0
4003
Газета НГ-Политика Интернет-версия

03.02.2015 00:01:00

Сажать – не сажать

Владимир Уткин

Об авторе: Владимир Александрович Уткин – заслуженный юрист РФ, доктор юридических наук, профессор Томского госуниверситета.

Тэги: государство, тюрьма, уголовный кодекс, закон, госдума, верховный совет, статья, юристы, криминализация, ссср, запад, штраф, юкос, европа, гаагский арбитраж, свобода


государство, тюрьма, уголовный кодекс, закон, госдума, верховный совет, статья, юристы, криминализация, ссср, запад, штраф, юкос, европа, гаагский арбитраж, свобода «Электронный браслет» пока еще не стал действительным средством ограничения свободы. Фото Елены Нагорных/ТАСС

«Ни один ветер не является попутным кораблю, который не знает, куда плыть». Это изречение как нельзя более справедливо для современного уголовного и уголовно-исполнительного законодательств. С тем добавлением, что на палубе дрейфующего корабля тем не менее идет активная работа: кто-то поднимает паруса, кто-то пилит мачты, кто-то, толкая и ссорясь, красит в разный цвет надстройки.

За время существования Уголовного кодекса России (с 1996 года) было принято 150 (сто пятьдесят!) федеральных законов, вносящих в него изменения и дополнения, причем понятно, что каждый касался далеко не одной статьи. В области уголовно-исполнительного права таких федеральных законов было принято вдвое меньше – 75, но и статей в УИК меньше в два раза. Общим местом стала критика большинства законодательных новелл в нереалистичности, в отсутствии какого-либо научного обоснования, рассогласованности и нежизнеспособности. Кроме того, обычно принято сетовать на то, что в Государственной думе мало юристов, в особенности – профессионалов в области уголовного права.

Но неужели передовые ткачихи и сельские механизаторы, деятели искусства в Верховном Совете РСФСР обладали более высоким профессиональным правосознанием? Тем не менее для непредвзятого юриста со стажем, к числу которых автор относит и себя, очевидна разница между качеством советских уголовных законов (при всей их идеологической ангажированности) и современной продукцией «взбесившегося принтера». Во многом потому, что советский законодатель все же неизмеримо уважительнее относился к мнению профессионального сообщества (не путать с интересами отдельных ведомств).

Избыточность криминализации очевидна. Вспомним, к примеру, пресловутые статьи 1591–1596 УК, которые, по дальнейшей логике законодателя, должны в будущем привести к появлению аналогичных норм типа «кража в автобусе», «кража в подъезде». Или попробуйте на практике применить ст. 141.1 УК, которая в тексте закона занимает почти две страницы в силу ее предельной казуистичности.

Столь же очевидна избыточность пенализации, причем как по конкретным нормам УК, так и в части системы наказаний. Ну как, к примеру, с позиций науки уголовного права можно объяснить студенту, что покушение (или даже приготовление) к посредничеству во взяточничестве (ч. 5 ст. 291.1 УК) наказывается строже самого посредничества (ч. 1 ст. 291)? Разве не ясно законодателю, что увеличение максимального срока лишения свободы до 35 лет ставит такого осужденного в худшее положение, нежели осужденного пожизненно: если применение условно-досрочного освобождения при пожизненном заключении возможно по истечении 25 лет, то необходимые три четверти срока при 35-летнем заключении составят 26 лет, а при четырех пятых – 28 лет? Разве нужно объяснять, что лишение права занимать определенные должности сроком на 20 лет фактически будет означать лишение на этот же срок права занимать должности на государственной службе, в суде, прокуратуре, в полиции для всех близких родственников осужденного?

