так думаю. Только Патриарху и Синоду решать, что будет предметом их рассмотрения.

Точно так же я не могу претендовать на то, чтобы диктовать какие-то решения. В этом смысле мне кажется, что некоторые публикации и некоторые выдержки из канонов, правильные выдержки, правильные цитаты, которые были в обращении студентов и в письме священника Петра Исакова, играют ту же самую роль в нынешней ситуации, как если бы некий сосед по коммунальной квартире взял уголовный кодекс и начал цитировать оттуда статьи своему соседу.

Это некий церковный "самосуд". Хотим мы того или не хотим, но церковный суд находится в руках церковной иерархии, и поэтому указывать суду на те статьи, которые нарушены, на мой взгляд, неверно.

Единственно, чего я хочу, - взаимной открытости и взаимного обсуждения тех проблем, которые были и есть. Причем, я считаю, некоторые проблемы, которые есть, неэтично обсуждать в первый раз, пусть даже с людьми церковными, но не с теми, от кого решение этих проблем зависит. На мой взгляд, необходим прежде всего разговор внутри духовной школы, на ученом совете и со студентами по поводу того, что неприятие в качестве священника человека, с которым я на самом деле знаком мало, с которым братья знакомы больше, это всего лишь вершина айсберга.

Это, пожалуй, главное, что я хотел сказать. У меня нет иной цели, кроме блага наших духовных школ и кроме того, что на мне лежит ответственность за 30 человек, которые учатся в моем классе. Я их обязан воспитывать.

В своем интервью "НГ-религиям" владыка ректор по сути дела заочно обвинил всех воспитателей в развале воспитательной работы.

Я же считаю, что здесь, на "круглом столе", и тогда в храме собрались наши если не самые лучшие, то одни из лучших наших студентов. Это ребята, у которых может хромать академическая успеваемость, дисциплина, но они ощущают себя в Церкви, и все, что они делают, они делают для Церкви.

В тех документах, которые широко известны, в частности в нашем обращении, уже сказано все самое главное.

Что сегодня мы можем добавить?

Нас продолжают упрекать и обвинять в том, что мы действовали против ректора. И все события - это война с ректором.

Я говорил, говорю и буду говорить, что против ректора у нас никто не действует.

Все согласны с о. Александром, что владыка ректор принес порядок в академию и сделал для нее много хорошего. И с позиции 22 апреля наши действия на литургии были направлены не против ректора, а против нас самих. И только с позиции сегодняшнего дня, благодаря тому стечению обстоятельств, которое было, благодаря как допущенным ошибкам с нашей стороны, так и со стороны, может другой, сейчас это уже предстает как вызов ректору. На самом деле с ним никто не борется.

И второе, что бы я хотел отметить. Мы опасаемся того, что администрация академии продолжает молчать. Из этого мы делаем вывод, что летом здесь хотят сделать молот и наковальню. И пройтись катком по тем студентам, которые были задействованы в этих событиях.

Хочу отметить следующее: когда мы приехали после Светлой Седмицы, я не один день, не два и не три пытался попасть на прием к ректору. Мы хотели предложить вариант, который был бы приемлемым для всех.

Мы просили гарантий того, что никто не будет исключен, чтобы владыка Константин как ректор, как епископ, дал эти гарантии, и это сразу на 50% сбавило бы напряжение. И второе, мы просили, чтобы началось в конце концов расследование должностных преступлений, которые допускал во время своего дежурства Игнатий Тарасов.

Понимаете, никто не жаждет крови, никто не хочет извержения его из сана - это очень страшно. Но необходимо разобраться: почему мы возглашали "анаксиос", какие у нас были к этому причины.

Сегодня о. Игнатий Тарасов был приглашен на наш "круглый стол". Мы хотели, чтобы он пришел сюда, мы от него ничего не скрываем. Я тоже не был согласен тогда с хиротонией. С моей точки зрения, вся проблема существует в плоскости именно духовно-нравственной и канонической - выше мы не поднимаемся. Тех, кто возглашал "анаксиос" в храме, обвиняют в личном пристрастии или каких-то корыстных целях против Игнатия Тарасова. Почему?

Потому что за некоторое время до этих событий студенты 3-го курса, в том числе я, других не буду называть, не пошли на службу. Они сидели в одной из аудиторий академии и занимались своими делами, в данном случае готовились к зачетам. Так получилось, что Игнатий Тарасов, дежурный помощник, нас "выловил". Нам снизили по поведению оценки, но это в принципе ничего. И вот через две недели - этот случай с его рукоположением. И это было представлено так, что вот эти три человека, которых он поймал как нарушителей дисциплины, и Андрей Пинчук, тоже по некоторым данным настроенный против Игнатия Тарасова, и сделали заговор в храме.

