Александр Ципко
Рисуют мальчики мечту... Фото Интерпресс/PhotoXPress.ru
Посткоммунистический капитализм в десятки раз более несправедлив, чем бывший, докоммунистический капитализм. За 60 лет до гайдаровских реформ русский юрист, профессор Московского университета Николай Алексеев из своего парижского далека описал ситуацию, которая заставляет Путина 20 лет после распада СССР возрождать советское звание Героя Труда. И поразительно, что Николай Алексеев видел то, что лежит на поверхности, но что не видели мы, перестройщики, команда Горбачева, и что даже нарочито игнорировала команда Гайдара. Речь идет о том, что с моральной точки зрения капитализм, который вырастает из распада советской системы, будет в 100 раз более несправедливым, чем тот русский капитализм, который разрушили большевики. Приватизация общенародной собственности после смерти большевистской власти, писал еще в начале 30-х годов ХХ века Николай Алексеев, приведет к тому, что вы вместо «старой», дореволюционной буржуазии создадите «новую буржуазию», которая от «старой» будет отличаться тем, что она захватила «чужую», уже общенародную собственность.
Если дореволюционная буржуазия, по Николаю Алексееву, все же сама создавала свою собственность, создавала свое «богатство борьбой и усилиями», то после коммунизма вы будете иметь буржуазию, которая просто украла чужое, то есть созданную всем народом государственную собственность. Отсюда следует, что переход от коммунизма к капитализму ведет к замене «большевистского грабежа» новым, постсоветском «грабежом». «Надо понимать, – развивал свой прогноз будущих посткоммунистических проблем для России Николай Алексеев, – что если «экспроприированная собственность передается другим собственникам, то получается не освобождение, а грабеж». Если вы, как это было у нас (кстати, уже при Путине), передаете экспроприированные большевиками у Шереметьевых в 1917 году земли и леса вокруг усадьбы «Архангельское» в аренду братьям Роттенбергам, то вы тем самым осуществляете грабеж уже в общенациональном масштабе. В экспроприации большевиков, объяснял Николай Алексеев, смягчающим обстоятельством было то, что она уравновешивала всех людей, превращала их всех в «несобственников», а новая, посткоммунистическая экспроприация опасна тем, что она забирает то, что принадлежало всем, и передает на непонятных основаниях общенародную собственность отдельным лицам.
В результате, как и произошло на самом деле, миллионы российских людей остались без ничего, а несколько тысяч получили все. И именно для того, чтобы хоть немного нейтрализовать бремя вопиющей несправедливости, рожденной нашей обвальной приватизацией, Путину приходится реанимировать советские механизмы умиротворения тех, кто оказался внизу, кто ежедневно ощущает изначальную и непреодолимую ущербность и своего статуса, и своих возможностей в жизни.
Кстати, массовая преступность 90-х отчасти порождена этими результатами приватизации. Она порождена стремлением поделить между людьми то, что было присвоено новыми хозяевами русской жизни.
Недовольство своим положением жертв реформ 90-х, жертв, как говорят в народе, «прихватизации», осложняется тем, что те, кто наверху, не только выпячивают свое богатство (что никогда не делают состоятельные люди в западных странах), но и тем, что они своим высокомерием, своими высказываниями просто гнобят тех, кто внизу, гнобят так называемых неадаптированных, проигравших, люмпенов, иждивенцев. И это в условиях, когда мужчина после 45 лет, а тем более 50, не может уже устроиться на приличную работу, где все время над миллионами людей висит страх увольнения, если ты окажешься «не ко двору» хозяевам новой жизни. И последнее, что резко обострило морально-психологическую обстановку внизу, среди тех, кто живет прежде всего заботой о сохранении старых расценок на ЖКХ. В начале нулевых, когда люди жили хуже, тем не менее недовольных было меньше, ибо они сравнивали свой растущий достаток с явной убогостью 90-х. Но теперь, в новом десятилетии нового века, все, абсолютно все сравнивают все то, что у них есть, с тем, что имеют Абрамовичи и Прохоровы.
