Там, где война

Репортерские будни. Фото Reuters и PhotoXPress.ru

На фоне самых различных событий, так или иначе связанных с Украиной, почти незамеченным прошло сообщение о том, что СПЧ инициирует выдачу удостоверений журналистам в опасных командировках. «Чтобы обеспечить безопасность журналистов, работающих в странах, где есть вооруженный конфликт, нужно выдавать журналистам специальный документ, удостоверение, что они находятся в опасной командировке», – считает председатель Совета по правам человека при президенте РФ Михаил Федотов. Речь, по словам Федотова, идет не об аккредитации, а о документе, предусмотренном дополнительным протоколом Женевской конвенции 1949 года. «Этот протокол был подписан еще в 1977 году, в нем участвуют и Украина, и наша страна, и многие другие страны, почему-то кроме Франции и Америки», – пояснил глава СПЧ. Из него (документа) следует, что к журналисту нужно подходить как к гражданскому лицу, его нельзя задерживать и предъявлять ему какие-то претензии, если он не нарушает свой журналистский статус.

В общем-то, это некая положенная в таких случаях реакция со стороны тех, кому по статусу положено заботиться о правах и свободах россиян, если бы не обострившаяся именно в последнее время ситуация, связанная как раз с журналистской деятельностью. Еще на слуху у всех история с похищением двух журналистов Lifenews Марата Сайченко и Олега Сидякина. Захваченные украинскими военными 18 мая в районе Краматорска, они провели в плену неделю, в течение которой появились и видео, на котором журналисты были представлены в довольно унизительной позе – на коленях и с мешками на голове, и странные, точнее бездоказательные утверждения о том, что ребята якобы причастны к террористической деятельности, а в машине, на которой они ехали, обнаружился целый ПЗРК.

Тут-то они, а точнее, издание, в котором они работают, получили по полной. Lifenews, по крайней мере в соцсетях, припомнили все: и недобросовестность информации, и способность разговорить даже мертвых, и намеренное введение читателей в заблуждение – чего только не было в злорадных комментах по поводу судьбы Сайченко и Сидякина. «Доброжелатели» желали журналистам «сгнить», «сдохнуть за то, что распространяют ложь по всему миру», «милосердно быть расстрелянными», «никогда больше не вернуться в Россию». Агрессии было столько, что от нее, по-моему, не спасает даже президентское награждение – после счастливого освобождения и чаепития у Кадырова – Марата и Олега за проявленное мужество при исполнении профессионального долга орденом Мужества. Владимир Путин наградил орденом Мужества еще одного журналиста – внештатного корреспондента Russia Today Федора Завалейкова, раненного при штурме здания милиции в Мариуполе 9 мая. Блогерская язвительность коснулась этого журналиста меньше – вроде бы не за что, за исключением отдельных реплик, что награждают сотрудников околокремлевских СМИ.

Что же касается журналистов из издания Габрелянова, то искренних поздравлений в Сети мало. Скорее наоборот. Скупость информации об их освобождении, поспешность, с которой они стали орденоносцами, и те малые подробности о плене, о которых ребята рассказали в немногочисленных интервью, вызывают у большинства обывателей все большие подозрения в ангажированности если не самих Сайченко и Сидякина, то издания Ашота Габрелянова точно: мол, что-то тут не то. Совсем как в том мультфильме про Винни-Пуха: «Что-то это «жу-жу» неспроста, наверное, здесь есть мед».

Что движет журналистом, когда он не просто едет в горячую точку, – а разогретая гражданской войной Украина, несомненно, относится к этому числу, – а во что бы то ни стало пытается узнать то, что несведущему человеку ни за что не увидеть и не услышать? «Здоровая доля страха всегда является хорошим противовесом здоровой доле авантюризма, она помогает не доходить до края, трезво оценивать свои возможности», – считает, к примеру, журналист с большим (Чечня, Ирак, Таджикистан, Сирия и пр.) опытом нахождения там, где война, Борис Кольцов. «Если тебе на войне предлагают куда-то ехать, то обязан впрыгнуть в танк, в машину, даже если у нее в багажнике лежит пулемет, трупы, что-то еще, – убежден другой военный репортер Аркадий Бабченко. – Это твоя работа. Твой профессиональный долг, главное - ни при каких обстоятельствах не брать в руки оружие и не помогать ни одной из сторон». По признанию декана факультета журналистики МГУ Елены Вартановой, на журфаке есть спецкурсы о том, что можно и чего не надо делать, находясь в зоне боевых конфликтов или просто в экстремальной ситуации.

«Если вы ругаете какое-то СМИ за плохой репортаж, публикацию, но продолжаете все это смотреть, читать, слушать, значит, у вас не могут оставаться претензии к качеству продукции СМИ – вы ее уже употребили», – это мнение профессора кафедры общественных связей и медиаполитики РАНХиГС Елены Назаровой как нельзя точно отражает отношение большинства зрителей, читателей, слушателей российских массмедиа: сначала верить увиденному и написанному, а значит, посвящать этому достаточно много времени, а потом со вкусом, почти сладострастно обвинять журналистов в некомпетентности, желтизне и сгущении красок.

Не так чтобы в ответ, но есть удивительные цифры из соцопросов Левада-Центра: степень доверия у телезрителей проистекает как раз из-за единой парадигмы освещения ситуации на большинстве телеканалов. Притом что, согласно тому же опросу, только 36% респондентов могут сказать, что они разбираются в происходящих событиях, а 64% – нет.

Поэтому, прежде чем ругать журналистов за предвзятость материалов, особенно оттуда, где жарко и идет война, остановитесь и спросите себя: готовы ли вы быть на месте этого репортера? Ведь через мгновение он может быть смертельно ранен. И даже убит. И любые «охранные» документы об опасности профессии в данной ситуации вас вряд ли защитят.

К слову, более года назад в Госдуме весьма серьезно, на уровне законопроекта, обсуждалась возможность предоставить сотрудникам СМИ те же гарантии, что и парламентариям. Речь шла о введении в закон «О СМИ» понятия «журналистская неприкосновенность», которое, по мнению разработчиков документа, усложнило бы процедуру открытия уголовных и административных дел против журналистов.

Как вы думаете, стал ли этот законопроект законом?