Могу сказать, что, во-первых, два человека, которых поймал Игнатий Тарасов, отпросились. И дежурный помощник, и проректор могут засвидетельствовать, что они были на ранней литургии, т.е. заявление, сделанное ректором в "НГ-религиях", не объективно. Я и Андрей были на службе, мы это подтверждаем. Два человека не смогли бы возгласить "анаксиос", и ситуация взорвалась буквально за 10 минут - между чтением Апостола и херувимской песней.

Я хотел отметить, что на самом деле, когда только все начиналось, это еще раз подтверждало нашу позицию, а не направленность всей этой истории против ректора. За нашей спиной было составлено неизвестными лицами первое обращение "Вани Иванова", "нашего брата N", которое и было выставлено в Интернет. Например, я о нем узнал только на второй или третий день после появления в "Соборности". Это была действительно какая-то провокация, и кто-то воспользовался ситуацией.

Дело в том, что на самом деле после этой статьи сильнее всех испугался я, потому что это у меня в классе студент по имени Ваня Иванов. (Смех в зале).

Я не могу координировать действия ректора, за него решать, но могу сказать за Игнатия Тарасова. Он мой однокурсник. Мы с ним одногодки, учились, воспитывались одинаково. Не знаю, как бы я поступил на его месте, если бы оказался в его ситуации. Может быть, во время возглашения, когда возглашал весь храм, повернулся, встал на колени и сказал бы: "Ребята, простите меня! Все что было и все что я вам сделал будет за порогом хиротонии. Я постараюсь исправиться".

Я думаю весь храм возгласил бы тогда "аксиос". Не было бы проблемы.

Помню разгоревшийся в Санкт-Петербургской семинарии конфликт из-за одного воспитанника, которого изгнали из числа семинаристов за плохую успеваемость, а по духовным качествам этот человек был исключительно высок. Весь класс заступился за него. Помню, как мгновенно прибежал ректор о. Владимир Сорокин, тут же стал разбираться, выяснять, проверять журналы, говорить прямо со студентами и в конце концов отстоял свое решение, доказал, что его нужно выгнать из семинарии, что он может учиться где угодно, но здесь предъявляются требования высших учебных заведений и так далее, т.е. он смог тогда погасить этот конфликт, чего не произошло сейчас.

Мне очень интересно и важно услышать то, что вы сейчас все говорите. Я во многом согласен со студентами, но призываю не питать иллюзий. Нынешняя ситуация, как мне представляется, эта ситуация знаковая. Конечно, красиво звучит фраза, что это самое значительное событие 2000 года и т.д., но как ни страшно, это так. И то, что сейчас происходит, это ни что иное как - хотим мы того или не хотим, желаем мы об этом задумываться или нет - это открытое противостояние мирян и епископов.

Смысл проблемы в том, что епископ может быть не прав, и церковная общественность, миряне, семинаристы, священники, кто угодно - они считают себя вправе об этом заявить и отстаивать свою позицию. Раньше такого не было. Трудно было представить раньше, что кто-то мог возразить епископу относительно той хиротонии, которую он совершает. Раньше этого не было, по крайней мере во время советской власти, когда Церковь была задавлена тоталитарным режимом.

Есть даже такой анекдот. У нас недавно была в Казанском соборе хиротония, владыка тоже возглашал "аксиос", бабушка подошла ко мне после службы и говорит: "Батюшка, в чем дело, почему владыка ругал ставленника?" - "А как он его ругал?" - "Так он же обзывал его псом: ах ты, пес, говорит". Народ не представляет церковную реальность. Да, можно говорить о каких-то гипотетических правах, что народ что-то выбирает. Но народ никого не выбирает, не утверждает. Так было в советские времена. То, что сейчас студенты семинарии позволили себе заявить, это в известном смысле революция, такого раньше не было.

Церковь, которая существовала под гнетом тоталитарной власти, была вынуждена объединиться в крайне централизованный организм, где не могло быть и речи о какой-то внутренней, как вы сказали, общественной жизни, где действительно, как на войне, была жесткая вертикаль. Епископы, священники, миряне в этой ситуации практически не имели права голоса, потому что это было условие выживания Церкви.

Да, конечно, у нас есть права. Но опасность в том, что если мы быстро захотим воспользоваться нашими правами, то может произойти такая ситуация, которая произошла сейчас, и еще хуже. В принципе как бы все правильно, но посмотрите, что происходит: лес рубят, щепки летят. И поэтому, ребята, я призываю быть очень осторожными. Может произойти то, чего мы совсем не хотим. Очень часто многие еретики и раскольники изначально руководствовались благими намерениями об улучшении церковной жизни, а враг может воспользоваться этой ситуацией. Это то, что касается нынешнего конфликта.