Серьезной проблемой остается сокращение тюремного населения. Ныне, как известно, оно снижается, но темпы снижения существенно замедлились. Сейчас в исправительных учреждениях находится примерно 550 тыс. человек, что, по расчетам криминологов, составляет 460 на 100 тыс. населения и ставит Россию уже не на первое, как это было в 2001 году, а на восьмое место в мире. Однако, по тем же данным, в расчете на взрослое трудоспособное население эта цифра составляет 950, а среди трудоспособных мужчин пресловутый «коэффициент судимости» доходит до 1800. То есть примерно двое из ста находятся за решеткой. Притом что средние сроки лишения свободы в России составляют 4–5 лет, а на Западе – 4–5 месяцев. И если к реальному лишению свободы в Западной Европе приговаривают 10–12% осужденных, то в России – 27%. Это, конечно, не 45–55% в СССР и не 35–37% в 90-е годы, но все же очень много.

Можно, конечно, объяснить это разницей в преступности, что отчасти верно, но представим себе весы Фемиды. На одной чаше – доводы в пользу виновного, на другой – против. Но эти весы можно интерпретировать и по-другому, в плоскости «сажать – не сажать». Таков на деле алгоритм профессионального мышления судей при доказанности вины подсудимого.

Что государство может использовать «противовесом» тюрьме? Насколько этот противовес будет эффективным? Правильно ли воспримут его и общество, и сам осужденный? На первый взгляд все в порядке. В установленной УК системе наказаний из 13 – 8 не связаны с лишением свободы. Не забудем и про условное осуждение.

На деле не все так благостно. Начнем со штрафа, который в западных странах служит основной альтернативой лишению свободы.

В современной России штраф как уголовное наказание менялся многократно. Сейчас его пределы как вида наказания впечатляюще широки: от 5 тыс. до 500 млн руб., по статистике к штрафу стабильно осуждается 12–13% всех виновных. Тем не менее реальная его исполнимость невысока. Из всех назначенных штрафов своевременно уплачивается не более трети. Из оставшихся лишь около половины удается взыскать принудительно в полном объеме. Чрезмерно запутанные уголовно-правовые последствия неуплаты штрафа не позволяют надеяться на его эффективность. В особенности в кризисных социально-экономических условиях. Введение в действие Закона «О банкротстве физических лиц» сделает взыскание штрафов еще более проблематичным.

В 2003 году в России, несмотря на протесты авторитетных ученых, была отменена такая мера наказания, как конфискация. Возврат ее в УК произошел тремя годами позже, но уже в виде так называемой иной меры уголовно-правового характера. Что в «осадке»? Если до 2003 года приговоры с конфискацией исчислялись десятками тысяч, то ныне ежегодно по всей России не более 500–700. Оставим в стороне вопрос «cuiprodest?» Рискну тем не менее предположить, что отмена конфискации как наказания в 2003 году наряду с иными причинами в конечном счете обошлась России в 50 млрд евро (известное решение Гаагского арбитража по «делу ЮКОСа»).

Замысловатые метаморфозы претерпело в России ограничение свободы. Вначале предусмотренное с отбыванием в исправительных центрах, оно так и не было введено в действие за неимением оных и поэтому поначалу отсрочено, а потом, в 2010 году, коренным образом изменено. Ныне оно более всего напоминает разновидность условного осуждения и фактически конкурирует именно с ним, а не с лишением свободы: на протяжении последних лет повышение доли осужденных к ограничению свободы сопровождается снижением доли осужденных условно. Притом что ограничение свободы по содержанию, порядку назначения и исполнения – несравненно более сложная и затратная мера. Вспомним до сих пор не завершенные дела, связанные с «электронными браслетами». Понятно, что ограничение свободы в его нынешнем виде не представляет собой сколько-нибудь значимого «противовеса» лишению свободы, а лишь перераспределяет тех, кто и так не попал бы за решетку.

Что касается принудительных работ, то его неоднократные отсрочки (последняя уже до 2017 года) скорее всего приведут к его отмене. Пока же это наказание наряду с арестом, условно говоря, можно именовать «виртуальным».

Примерно 8–10% осужденных в последние годы приговариваются к исправительным работам. В советское время эта доля доходила до 25%. В этой части законодатель также трижды принимал прямо противоположные решения. Вначале ограничил круг осужденных, имеющих основное место работы. Потом – напротив, – не имеющих места работы вовсе. Наконец в 2011 году вернулся к обоим вариантам, как это и было в УК РСФСР.