Отсюда и парадокс нынешней ситуации. Институты и механизмы, смягчающие психологическую тяжесть исходного социального неравенства, куда более востребованы в посткоммунистическом обществе, чем в бывшей советской экономике. Коммунистическая идеология, исходящая из марксистского учения, что только физический труд создает прибавочную стоимость, идеология, внушавшая, по словам русского мыслителя Георгия Федотова, «бесспорное превосходство мозолистых рук над мозгом», облегчала в советском обществе пожизненное прикрепление людей к станку или колхозному полю. Звание стахановца, ударника труда, заслуженного механизатора, не говоря уже о сверхпочетном звании героя Социалистического Труда, были не только моральными стимулами к труду, но и одновременно лекарствами, обезболивающими средствами, смягчающими моральные тяготы проигрыша рабочих и крестьян в соревновании за более почетное место в социальной иерархии. И в советское время все осознавали, что если ты плохо учишься, если у тебя нет особых талантов и особых способностей, то быть тебе всю жизнь рабочим. Но все же грел душу рабочему человеку и колхознице тот факт, что их сажали в почетный президиум собраний, что о них снимали фильмы, писали с них картины, что рабочее и крестьянское происхождение было почетным, открывало для их детей дорогу для поступления в вузы и т.д. А сегодня рабочий человек лишился всех тех льгот, которые оберегали его достоинство, высокую самооценку в собственных глазах.
 |
| Яхта Романа Абрамовича как символ недостижимости подобного уровня благосостояния для простых людей. Фото Reuters |
И теперь представьте себе самоощущение не просто рабочего или крестьянина, а всех тех миллионов, кто в результате реформ 90-х остался ни с чем, кроме, как говорили в советское время, своих рабочих рук, кто знает, что большинство из тех, кто сегодня жирует, кто его часто унижает, по-русски грубо, бесцеремонно издевается над ним, вспомните присказку Полонского о том, что «тот, кто не заработал миллиард, тот просто г…», является в его глазах вором, то есть тем, кто присвоил себе «их», общенародное. И учтите, у этих бывших советских людей и даже у их детей и внуков, выросших в посткоммунистической России, осталось чисто русское понимание справедливости, так называемая этика абсолютного равенства и вытекающая отсюда традиционная крестьянская зависть к чужому богатству.
Абсурды новой русской жизни
Я лично только теперь, в последние годы, начал понимать, почему русские люди, которые всегда в прошлом были озабочены будущим, даже страдали от своего мессианизма, вдруг в один прекрасный день превратились в временщиков, живущих одним днем, не желающих ничего знать о своем прошлом, и прежде всего о своем страшном ХХ веке, и не желающих всерьез думать о том, что будет с ними и со страной завтра.
Наверное, лучше быть временщиком, ибо, погружаясь в свое прошлое, обнаруживаешь всю абсурдность и нынешней жизни, и, самое страшное, абсурдность русской истории последнего ХХ века. Полмиллиона советских людей, согнанных Сталиным со всей страны, строители «Норникеля», лежат рядом со своим заводом в сырой земле. И, как выясняется, они, голодные, холодные, мучились и умирали только ради того, чтобы Потанин и Прохоров в одночасье стали миллиардерами и купались в роскоши. Десятки тысяч советских геологов теперь (конечно, кто остался жив) еле-еле сводят концы с концами. А результаты их жизненных усилий, к примеру, миллиарды от проданной «Сибнефти», делят между собой Абрамович и Березовский в суде Лондона. Я уже не говорю о текущих абсурдах новой русской жизни, творимых уже новой властью. Беспредел преступности, рожденный «демократической борьбой» с «репрессивным советским законодательством», душит простого человека, держит его в постоянном страхе за себя, за жизнь своих детей. А молодой «эффективный менеджер», по словам Путина, ставший президентом, решил еще раз либерализовать уголовное законодательство и перевести 60 уголовных преступлений из «особо тяжких» в просто в «тяжкие».
