"Партия Интернета" против "партии телевизора"

О, эта кажущаяся пространством свободы виртуальная сеть! Фото Depositphotos/PhotoXPress.ru

За последние годы на федеральных каналах сменилось более трех десятков разнообразных политических ток-шоу и аналитических передач. Сейчас их, пожалуй, намного больше, чем, скажем, 10 лет назад. На Первом есть «Время покажет» и «Первая студия», на «России 1» – сразу несколько форматов  под  Владимира Соловьева и «60 минут», у НТВ – «Место встречи», а на ТВЦ выходит «Право знать». Все они похожи друг на друга обсуждаемыми темами, зачастую не отличаются и приглашенными экспертами, которые за один день могут сменить несколько студий и в каждой из них говорить приблизительно одни и те же вещи. Эмоциональные разговоры на повышенных тонах, переходящие в крик, перебивание оппонентов, крики, драки, скандалы – интеллектуальная польза от просмотра подобного чаще всего стремится к нулю, но политические ток-шоу, заполонившие почти весь прайм-тайм на российском телеэкране, стали едва ли не единственной формой вечернего досуга для миллионов телезрителей.

Это во многом и объясняет, зачем самому телевидению, а не власти (с ней все более или менее понятно) столько политических ток-шоу (к слову, этот формат – полное заимствование жанра западных разговорных передач как по содержанию, так и по названию). Давно подмечено, что в этом словосочетании зрителя – в том числе интересующегося политикой обывателя – гораздо больше интересует шоу, а не разговор. В результате получается своего рода «Пусть говорят», но про Украину и козни Барака Обамы.

Во многом поэтому в околополитической тусовке некогда стало правилом хорошего тона публично подчеркивать, что «телевизор я не смотрю» (или вариант «телевизора у меня нет»). Это заявление одно время повторялось к месту и не к месту как некий пароль или исповедание веры: я умный и продвинутый, «зомбоящик» не смотрю. Естественность и непреложность этой позиции со временем стала настолько привычной, что такого рода декларации к нынешнему времени приобрели несколько неуместный оттенок, словно речь идет о таких само собой разумеющихся для любого приличного человека вещах, как мытье рук перед едой. «Ну, конечно, ты не смотришь телевизор, мы в этом не сомневаемся, зачем лишний раз об этом упоминать?»

В этой картине мира есть жесткое разграничение: для передовой части общества внимать «голубому экрану» – это просто стыдно, когда есть Интернет с его плюрализмом мнений и возможностью смотреть то, что ты хочешь и когда хочешь, а есть темные, необразованные массы, вкушающие продукцию Первого канала, «России 1» и НТВ. Речь идет о предпочтениях не только политизированного слоя россиян, ведь бойкот ТВ – это бунт как против массированной госпропаганды, так и против чудовищной пошлости и безвкусицы развлекательных телепрограмм и сериалов, и против надоедливой и столь же пошлой рекламы. Однако именно в политически ангажированной среде разделение сограждан на прогрессивную «партию Интернета» и отсталую «партию телевизора», пожалуй, является наиболее интересным для стороннего наблюдателя.

Сейчас уже никого не удивишь, что политика делается не только на ТВ, но и в Интернете: старая поговорка «Если этого не показали на телеэкране, значит, этого не было» больше не работает. Оппозиционные политики, сетующие «пустили бы меня на телеэфир – я бы за час перевернул Россию», вызывают недоумение – пример главного оппозиционера России Алексея Навального, целиком создавшего себе политический капитал через Интернет (на телевидении его имя, как говорят, под запретом), показывает, насколько это устаревшая риторика.

Правда, будучи главным устоявшимся форматом коммуникаций от власти к обществу, телевидение по-прежнему во многом диктует свои правила всем тем, кто занимается или наблюдает за политикой. Поэтому многие из них, включая самых что ни на есть оппозиционных, смотрят телевизор, например, для того, чтобы лучше понять «линию партии». Эта прослойка пользователей политической информации, возможно, невелика, но она есть. А главное – знающие люди утверждают, что именно телевизор, а отнюдь не Интернет, смотрит зритель № 1 Владимир Путин. Так что совсем сбрасывать со счетов потенциал российского ТВ вряд ли стоит. Да и не получается.

Кроме того, в Интернете подчас ищут не только уникальный контент, но и ту же телепродукцию, выложенную в Сеть. У всех каналов и даже у отдельных телепередач и журналистов есть свои аккаунты в YouTube. Количество их подписчиков может достигать сотен тысяч, а самые яркие нарезки телеэфира с хлесткими заголовками типа «Имярек 1 заткнул за пояс имярека 2»: «Слышь, ты, харя бандеровская!» –  пользуются большой популярностью.

Однако главный продукт политического Интернета выдают все-таки не телевизионщики, а блогеры –  Алексей Навальный, Kamikadzedead (Дмитрий Иванов), «Артподготовка» (Вячеслав Мальцев) и десятки других. Топовые YouTube-каналы вещают на миллионные аудитории, для которой становятся главным источником мнений о политике. Спектр обсуждаемых вопросов гораздо шире, чем на ТВ-шоу (где предпочитают говорить главным образом о внешней политике и ситуации в мире), – запретных тем нет.

Проблема в том, что, не приемля телепропаганды и эфирной цензуры и попав в свободное пространство Всемирной паутины, представители «партии Интернета» зачастую устраивают цензуру сами себе. Не случайно поклонников тех или иных блогеров иногда называют «сектой»: проникшись симпатиями к своим лидерам, они начинают смотреть на политику исключительно их глазами, без рассуждений отвергая возражения, критику, просто другие точки зрения. В этом парадокс Интернета – для кого-то свободы здесь слишком много.