Людмила Петрановская
Война позиций по Украине расколола российское общество. Фото Reuters
Похоже, пока российские имперцы с переменным успехом пытаются расколоть на части Украину, тема Украины уже расколола Россию. По российскому обществу прошла трещина, ветвистая и глубокая, гражданская война позиций разрывает дружбы и даже семьи, хотя вроде бы события происходят вообще в другой стране. Возникает, конечно, вопрос – почему? Что такого важного и болезненного задето? Почему тем, кому «Крымнаш и Новороссия», с теми, кому «наши танки на чужой земле», стало практически невозможно вместе за столом сидеть? Вопрос большой и требует подробного исследования, могу высказаться только за себя и таких, как я. За пресловутые 16% тех, кто в ужасе от происходящего.
Прежде всего есть уровень чисто прагматический. Очевидно, что вся авантюра будет иметь очень тяжелые последствия для российской экономики – война, будь она хоть гибридная, хоть какая, стоит дорого, содержание Крыма и Донбасса тоже, плюс санкции, плюс падение доверия к России, плюс явное снижение качества управленческих решений в атмосфере патриотического угара. Это значит, что вырастут цены и снизится уровень жизни – в том числе мой, будут нарушены рабочие планы – в том числе мои, так как ухудшится финансовое положение партнеров, с которыми мы вместе что-то делаем и на которых рассчитываем, загнутся новые и важные проекты в регионах. Я понимаю, что в результате всего этого детские дома, которые мы с таким трудом наполовину вычерпали, начнут снова наполняться детьми из кризисных семей, потому что безработица и бедность неизбежно будут нарастать.
При этом не вижу ни одной причины, которой можно было бы все это оправдать. Гипотетическая база НАТО в Крыму меня не волновала, да и баз этих теперь будет в разы больше и ближе. В угрозу украинского нацизма и «преследование за русский язык» я не верю, поскольку в Украине бываю очень часто и хорошо знаю состояние общества. Уж про «голос Донбасса», который требовали услышать и который теперь раздается из-под развалин и из палаток беженцев, и говорить нечего. Я там была в ноябре прошлого года, общалась с десятками людей, коллегами и приемными родителями. И мне больно даже думать о том, где они сейчас, что с ними, с их родными. Там и так жизнь была тяжелая, а теперь и вовсе никакой. Защитили так защитили…
Кроме того, когда бал правят война и пропаганда, снижается качественный уровень общественной жизни в целом. Мы уже видим примеры травли писателей и музыкантов, значительно обеднело поле независимых СМИ, стали невозможны содержательные дискуссии в Интернете, все тонет в оскорблениях и фейках, телевидение фактически вообще перестало существовать – и как СМИ, и как искусство. Уровень гражданских свобод – ниже плинтуса, все напряжены и напуганы, внимание общества к социальным проблемам стало привлечь намного сложнее. Какие дети, какая реформа защиты их прав, если неизвестно, что будет завтра и какая тема окажется политически нагруженной? Вся жизнь идет под девизом «если не будет войны», отчего все планы, идеи, стратегии девальвируются.
Довлеет дневи злоба его
Само психологическое состояние людей довольно тяжелое. Ведь все всё понимают, а кто не вполне понимает – тот чувствует. То и дело на консультациях, которые совсем про другое, люди спрашивают: «А можно, я про Украину?» Потому что это болит, это страшно, и это отбрасывает тень на все сферы жизни. Люди боятся за детей, которых могут призвать в армию, за свои сбережения, которые тем или иным способом отнимут «для фронта, для победы», а главное – за свою безопасность. Боятся, что имперско-гопнический «русский мир» придет на улицы наших городов, вон Гиркин уже заявил, что посвятит себя борьбе с угрозой российского майдана. Методы этой борьбы мы все могли наблюдать в режиме реального времени: информация про вспоротые животы заложников, женщину у позорного столба, которую избивает толпа, глумление над погибшими. Кого они сочтут опасными для российской государственности, как далеко зайдут в условиях полученного от власти карт-бланша? Есть от чего испытывать тревогу. Ведь мы все понимаем, что никаких защитных механизмов от всего этого в сегодняшнем российском обществе нет. Да и сами мы так и не научились самоорганизации. Даже защитой широко известных политзаключенных в громких процессах занимаются единицы, а кто поможет обычному человеку? Самая радикальная стратегия протеста на сегодняшний день – «валить». Самолеты вывозят в разные концы мира наших друзей, родных, коллег, хороших знакомых. Половина моей ленты друзей уже «там» – от Болгарии до Коста-Рики. Кто останется, с кем останемся? При этом из каждого утюга несется: нас больше, и будет по-нашему, а вы уезжайте или заткнитесь.
