Евгений Гонтмахер: "Почему Путин не ведет Twitter?"

Российскому президенту не интересны миллионы подписчиков в социальных сетях. Фото с сайта www.kremlin.ru

Главный научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) Евгений ГОНТМАХЕР убежден в неотвратимости перехода российской политики в Интернет. «Почему бы Путину не завести себе Twitter?» – совершенно серьезно поинтересовался он у ответственного редактора «НГ-политики» Розы ЦВЕТКОВОЙ. И сам же стал объяснять, зачем, на его взгляд, это необходимо президенту России.

– Евгений Шлемович, разве наши политики нуждаются в еще одном информпространстве, телевидения им недостаточно?

– Послушайте, все то время, когда не было Интернета, важными для политика были две вещи: доступ к традиционным СМИ и ораторское искусство, то есть способность лицом к лицу убедить людей, собравшихся на митинге. В этом смысле США – хороший пример, мы помним кампании 50–60-х годов, когда кандидаты для поддержания имиджа во время предвыборных кампаний жали сотни тысяч рук. И столько же раз улыбались и говорили прочувственные фразы. Когда-то ведь и телевизор был роскошью, после войны, и политики активно пользовались радио, которое было повседневностью, в каждой семье оно было. 

Американский президент завоевал симпатии у более чем 30 миллионов интернет-подписчиков. Коллаж из социальных сетей

Потом, когда телевидение стало повседневностью, политики переключились на него. Теперь есть Интернет, который тоже долгое время был экзотикой не только у нас, но по всему миру, и Рубикон доступности уже перейден: большинство россиян пользуются им регулярно. И политики – с некоторым опозданием – обратили внимание на Интернет.

Ведь там колоссальные возможности. Трамп во многом выиграл свою президентскую кампанию за счет Интернета. Тем более что многие традиционные СМИ – и пресса, и ТВ – за редким исключением, от него отвернулись. Если говорить о России, то эта необходимость тем более очевидна. Потому что у нас ТВ в основном контролируется, наиболее значимые газеты, за редким исключением, куда, слава богу, входит и «Независимая газета», – в значительной массе тоже под контролем…

– Кажется, уже и за Интернет взялись тоже! Достаточно появиться какой-нибудь неугодной кому-то наверху статье, и сайт могут заблокировать.

– Пока о тотальной жесткости в Интернете речь не идет. Другое дело, что и сами политики еще не осознают, какой публичной площадкой мог бы стать для них Интернет. Тем более что интерес к телевизору как к источнику информации постепенно снижается, и растет новое поколение, которое не представляет своей жизни без соцсетей и прочих интернет-возможностей.

Кстати, нельзя сказать, что Интернет захватил только развитые демократии. Победа Трампа – это первый пример преимущественного использования интернет-технологий в политической кампании. До этого Интернет не играл особого влияния ни в кампании Обамы, ни даже сейчас в Германии, где идет подготовка к выборам в Бундестаг. В развитых странах, где присутствуют многолетние, если не сказать – вековые, традиции разнообразия СМИ, где политикам любого толка всегда можно выйти и на дебаты, и на площади, проблем с публичными площадками нет.

Но мы как раз в силу своей специфики можем обогнать в использовании Интернета те самые развитые страны. 

Потому что для нового поколения российских политиков Интернет – единственный вариант заявить о себе. Конечно, тут многое зависит от того, насколько умело это делается. Это специальная культура – присутствовать в Интернете именно политику, не блогеру, пишущему о себе, или журналисту, перепечатывающему информацию и создающему интернет-СМИ. Политик должен уметь обращаться к людям через Интернет, получать обратную реакцию, и не у всех это получается. Тех, у кого это работает, можно пересчитать по пальцам.

– Ну вот уже и оскорбленные олигархи начинают общаться со своими обидчиками в YouТube.