Или абсурд последнего дня, творимый госпожой Голодец. Добрых 10 лет правительство предпринимало сверхусилия, чтобы вывести мелкий бизнес из тени, чтобы стимулировать легальное индивидуальное предпринимательство. А в один прекрасный день Голодец, наш вице-премьер, решила всех тех, кто в конце концов начал легально сдавать квартиры, стричь людей, печь хлеб, обложить повышенным налогом и в три раза увеличить их отчисления в Пенсионный фонд. И в результате за два месяца 400 тыс. индивидуальных предпринимателей отдали государству свои лицензии и вообще перестали платить налоги. Безумие?! Но в таком безумии мы продолжаем жить. И, представьте себе, насколько вырастет безумие русской жизни, если к власти придут фундаменталисты от либерализма, которые вообще ничего не знают о русской жизни и русском человеке, вообще не в состоянии увидеть то, что не укладывается в их навязчивые схемы.
Опасность нынешней ситуации как раз и состоит в том, что к осознанию миллионами неправедности богатства нашей элиты прибавляется осознание изначальной непреодолимости, абсурдности новой русской жизни. Сотни тысяч молодых родителей не могут пристроить своих детей в садик, а наше безумное телевидение показывает яхту Абрамовича в один миллиард, которая входит в порт Лондона. И, повторяю, это происходит в стране, которая 70 лет жила идеалами полного коммунистического равенства. И самое поразительное, что страдают от осознания изначальной несправедливости и абсурдности всей нашей новой русской жизни не столько бывшие советские люди, которые постепенно уходят в мир иной, сколько их дети, вставшие на ноги, но убедившиеся, как они говорят, что, если даже они будут работать 20 часов в сутки, они никогда не смогут себе заработать на собственную квартиру, дать своим детям приличное образование. Отсюда и непомерная агрессия среди тех, кому сегодня 35–40 и которые, по данным социологических опросов, готовы расстрелять, как они говорят, всех этих спекулянтов и коррупционеров.
Зачем ему это надо
Если вы наконец откроете глаза и увидите новую, посткоммунистическую Россию со всеми ее болями и комплексами, увидите, какая она есть на самом деле, то вы поймете, почему Путин делает все возможное и невозможное, чтобы уменьшить раздражение населения, и прежде всего народных низов, и своей властью, и своей собственной страной. Дело тут не в выборной стратегии, как думает либеральная оппозиция, речь идет о путях спасения России от нового социального взрыва. В конце концов, почему не поднять значимость простого человека в собственных глазах и выделять, морально поощрять в бюджетной сфере труд тех, кто напрямую работает на страну, на ее процветание. Что тут плохого? Конечно, я согласен с теми, кто говорит, что Герой Труда на посткоммунистических предприятиях, на предприятиях Абрамовича или Прохорова – это нонсенс. Но Герой Труда в государственном секторе, бюджетной сфере, сфере науки, образования, медицины, сфере культуры – это нормально, логично. Кстати, это и справедливо. Не забывайте, в 90-е сотни тысяч учителей и врачей, и прежде всего в российской провинции, продолжали работать, не получая реально никакого вознаграждения за свой труд. Они действительно герои! И почему не наградить званием Героя лучших из них, самых бескорыстных, профессионально одаренных и т.д.