Но в целом, я думаю, это хороший знак, так как действительно формируется церковно-общественное мнение. Оно рождается в муках и страданиях - это естественный процесс. Конфликт произошел в нашем городе, и это, мне кажется, здоровый признак петербургских духовных школ. В другом бы месте смолчали и проглотили, и все бы прошло. А здесь ситуация развивается в естественном направлении. Но нужно быть, повторяю, очень осторожными.

Здесь нескрытое противостояние мирян и епископа, и никто из присутствующих не обманывает себя. Многие петербургские священники говорят, что при митрополите Никодиме (Ротове), который нынче не в чести у многих известных деятелей Церкви, этого не могло быть, потому что он знал лично каждого студента и не по фамилии, а по имени, а также откуда тот и на что способен. Подобная ситуация была бы ликвидирована уже в зародыше. Есть люди, которые умеют общаться с себе подобными, а есть те, которые не желают или не умеют этого делать. Вот главная проблема.

Я хотел бы сказать о том, что мы возглашаем на службе "аксиос", потому что уверены в достоинстве ставленников и это не является формальностью. И такое возглашение особенно ценно, потому что можно произнести "анаксиос". Логика владыки ректора понятна. Он, очевидно, не знал о канонических или о неканонических препятствиях к рукоположению. Но, во всяком случае, то, что о. Игнатий находится сейчас на той же должности и в том же сане, говорит о том, что он их и до сих пор не знает.

В каноне сказано, что нельзя винить епископа, поставившего недостойного человека по неведению. Меня не было на этой литургии, я несу послушание на приходе, и я лично тоже считаю, что у о. Игнатия нет канонических препятствий к рукоположению. Я думаю, что, в принципе провозгласившие "анаксиос", может быть, чисто субъективно думали, что у них есть какие-то основания, но я никак их не сужу, потому что я лично не знаю, какие у них претензии к о. Игнатию, но, во всяком случае, все совершившееся вносит большой соблазн в нашу духовную школу.

Между студентами произошел раскол. Сейчас они не весть что думают об о. Игнатии и об Андрее Пинчуке. Все весьма загадочно. Но я думаю, что, если бы те, кто кричал "анаксиос", представили студентам все, что, у них есть, те бы увидели, что нет никаких препятствий, нет ничего серьезного против о. Игнатия. Тогда они бы понесли законное наказание, вплоть до исключения, скажем. И это было бы решением проблемы. Но если там есть какие-то препятствия, то тогда надо решать проблему уже с о. Игнатием, его, скажем, сместили бы с должности помощника. Единственное, что сейчас поражает и не устраивает, - нежелание разбираться, пролить свет на эту ситуацию. И если бы все претензии были выслушаны еще до хиротонии, то такого скандала не было бы.

Действительно, мы намеренно не разглашали то, что мы имеем против о. Игнатия на хиротонии. Это связано с тем, что мы не хотели, чтобы это выходило за рамки академии. Мы хотели, чтобы комиссия собралась, вызвала каждого из нас как свидетеля и мы перед крестом и Евангелием назвали бы имена тех людей, которые могут подтвердить наши показания, засвидетельствовать те факты, которые мы знаем. Несколько слов о комиссии, которую сформировал митрополит и работа которой им же на днях как бы и была приостановлена. Причина приостановки работы неясна. И в то же время председатель комиссии, когда я с ним в частной беседе разговаривал, ясно сказал, что комиссия даже не собирается выслушивать наши свидетельства, какие мы имеем против этой хиротонии. У комиссии совсем другие цели, это по поводу того, что нас не хотят слушать.

Еще дело какое-то хотят завести. Просто какой-то заговор, политическая акция, какой-то бунт или, как сказал ректор, обычное бурсацкое хулиганство. В связи с этим я принял решение: претензии, которые я имею к Игнатию Тарасову, будут письменно изложены в заявлении и это заявление будет отправлено в совет академии. Совет академии должен сам решить, куда эту бумагу девать или какой ей давать ход. Если же опять эта бумага где-то затеряется, то это будет уже верх необъективности. И относительно механизма. На самом деле зачатки такого механизма здесь, может быть, и существовали. Насколько я знаю, при Владимире Сорокине собирались периодически раз в месяц или раз в два месяца старосты классов, курсов и с ними проводились беседы о накопившихся проблемах. По крайней мере, так рассказывают. Такое вот предание.

У меня как у дотошного журналиста есть вопрос к Эдуарду Никитину. Вы сказали, что полностью разделяете позицию владыки ректора. То есть вы считаете, что это было обычное бурсацкое хулиганство?

Я согласен с этой точкой зрения. Работая дежурным помощником семинарии и академии, непременно нужно следить за дисциплиной. Когда есть дисциплина, тогда есть и нарушители ее, которые не любят тех, кто следит за ней. Поэтому конфликты есть в любых учебных заведениях: между комендантом в светском учебном заведении и студентами в общежитии, так и у нас. Если есть закон - всегда есть и нарушители. Всегда кто-то опаздывает, кто-то не присутствует на занятиях, не говоря о большем. Поэтому если человек исправно выполняет благословение, он будет иметь врагов.