– И это очень положительный факт: он как раз доказывает силу Интернета, потому что Усманов мог бы напечатать свое обращение в какой-нибудь газете или обратиться к Навальному через какой-нибудь телеканал. Но он все-таки достаточно большими средствами вложился в Интернет и скорее всего осознает его «многотиражность» и «объемность», если можно так выразиться. То, что он записывает свое «фе» по отношению к Навальному и выходит с ним в интернет-пространство, фактически подчеркивает значение Интернета. Я не исключаю, что в ближайшем будущем, не на этих выборах президентских, а, например, на следующих парламентских, телевизионные дебаты, которые уже практически никому не интересны, переместятся в Интернет, в онлайн, где их захотят и будут смотреть очень много людей.

– Но у нас пока еще не только политики, но и власть как таковая Интернет не любит, боится и старается всячески ограничить его воздействие на умы людей.

– На самом деле наверху вполне осознают необратимость развития Интернета. И я могу предположить, что возможности этого канала информации будут использоваться уже в эту осеннюю выборную кампанию и потом, дальше. Знаете, можно ведь поставить плотину на пути ручейка и решить, что проблема стекания воды по склону решена навсегда. Но ведь наверху неуклонно начинает наполняться водохранилище, которое в таком варианте рано или поздно прорвет искусственную преграду. Что касается Интернета, это уже не ручеек, это неостановимый процесс. И, кстати, я не исключаю, что именно в Интернете будут какие-то эксклюзивные материалы с Путиным, например, интервью в формате YouTube. У нас внимательно изучают опыт американских выборов. То есть это будет не только технология видео, где кандидат в президенты что-то такое рассказывает, а прямое обращение, рассылки в почту, в соцсети, какие-то тексты от имени кандидатов, кстати, не только от Путина. Думаю, это будут делать кандидаты даже от традиционных партий типа ЛДПР, КПРФ.

Потому что это неотвратимо, и с этим надо смириться, это как явление природы – Интернет. Можно, конечно, пытаться что-то с ним делать, троллить, подсылать ботов и еще много чего там придумано, но по большому счету это уже не работает. Сейчас в обществе есть большой запрос, он в последнее время сильно обострился на справедливость и на искренность. Это очень близкие понятия, и, если ты можешь высказаться на площадке, где находишь единомышленников, которые думают так же, как ты, это становится крайне важным сегодня. И в этом смысле Интернет очень помогает, потому что соцсети – это те самые горизонтальные связи, то самое гражданское общество. Власть – это вертикаль, как мы привыкли считать, а вот горизонтальные связи создают гражданское общество, и оно является всегда в каком-то смысле оппонентом власти.

– И этот процесс гораздо интенсивнее идет в Интернете?

– Конечно! Интернет предоставил возможность совершенно колоссальных горизонтальных связей, люди могут общаться на любые темы. Слава богу, у нас пока там нет цензуры, какие-то группы заблокированы, но это не тотально, это единичные примеры. Люди общаются между собой мимо государства и свободно обсуждают между собой, что происходит, тем более многие из них скрылись под никами, и у них открыты возможности свободно говорить.

– Значит, невозможно взять и заблокировать какую-нибудь общественно значимую соцсеть, как бы об этом ни мечталось некоторым ретивым депутатам?

– А вот представьте себе: завтра наша власть говорит: я перекрываю Facebook. У нас там уже десятки миллионов людей в России. Это будет такой кризис, которого власть давно не видела. В политике есть процессы, которые можно регулировать, а есть такие, какие регулировать нельзя, надо к ним, наоборот, приспосабливаться. Уход политики в Интернет – это процесс неизбежный, глобальный, мировой. И идти против течения – глубоко контрпродуктивно. Власти не надо стоять на этом пути и пытаться свести политику в Интернете к управляемым сегментам, таким как сайты ТВ, газет и прочее. Это глубочайшая ошибка, если будет выбран этот вариант. Тогда политика к ним просто-напросто ворвется, и они не будут знать, что делать.

Поэтому надо в Интернет уходить всем, начиная с Путина. Почему он не ведет Twitter? Полагаю, что Путин, Медведев, министры, глава администрации президента – это политики. И для них время, когда они думали, что политика совершается только в высоких кабинетах, негласно и непублично, уже уходит. Неотвратимо!