Никакой особой философии, какой-либо национальной идеи я не вижу за решением Путина возродить звание Героя Труда. Тут работает элементарная логика выживания. Если назад дороги нет, если нельзя начать все сначала, то есть по-умному, учитывая национальные интересы, переделывать советскую экономику в рыночную, как, к примеру, это делают китайцы, обеспечивающие до сих пор сосуществование государственных социалистических предприятий с новой капиталистической экономикой, то остается только снимать социальное напряжение, возрождая привычные, апробированные способы морального стимулирования добросовестного труда. Кстати, задолго до китайского опыта, то есть до опыта постепенного, умного реформирования социалистической экономики, еще в 30-е тот же Григорий Федотов предупреждал будущих строителей посткоммунистического капитализма, что нельзя, увлекаясь «духом антикоммунистической реакции, разделывать все сделанное, разбазарить, раздарить или продать с торгов все государственное достояние России». Все дело в том, предупреждал Георгий Федотов, что либеральный фундаментализм в России в чистом виде неприменим, что убеждение, что «все государственное бездоходно», то есть убыточно, и вытекающая из этого убеждения всеобщая приватизация могут привести к подрыву основ русской государственной власти, превратить Россию в колонию западных капиталистических держав. Нельзя не учитывать, предупреждал Георгий Федотов, что для того, чтобы сохранить Россию после ухода большевиков от власти, государство должно «сохранять в своих руках» не только «значительные возможности хозяйственного регулирования», но и значительную часть национального производства.
И именно потому, что у нас в России, как правило, власть попадает в руки тех, кто не знает ни свою национальную историю, ни свою национальную психологию, ни даже как устроена национальная экономика, мы вынуждены после очередной русской революции снова соединять трудно соединимое, возрождать звание Героя Труда в эпоху Абрамовичей и Березовских, когда ни труд, а «воровство чужого» дает богатство, почет и даже возможность влиять на политику. И надо быть справедливым. Когда Путин пришел к власти, он понимал в русской психологии не больше, чем Гайдар и его команда. По крайней мере у него не хватило ни власти, ни сил жестко противостоять инициируемой прежде всего Кудриным и Зурабовым, абсурдной с русской точки зрения кампании по монетизации льгот. Ведь было очевидно, что для советских ветеранов труда, заслуженных деятелей науки, особенно участников Великой Отечественной войны, было важно не столько денежное воплощение их льгот, сколько общественное признание их заслуг перед отечеством, позволяющее им ощущать себя значимыми личностями. Тем более в условиях новой России, где на первых порах главной ценностью стало количество «бабла» в карманах. Льготы, оставшиеся от времен СССР, давали ветеранам самоощущение собственной значимости, смысла прожитой жизни.
Путин не любит признавать своих ошибок и просчетов, но он при всем при этом учится на своих ошибках. И не случайно делает все возможное и невозможное, чтобы подчеркнуть личное достоинство и общественную значимость тех, кого либералы назвали «неадаптированными», «аутсайдерами» и т.д. Другое дело, что новому русскому государству, чтобы выжить, чтобы нейтрализовать угрозу взрыва накапливающейся агрессии (агрессии, вызванной прежде всего оскорбляющим человеческое достоинство русским неравенством), надо продумать целую программу оздоровления морально-политической ситуации в стране. Социальной политикой, какой бы она щедрой ни была, эту проблему не решить.
К примеру, само по себе возрождение Героя Труда не имеет особого смысла, если наши СМИ, и особенно наше телевидение, не будут рассказывать о их подвиге, о их жизни, не вспомнят о болях, проблемах тех, кто оказался внизу, но тем не менее живет в России, работает на Россию, думает о будущем России. Понимают ли наши телевизионщики, режиссеры природу подвига тех, кто в нашу эпоху «праздника наслаждений» идет в монастырь, служит Богу, сохраняя тем самым не только нашу национальную Церковь, но и сохраняя основу нашей русскости? И таких возможностей для подъема с помощью государства социального самочувствия и довольства жизнью тех, кто небогат и кто никогда не станет богатым, очень много. То, что власть не сделает сегодня для спасения духовного здоровья России, она уже не сделает никогда. Надо отдавать себе отчет, что не понимает наша новая, самодовольная элита, что на самом деле мы живем на вулкане, что новая Россия при всем своем несомненном достатке и при всех своих несомненных свободах, при своих расколах является самой слабой, самой неустойчивой из всех известных в нашей истории русских государств.
Дарья Гармоненко 
