Алена Аршинова: «Получилось так, что в Приднестровье я получила ценнейший опыт: была в провластной партии, потом мы стали оппозицией». Фото Розы Цветковой |
В силу своего возраста она относится к тому самому поколению молодых, которое многие социологи характеризуют как потерянное, инфантильное, с большими патерналистскими ожиданиями от жизни и без устремлений в будущее. «НГ-политика» в лице Розы ЦВЕТКОВОЙ долго выясняла у 30-летней Алены АРШИНОВОЙ – депутата Госдумы, зампреда комитета ГД по образованию, члена президиума генсовета партии «Единая Россия» и, наконец, просто красавицы, – действительно ли она не видит будущего – как для себя, так и для страны в целом.
– Алена Игоревна, вы стали депутатом Госдумы VI созыва в 26 лет, вероятно, до сих пор вы – самый молодой представитель нижней палаты российского парламента?
– Уже нет (улыбается). Есть моложе меня ребята в Госдуме.
– Быть депутатом – это большая ответственность за фактически всю страну, и наверняка у вас было представление о том, каким он должен быть. А имидж у Госдумы и, в частности, у «Единой России», получившей большинство думских кресел, был, мягко скажем, не самый замечательный. По стране прокатились митинги недоверия к итогам выборов, в ходу были самые разные обидные определения, которыми наделяли депутатов. Вы осознавали, во что ввязываетесь, не страшно было?
– Было интересно. Для меня это была новая работа, новые возможности и проблемы. Мне вообще интересно жить, общаться с людьми, помогать им. И когда я баллотировалась по спискам ЕР, мне многие друзья говорили: ты куда лезешь, зачем это надо? Не то время, не то место, зачем тебе это все? Но мне казалось, это нечестно – быть с ЕР, когда у нее все хорошо, и не быть, когда все плохо.
Я видела, что многие стали сторониться партии и подчеркивать свою неаффилированность с ней, но для себя посчитала правильным вступить в ЕР, от которой шла на выборы, и показать, что это вовсе не партия «жуликов и воров», как кто-то клеймил. Более того, получилось так, что меня включили в генсовет и в президиум ЕР и, конечно, не предупредили об этом. А на съезде мне партбилет вручил Дмитрий Анатольевич Медведев – понятно, что это был сценарий, но для меня это было полной неожиданностью. И для меня главная задача сейчас – быть полезной и развенчивать стереотипы. Я плохо отношусь к тому, что люди меняют партийную принадлежность из-за конъюнктуры.
Наша семья жила за пределами России, в Приднестровье, и некоторые вещи там более остро чувствуются: там особенно переживаешь за родину, людей, за возможность самовыражения и отстаивание своих политических идей и т.д. Получилось так, что в Приднестровье я получила ценнейший опыт: была в провластной партии, потом мы стали оппозицией, потом нашу партию и вовсе закрыли. Это был хороший опыт, я на себе многое испытала и очень хорошо понимаю про взаимоотношения власти и оппозиции здесь, теперь уже внутри страны.
– А все-таки почему в качестве ориентира для того, чтобы бороться за справедливость и быть полезной, была выбрана «Единая Россия»? Не «Справедливая Россия» или КПРФ, ведь у этих партий тоже есть видение справедливого будущего?
– Путин. Только из-за него. Я – поколение Владимира Путина, так теперь многие говорят, что штамп, но это правда. Я очень хорошо помню, как мы жили в то время, отец служил в Таджикистане и приезжал только на праздники. Поехал он туда не от лучшей жизни, зарплату не платили, а там она была повышенной даже, он нас с сестрой поднимал, нам еще посылки из Сибири бабушка присылала, правда, до нас они доходили уже раздербаненные, мама на трех работах работала, в общем, жили как многие.
Мама новости смотрела всегда, особенно сводки из Таджикистана, папа там летал на вертолете, а их часто сбивали в этом регионе. И из-за того, что телевизор был у нас постоянно включен, я стала интересоваться новостями, политикой. А там кошмар, Ельцин вечно пьяный, было как-то стыдно за него. Хорошо помню тот момент, когда произошло то самое: «Я устал, я ухожу». Папа как раз приехал в отпуск, родители испуганно друг на друга посмотрели, и я вместе с ними поняла, что что-то такое случилось, потрясение для всех нас. После этого я стала более внимательно следить за Путиным как за президентом.
– Относя себя к поколению Путина, каким вы его видите, какие они, ваши сверстники?
– Есть разные люди моего поколения по возрасту, и я их знаю – это абсолютно разные люди, и аполитичные в том числе. Но они поколение Путина во всех смыслах, потому что они его знают с детского сада, школы: президентом, премьером, при нем они выросли, и это люди с совершенно другими возможностями, они что-то хотят делать.