Мы были обречены на новый виток авторитаризма
При псевдодемократиях меньшинство всегда оказывается в заложниках у смычки большинства с властью. Некое подобие выборов существует, то есть власть зависит от рейтингов и хочет нравиться большинству, поэтому решения всегда принимаются согласно воле большей части «электората» (отдельный вопрос, насколько осознанной воле). Это такой универсальный козырь, доставаемый из рукава в любых дискуссиях: вы что же это, против воли большинства? И еще себя считаете демократами? Народ решил так, извольте подчиняться, а не нравится – чемодан-вокзал-гейропа.
Я помню ту волну острого разочарования, которая накрыла многих моих знакомых после выборов 2012 года. Люди пошли в наблюдатели, самоотверженно работали, пресекали нарушения только для того, чтобы убедиться: большинство действительно голосует за Путина. И можно спорить, набрал он проценты в первом туре или не совсем, но выбор большинства голосовавших сомнения не вызывает. А это значит – уже тогда было понятно, что мы все обречены на новый виток авторитаризма, разрушения гражданских свобод, коррупции, системных экономических проблем и, как оказалось, еще и внешней агрессии. И все это затронет всех и каждого, и нас тоже, но нам тычут в нос относительно честно подсчитанными процентами и победно кричат: «Это демократия, детка! Народ сделал свой выбор! Умейте проигрывать!»
Все, это конечно, обман. Сводить демократию к процедуре голосования – все равно что считать компьютером светящийся экранчик. Никаких демократических процедур и механизмов, позволяющих свободно и равно высказаться всем, чтобы за мнение этого самого большинства побороться, нет: ни свободы слова, ни свободы собраний и организаций. Возможности заявить о своей позиции, обозначить свои интересы, предъявить свои аргументы и предложения, тем самым сделав решение большинства более осознанным и зрячим, у меньшинства нет. Никаких возможностей отстаивать свои интересы и позиции после проигранных выборов – например, в виде парламентской оппозиции или общественных организаций – тоже нет. Нутра, содержимого нет, о какой такой «воле народа» можно говорить? От всей демократии оставлена только процедура голосования, сведенная, по сути, к присяге на групповую лояльность: правда же, ты, как и все вокруг, за все хорошее против всего плохого? Тогда поставь галочку – тебе долго объясняли где.
Было бы ликование по поводу «Крымнаша» столь же безмятежным, если бы мрачные прогнозы экспертов в области экономики и политики звучали не только на страницах специальных изданий, отдельных оппозиционных СМИ и блогов, но и в политических ток-шоу по центральному ТВ? Поддерживали бы россияне военную помощь сепаратистам, если бы по тому же ТВ не рассказывали выдумки про распятых мальчиков, а показали издевательства над Ириной Довгань? Ненавидели бы они «украинскую хунту», если бы могли услышать о событиях от самих украинцев, от обычных людей из Киева, Львова, Одессы? Или от российских властителей дум, видящих ситуацию иначе? Не оказались бы Улицкая или Быков убедительнее Киселева – хотя бы потому, что талантливее аргументируют? Мы не знаем. Возможности проверить не было. Я вот не склонна считать 84% соотечественников поголовно сволочами, готовыми оправдать любые зверства «своих», или дураками, неспособными сложить два и два. Чего в подобной ситуации стоят голосования и опросы? Если ими и можно что померить, то лишь уровень пропагандистского нажима.
