Роза Цветкова
Постепенно из партии по разным причинам выдавливались люди, когда-то составлявшие яркий образ «Справедливой России». Фото Евгения Зуева (НГ-фото)
Экс-депутат от «Справедливой России» Оксана ДМИТРИЕВА рассказала «НГ-политике» в лице ее ответственного редактора Розы ЦВЕТКОВОЙ о том, почему и как уходила от Сергея Миронова.
– Оксана Генриховна, не жалеете о времени, потраченном на «Справедливую Россию»? Все-таки в этой партии вы находились достаточно долго, и у многих сложилось впечатление, что ваш уход из нее – результат обманутых ожиданий?
– Это, к сожалению, не только мои обманутые ожидания, а обманутые ожидания миллионов избирателей. Задачу создать умную, профессиональную, социально ориентированную оппозицию руководство «Справедливой России» полностью провалило.
Мой приход в СР был отчасти вынужденным: в 2006 году ликвидировали одномандатные округа, не перерегистрировали целый ряд партий, в частности и ту, что мы создавали. Когда нас уговаривали войти в блок партий «Справедливая Россия», то предполагалось, что мы, я и Иван Грачев, будем определять социально-экономическую политику и идеологию партии и фракции. И в первые годы так и было.
Мы смогли создать программу, стратегию и систему законодательных актов в социально-экономической области. Альтернативные бюджеты и антикризисные программы и пенсионные законы, закон о стройсберкассах, налоговые законы, поддержка малого бизнеса, – все мы с Грачевым создавали многие годы. И мы пришли со всем этим потенциалом в «Справедливую Россию». Была выработана идеология и позиция партии, которая сейчас уже, конечно, во многом размыта, но какие-то ошметья еще сохраняются, до сих пор переписываются проекты наших законов, используются шаблоны альтернативных бюджетов, даже свои речевые модули встречаю в речи моих бывших коллег по партии.
И успех на выборах в 2011 году у эсэров был не только из-за роста протестных настроений – голосовали за «Справедливую Россию» именно потому, что в пятом созыве Госдумы (первом созыве для СР) фракция отработала, действительно выполнив общественный запрос на интеллектуальную, профессиональную, социально ориентированную оппозицию.
– Не все в партии того периода, наверное, были этому рады? Ведь у многих видных персон тогда были собственные амбиции и виды на место рядом с лидером?
– Возможно, но во многом мне «Справедливая Россия» была обязана своим присутствием в ГД пятого созыва. Можно вернуться еще дальше назад, когда были выборы в марте 2007 года в Заксобрание Санкт-Петербурга, где я возглавляла список и партия получила 22%. И, голосуя за новую партию, люди голосовали за меня так же, как сейчас за Партию роста. Только тогда выборы были не в такой мере сфальсифицированы, как сейчас.
Если бы не было этого результата в Питере, то никто не поверил бы в новую партию. И затем, на выборах уже в декабре 2007 года, результат в Петербурге был в два раза выше, чем в среднем по стране, что и позволило преодолеть 7-процентный барьер в Думу.
– Когда и почему вам стало некомфортно в рядах эсэров?
– А уже после выборов-2011 в партии началось медленное ползучее перерождение: кадровое, политическое, нравственное и интеллектуальное. Около 70% фракции, прикрываясь лозунгами о защите человека труда, составили бизнесмены с сомнительной репутацией. Не случайно многие из них сейчас находятся в розыске.
Начались метания как свидетельство крайне непоследовательной позиции – от ультрарадикальной до слишком верноподданической. То Миронов с белой ленточкой на лацкане забирался на бульдозер к Евгении Чириковой, то потом демонстрировал быстрый отход от оппозиционных взглядов.
Позорной выглядела позиция по реформе Академии наук, когда полфракции – имея в активе думский комитет по науке – проголосовало «за», остальные – не голосовали, и только несколько человек – наша группа – голосовали «против». Позиция фракции качалась в совершенно противоположные стороны. Хотя, выступи мы консолидированно, можно было защитить РАН от разгрома.
Произошла маргинализация и партии, и фракции. Вместо проработанной и просчитанной альтернативы в социально-экономической области вносились предложения о высоте каблуков, запрещении футбола в Чечне, одиозные инициативы депутатов Михеева, Нилова, Мизулиной.
Я понимаю, что в политике всегда должны быть компромиссы, но в то же время есть какие-то пределы. Налицо было уже такое очевидное морально-нравственное падение, что мы – не только я, но и Иван Грачев, Андрей Крутов, Наталья Петухова – решили: раз мы вместе, командой, пришли, командой и уйдем.
– Вы рассчитывали на смену лидера партии? Нет, не так – вы верили в то, что Миронов кому-то уступит свое председательское кресло?
– Ситуация в партии далеко не всех устраивала. Разговоры о необходимости смены лидера стали возникать все чаще. Особенно они усилились в преддверии президентских выборов. Но Миронову надо было закрепить свое окончательно лидирующее положение уже на следующих стадиях: слабый лидер не терпит никаких сильных фигур рядом, это совершенно очевидно.
Выдавливание независимых людей шло постепенно, но практически во всех региональных отделениях. Видимо, Сергей Михайлович Миронов как опытный царедворец понял, что результаты будущих выборов будут уже не реальными, а полученными в режиме «договорного матча». А в такой ситуации зачем тогда реальные политики?! Независимые, авторитетные, пользующиеся поддержкой избирателей. Если на выборах голоса рисуются, а не считаются! Поэтому можно заполнить партийное пространство ближайшими родственниками, бизнесменами и просто случайными, послушными людьми.
– Не обидно, что когда-то начиная свою политическую карьеру в Санкт-Петербурге, вам пришлось спустя годы туда же и вернуться?
– Ну, собственно говоря, я оттуда не уходила, я дважды избиралась по одномандатному округу в Петербурге, возглавляла здесь региональную депутатскую группу, поэтому сказать, что я уходила и теперь снова туда вернулась, нельзя.
И сейчас задачу по присутствию в парламенте с большим трудом, в очень усеченном виде, но мы выполнили, создав Партию роста и преодолев барьер в Заксобрании Санкт-Петербурга. И хотя, по независимым оценкам, мы получили свыше 20% голосов, нам оставили 11%. Но все-таки питерский ЗакС – это очаг демократии: здесь оппозиции мало, но она есть.
Другое дело, что теперь, работая в Заксобрании, я понимаю, что одно дело представлять город на федеральном уровне, а другое – быть внутри него. Здесь огромное количество законодательных лакун, провалов и дыр.
Хотя есть много и положительного. Так, Заксобрание Санкт-Петербурга отличается от остальных тем, что у нас парламент полностью на профессиональной основе. Подобное в регионах еще только в Чечне присутствует. И в силу профессионализма и активности голос оппозиции здесь, в Питере, все-таки слышен. И наша главная опора – гражданское общество. Потому что в условиях малочисленности оппозиция может добиться результата, во-первых, только опираясь на гражданское общество, и, во вторых, если в профессиональном отношении оппозиция на голову выше партии власти.