Я вижу разницу между предыдущим поколением студенчества, моим, и нынешним, это разные люди совершенно. Есть среди недавних выпускников те, кому ничего не надо, они ничего не хотят, притом что считают себя ценными специалистами. Когда я проходила прошлую предвыборную кампанию, была в молодежных аудиториях, и меня искренне нередко поражало, какие высокие у ребят запросы, хотя сами они еще ничего не сделали. За обучение на коммерческом отделении, за продукты, за джинсы, наконец, – за все платят родители, а он ждет, что ему сразу после окончания вуза должны платить высокую зарплату. За что, ведь он же еще ничего не сделал и мало что знает?
– То есть вы против социальных гарантий?
– Я против потребительства, а за то, чтобы каждый человек сам себя строил, государство должно давать гарантии и конституционные права, но ты ими правильно пользуйся! Когда сегодня говорят, что наши специалисты не востребованы, потому что образование плохое, – я в это не верю. Сейчас у молодых людей есть все: ролики в Youtube, удаленные курсы, Гарвард, МГУ – пожалуйста. Не знаешь английский? Открой аккаунты в Instagram, где можешь выучить по 15 слов за день, пробуй разговаривать. В Skype можно поговорить с иностранцем и выучить язык бесплатно. Почему ты этого не сделал?
– Как депутат, отвечающий за образование, вы можете ответственно сказать, что любому россиянину, захотевшему получить качественное образование, это доступно?
– Доступно, можно при желании поступить в любой вуз. Я не говорю, что у нас все замечательно. Но смысл такой: для того чтобы быть подкованным специалистом, надо быть объемным, получить не одно образование и, может быть, не только в России. Нет времени учиться очно – пожалуйста, получай образование на «удаленке», а не сиди и не плачься, как все плохо.
Ребенку с самого детства надо больше показывать, объяснять, рассказывать. Нужно включать детей в общество, показывать возможности, которыми они могут воспользоваться, а иначе талант может пропасть.
– Многое действительно зависит от родителей, но как быть, когда ректор института, в который ты собираешься поступать, публично уличен в абсолютном заимствовании своей диссертации? Какое уважение может быть к такому учебному заведению, которым руководит такой псевдоученый и ни в какую отставку уходить не собирается? Подобный же упрек в плагиате можно отнести и к некоторым депутатам в Госдуме, как они могут участвовать в законотворческом процессе?
– Конечно, как человек, который сам написал диссертацию, я...
– А какая у вас была тема?
– Я писала о молодежном радикализме: начала в 2007-м, в 2010-м окончила аспирантуру, а защитилась только в 2012-м. Я перелопатила много книг, все в 90-е об этом писали, тема всех волновала, но считалось, что нет социологии по этим вопросам. Естественно, я следила за многими радикальными движениями – за «Обороной» (оппозиционное молодежное демдвижение), за Машей Гайдар, за Навальным, за молодежным «Единством», «Нашими», «Россией молодой» и «Молодой гвардией».
– В чем проблема нашей сегодняшней оппозиции, на ваш взгляд? Тем более что у вас самой был опыт нахождения в оппозиционных рядах.
– Люди действительно мыслят штампами, они не хотят общаться с противоположной стороной, для них есть только два цвета: черное – белое.
Такое ощущение, что оппозиция сама себя поместила в параллельную реальность, не желая ни с кем пересекаться. И сейчас, и когда была Украина, я даже видела в Сети у наших уважаемых оппозиционеров лозунги: люстрация, мы возьмем автоматы – волосы дыбом от таких призывов. Хотя вчера (24 февраля. – «НГ-политика»), у нас в Думе был представитель «Голоса», и хотя за него как за претендента в Центризбирком не проголосовали, но он произвел хорошее впечатление.
«Государство должно давать гарантии и конституционные права, но ты ими правильно пользуйся!» Фото Дениса Медведева/PhotoXPress.ru |
– На вчерашнем рассмотрении вы даже публично объяснили, почему. Вы на самом деле считаете, что иностранное финансирование мешает быть объективным?
– Есть вероятность. Потому что есть тому примеры. Я понимаю, что это может быть дискуссионным вопросом, но мой опыт работы, когда я была соотечественником за рубежом, – это все было на поверхности, я видела, кого и как финансируют и как их политическая позиция от этого меняется.
– К «Голосу» это тоже относится?
– Я с ними не знакома, Григория Мелконьянца видела впервые, мне понравилось его поведение в Думе, он уважительно говорил и очень симпатично себя представил. Коллегам тоже так показалось. Но мы задавали вопросы, а он ушел от ответов. Это очень удобный формат, у нас так приходит правительство отчитываться: когда есть возможность задать вопрос, а тебе что-то формальное ответят, и ты уже не можешь задать следующий уточняющий вопрос. Ему задали вопрос про финансирование, он говорит: посмотрите на сайте. А на сайте нет объема финансирования, перечислены только страны. Как это так? Здесь надо углубляться, но вопросы остаются, потому и проголосовали за тех, кого знаем. Хотя идея, что могут быть в ЦИКе представлены представители непарламентских партий, интересная.
– А за «закон Димы Яковлева» вы тоже по этой же причине проголосовали? Вам кажется, что иностранцы, которые воспитывают наших детей, это плохо?