На более широкое применение исправительных работ едва ли можно надеяться, но и отказываться от него, как это предлагают некоторые «реформаторы», нет оснований. В особенности если, подумав, объединить в рамках одного наказания – исправительных работ – существующие ныне исправработы и бесплатные обязательные работы. Ведь исправительные работы также обязательны, а обязательные, как и всякое наказание (см. ст. 43 УК), – преследуют цель исправления. В итоге получим исправительные работы трех видов: а) по месту работы, б) в иных местах, в) бесплатные исправительные работы, которые ныне именуются «обязательными». Это позволит гораздо более гибко реагировать на изменение экономической конъюнктуры, определяющей в том числе количество и качество рабочих мест в тех или иных регионах.

Такое наказание могло бы в итоге составить более весомую конкуренцию лишению свободы, в особенности если пойти по пути некоторого ужесточения его содержания, а именно – существенно увеличить продолжительность бесплатных исправработ (ныне – обязательных работ) в часах.

Здесь, как ни парадоксально, повышение репрессивности конкретного наказания будет способствовать усилению его «конкурентного преимущества» перед лишением свободы и тем самым в конечном счете способствовать дальнейшей гуманизации судебной практики.

Если же говорить о лишении свободы, то, во-первых, едва ли нам нужно столько его видов, сколько ныне предусматривает УК. Фактически их четыре: лишение свободы на определенный срок, пожизненное лишение свободы, арест и дисциплинарная воинская часть.

Последнее представляется явным анахронизмом (во всяком случае в мирное время), противоречащим ряду международных норм. В частности, Европейским тюремным правилам, которые запрещают возлагать исполнение лишения свободы на «военные власти».

Арест (20-летие несуществования которого мы скоро будем отмечать) также следует исключить из системы наказаний. Должно быть все же ясно, что никаких средств на строительство сети «арестных домов» в обозримом будущем не появится.

Нет никаких весомых оснований продолжать считать самостоятельным видом лишение свободы пожизненно. Это было в какой-то мере оправданно, когда в начале фактического неприменения смертной казни пожизненное лишение свободы выступало исключительной мерой наказания и его самостоятельность подчеркивала эту исключительность.

Наконец, учитывая опыт прошлых лет и фактическое положение дел, следовало бы в конце концов вывести из числа мест лишения свободы колонии поселения, поскольку они и де-юре, и де-факто лишены такого признака последнего, как изоляция и охрана. Таких учреждений у нас сегодня 129, где отбывает наказание чуть более 7% (40 тыс.) осужденных. Помимо снижения статистики числа заключенных это позволит практически реализовать идею «исправительных центров» как «промежуточных» между свободой и несвободой. Учитывая сказанное ранее об искусственном характере ограничения свободы в версии 2010 года, его можно безболезненно отменить. А наличие исправительных центров позволит реализовать это наказание в версии 1996 года. Либо переименовав «принудительные работы» в «ограничение свободы», поскольку, как следует из ст. 37 Конституции, в России «принудительный труд запрещен».


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


В Совете Федерации остается 30 свободных мест

В Совете Федерации остается 30 свободных мест

Дарья Гармоненко

Иван Родин

Сенаторами РФ могли бы стать или отставники, или представители СВО-элиты

0
788
Россияне хотят мгновенного трудоустройства

Россияне хотят мгновенного трудоустройства

Анастасия Башкатова

Несмотря на дефицит кадров, в стране до сих пор есть застойная безработица

0
919
Перед Россией маячит перспектива топливного дефицита

Перед Россией маячит перспектива топливного дефицита

Ольга Соловьева

Производство бензина в стране сократилось на 7–14%

0
1287
Обвиняемых в атаке на "Крокус" защищают несмотря на угрозы

Обвиняемых в атаке на "Крокус" защищают несмотря на угрозы

Екатерина Трифонова

Назначенные государством адвокаты попали под пропагандистскую раздачу

0
1033

Другие новости