Впрочем, конечно, поддержка власти большинством не сводится к воздействию пропаганды. Благодаря беспрецедентно высоким ценам на нефть власть сделала гражданам, уставшим от потрясений 90-х, предложение, от которого они не смогли отказаться: предложение не участвовать в принятии решений, не требовать реформ, «не лезть не в свое дело» – то есть не контролировать власть, а за это иметь практически гарантированный стабильный рост доходов, долю в нефтяной ренте, по сути – стать иждивенцами. Да еще и розочка на торте в виде фантазий о «возрождении СССР», «новой великой России» и прочих приятных галлюцинаций, позволяющих не думать о реальном положении дел и о будущем.
Может быть, это было бы и не так плохо, в конце концов население России заслужило некоторую передышку после всех исторических катаклизмов прошлого века. И на перспективу неплохо: стабильность, сытость, удовлетворение базовых нужд в конце концов всегда приводят к смягчению нравов, люди обустраивают свою жизнь – потом у них появляется желание обустроить свой двор, свой город, а там, глядишь, и страну. Что мы, собственно, и наблюдали в виде роста волонтерского движения, благотворительности, активности на выборах – общественного подъема 2011–2012 годов. Но, увы, жизнь сурова и несправедлива, в ней чтобы стоять, надо бежать, а кто не бежит достаточно быстро, оказывается в яме. Как минимум долговой. Идеи «начать с себя» и «постепенно все улучшить», избегая революционных потрясений, оказались просто перечеркнуты украинской авантюрой, и это одна из важных причин, почему тем, кто в это верил, сейчас так больно.
Ценностный разлад
Ну, и последний, но очень важный пласт – этический. Тема Украины оказалась не просто «темой про политику». Она воспринимается как остро морально окрашенная, как тема про добро и зло, про свободу и деспотию. Мы видели, как официальные представители нашей страны врут миру в глаза – прямо на камеру. Мы видели, как наш парламент, какой-никакой, а все же избранный, – одним мановением руки при нулевом сопротивлении был повязан решением о вводе войск в другую страну. Как снимают таблички с могил погибших российских военных, как обманом отправляют срочников в зону огня. Это все невозможно развидеть. И это все не про «какую-то там политику».
Я испытываю острое сочувствие ко всем тем, кто обнаружил ценностное расхождение с родными и друзьями. Это невыносимо больно. Если человек поддерживает и оправдывает то, что мое этическое чувство распознает как безусловное зло, как жить с ним дальше? Чего ждать от него? Все эти месяцы я постоянно призывала: не рвите отношения из-за разных позиций, отношения важнее, пропагандистский угар пройдет, а отношения останутся. Но я хорошо себе представляю, насколько легче сказать, чем сделать. Я читаю у знакомого приемного родителя в блоге, как он наорал на ребенка, совравшего, что сделал уроки. «Я просто ненавижу ложь, меня выносит!» – пишет человек. Но рядом я вижу его же комментарии по «теме Украины» и в них он ложь власти разделяет и оправдывает. Чему верить? Где его подлинные ценности? Как совместить это в образе одного человека? Каково это – задавать подобные вопросы не об интернет-знакомом, а о муже, сестре, близком друге?
Причем я хорошо представляю, что «той» стороне тоже кажется, что это мы стали сволочами или зомбированными дураками, и им, наверное, больно тоже. Это во многом расплата за гражданскую незрелость общества, слишком многие проблемы, идеи, понятия россиянами, даже образованными, никогда не были толком освоены, критически осмыслены; все наши «либерализмы» и «патриотизмы» часто – лишь ярлыки, принадлежность к референтной группе, а не собственная, выношенная, продуманная система убеждений. Нет понятийного аппарата, нет слов, нет привычки думать и дискутировать на подобные темы. Поэтому все сводится к эмоциональным обвинениям, пафосным лозунгам и ярлыкам. Тема Украины могла бы стать важным опытом такой общественной дискуссии о ценностях и понятиях – но диалог оказался слишком сильно искажен напором пропаганды.
Вот поэтому мы так нервничаем «из-за Украины». Власть, соблазняющая «малых сих», используя гражданскую некомпетентность общества, играя на самых низменных струнах, обещая и обманывая. Электорат, который «обмануть нетрудно, он и сам обманываться рад».Они слились в экстазе, как те несчастные любовники, которые погибли этим летом, решив заняться сексом на ветхом балконе шестого этажа. А ты стоишь на том же самом балконе со связанными руками, смотришь на это все в ужасе, и ничего не можешь поделать.