Дело в том, что на службе вечером о. Игнатий был в белом стихаре. Все знали, что намечается на сегодняшний день хиротония. Было время и на то, чтобы изложить все препятствия к хиротонии и выдать их владыке. Можно даже было подойти в алтарь и сказать, что мы не согласны, я и группа студентов, мы хотим с вами встретиться. Владыка, насколько я его знаю, он пошел бы на это и встретился бы, выслушал бы один на один, а не при всем храме. Действительно, соблазн большой, как уже было сказано. До сих пор не было изложено ни одной причины, по которой эта хиротония не могла совершиться.

Я не считаю, что Божественная литургия является местом для обсуждения личной жизни ставленника. Я об этом узнал за 10 минут до начала службы и решил своим долгом владыку известить о создавшейся взрывоопасной ситуации в храме. На что мне было сказано, что хиротония состоится при любых условиях.

Во время литургии оглашенных речь не шла о том, чтобы обсуждать личную жизнь о. Игнатия, речь шла о том, чтобы предотвратить литургический конфликт. Я делал все от меня зависящее, чтобы этого не произошло.

Была проблема с сарацинами, арабами, которые нападали на Церковь во время совершения литургии. Священник непременно должен был закончить литургию. Если мы в храме, никто не застрахован от инцидентов в нем. Может ворваться толпа бомжей, может ворваться толпа и сказать, что нужно прекращать литургию. Поэтому я считаю, студенты не имели никакого права кричать на литургии "анаксиос".

Я выскажу личную точку зрения. Для меня происшедшее - личная драма, поскольку у меня в сознании произошел перелом. Я достаточно успешно проучился год, обрел то, к чему стремился всю жизнь. Мне очень нравилось учиться, и я не замечал в школе, как сейчас говорят, конфликтов. И тут все это произошло. И теперь эта боль, которая вошла в меня, в сердце, в мою жизнь.

Я здесь потому, что помню слова Антония Сурожского о том, что Христос всегда в буре, Он не уходит куда-то в тишь, и поэтому человек, который идет с Ним, должен быть в центре событий с Христом. Христос всегда там, где конфликт, где страдание и боль. Я тоже пытаюсь следовать за Ним.

Почему же мне так больно? Видимо, потому, что я очень хорошо отношусь к владыке Константину. Я с ним познакомился еще до поступления в семинарию, на студенческих встречах у меня о нем сложилось очень хорошее мнение. Я к нему очень хорошо отношусь. В школе уже в этом семестре я познакомился с Андреем Пинчуком, он руководит воскресной школой. Видя, как он общается с детьми, я проникся к нему глубоким уважением. Я тоже преподавал последние месяцы в одном из филиалов воскресной школы. Когда случился конфликт между владыкой и студентами и, в частности Андреем Пинчуком, для меня это было драмой.

Я хочу сказать, что присутствовала на этой хиротонии, возглашала "анаксиос", после слов владыки, когда он продолжил хиротонию. Я ни в коем разе не хочу обвинить владыку, потому что я его также люблю, я проработала год кандидаткой, на следующий год поступила. Это действительно боль. За всех, даже за Игнатия Тарасова я переживаю. Потому что я думаю, что под слова "недостоин" вот здесь сидящие семинаристы и академисты, конечно же, не хотели бы становиться священниками. Но я не считаю, что хиротония должна была состояться.

Это был крик души, потому что нам на литургике объясняют, что хиротония должна состояться по таким причинам, а по таким она не должна состояться. Также нам говорят о правах клирика. Что если он будет против епископа, то будет извержен из сана и тому подобное. И тут когда видишь вот эту неправду и думаешь: "Боже, ты приходишь в мир, который неправда, и видишь здесь ту же неправду!" А как люди? Некоторые бабушки по неведению тоже говорили "анаксиос, анаксиос".

Как нам быть? О. Георгий (непонятно, кто имеется в виду. - Прим. ред.) в церкви мне сказал: "Оля, ты пойми, что это зависть". Я сказала: "Отец Георгий, какая это может быть зависть? Это не зависть, почему столько студентов против, значит у них есть основания не любить этого человека и просто относиться к нему плохо".

У меня лично претензий к Игнатию Тарасову никаких нет. Но я слышала, как он оскорблял людей. Возможно, это плохие, неканонические причины, чтобы человек был, скажем, недостоин рукоположения. Но я считаю, что это будущий священник для нашей академии. Как нам, у него исповедоваться, подходить: батюшка, благословите. Подходить ли? А сегодня многие студенты к нему не подходят, потому что считают его недостойным.