– Я воспринимаю этот закон по-другому: как закрепление ответственности за наших детей за нашими гражданами.
– Вернемся к диссертации…
– Да, когда ты сам несколько лет корпел над диссертацией, ты ждешь этого энтузиазма и от других. Я знаю, что Платонов отказался от диссертации и еще раз пишет сам. Мне кажется, тогда, в 90-е, такие были условия, из-за того, что девальвировалось вообще образование. А сейчас мы обсуждаем, как вообще сделать все по-другому, сейчас нет заочной докторантуры, аспирантуры, и есть проблемы, никто этого не скрывает.
– За эти годы в Думе какой вы приобрели опыт, в чем он? Вас больше не считают непонятной девчонкой от Чувашии?
– Раньше бывало. Когда я пришла в Думу, мне казалось, что все сложнее в 100 раз, чем я думала. А сейчас я поняла, что все гораздо проще, чем мне казалось. Я поняла, что есть регламент и есть жизнь, и эти два понятия не всегда совпадают. Есть внутренняя кухня, отношения, разные оттенки и прочее. В самом начале я рубила с плеча и успела поссориться с половиной министров, и через год депутатства слегла в больницу, как потом оказалось, из-за нервов и стрессов произошло обострение, я все слишком близко к сердцу воспринимала. Как надо распределять деньги по регионам? – и мы с депутатом Булаевым стали вводить справедливые и обоснованные критерии: критерии трудоустройства, обеспеченности региона и т.д. Получается вполне справедливо, и потом все автоматически распределяется на все регионы и живется легче.
– Должна быть особенная въедливость у депутата, представляющего интересы своего региона...
– Да, и включенность. Допустим, для Чувашии деньги неразрывно связаны с репутацией. Репутация заключается в том числе и в том, что регион эффективно отработает перечисленные из федерального бюджета деньги, и такого нет, как в других регионах, чтобы с 2013 года федеральные субсидии перекатывались обратно в федеральный бюджет. Здесь интересен Татарстан – у них сильный командный стиль, и в Чувашии, к счастью, выстраивается так же: там каждый вице-премьер, министр и депутат знают, что делать. Я вижу, как 12 депутатов Татарстана слаженно работают, и каждый отвечает за конкретную сферу. У них нормальный лоббизм, и это хорошая забота о своем регионе. Я очень рада, что я это увидела, и этот опыт использую в Чувашии.
– Сейчас очень востребованным становится патриотизм как объединяющая идея. В чем он, по-вашему, должен заключаться?
– Это не красть у людей, родина – это не территория, а люди. Надо чувствовать каждого человека, каждую бабушку, любого обездоленного, относиться ко всем с улыбкой, с уважением, – вот это патриотизм, по-моему. Потому что если просто «ура-ура родина», а за этим больше ничего нет, то зачем это? Я думаю, в отношениях среди молодых нет вертикали власти, мы все горизонтальны благодаря соцсетям. Я мало чем отличаюсь от ровесников, разве что в моих аккаунтах более сдержанные фото.
– Есть ли у вас проекты, которыми вы особенно гордитесь за время работы в Госдуме?
– Сложно назвать это гордостью, это удовлетворение скорее всего. У кого-то это стихи, у кого-то красиво помидоры уродились, у меня работа – защитить людей – вот это самое главное удовлетворение для меня. Поэтому для Чувашии я – это субсидии, помощь. Я лоббист республики, для этого мне передали мандат. К республике я очень привыкла. При этом у нас есть партийная дисциплина и партия решает, достоин ли ты быть выдвиженцем и в каком регионе. Если о достижениях, то удалось вернуть льготы, которые были выброшены, мне удалось добиться многого, что запрашивала, в том числе и признания ветеранами боевых действий служивших в Таджикистане. И как ответственный в партии и в комитете за детские сады, с удовлетворением замечаю последовательное решение проблем с очередями в сады и их оснащенностью, мы ввели больше миллиона новых мест за счет строительства и реконструкции. Я понимаю, завтра будут новые просьбы, и людям по большому счету все равно, кто это сделал и как. Я к этому нормально отношусь, и мне нравится делать что-то полезное для людей. Я очень критично к себе отношусь, многие вообще считают, что я жесткая.
– Вам удалось живьем пообщаться со своим политическим кумиром?
– Да, конечно, несколько раз. Я его увидела человеком, переживающим за судьбу страны. И помню, как он мне сказал: «Только не бросай, занимайся этими темами, двигайся дальше, разбирайся, пытайся, но не бросай!»
– Не попытались этой встречей воспользоваться и что-нибудь попросить?
– Конечно, воспользовалась: я попросила деньги на студенческие общежития. Они выделяются, но все равно недостаточно! Вот сейчас было выделено около 3 млрд руб., а я вносила поправку на 20. И когда люди думают, что все достаточно просто в принятии законов, им не видно, что самое сложное – не столько общество убедить, сколько своих коллег. Но это очень интересно.