Юрий Жданов
Пожалуй, для обзоров изменений законодательства, появляющихся в печатных и иных СМИ, довольно частым лейтмотивом стали манипуляции в отношении Уголовного и Уголовно-процессуального кодексов Российской Федерации. С одной стороны, количество информационных сообщений, сопровождающих внесение изменений в данные нормативно-правовые акты, в последнее время бесспорно увеличилось. С другой же стороны, такая тенденция демонстрирует качество постоянства. Вполне ожидаемо такой процесс ведет к формированию оценок характера и последствий соответствующих поправок в плотном информационном потоке, не менее ожидаемо – к оценкам сущности и обоснованности частого изменения отраслей законодательства.
«НГ-политика» проанализировала все 7516 сообщений на федеральном ТВ и в прессе, так или иначе касающихся внесения законодательных поправок в УК и УПК на протяжении последних 10 лет. На основе сообщений в федеральных СМИ были выявлены характеры информационных поводов и общественное отношение к наиболее резонансным делам.
Говоря о первой из составляющих, трудно не заметить, что содержание многих инициатив так или иначе связано с увеличением количества запретительных правовых норм либо с ужесточением уже имеющихся. Многие из примеров тому свежи в памяти: это и введение в УК РФ дополнительно шести статей, нормы которых устанавливают уголовную ответственность за различные виды мошенничества, и возвращение в уголовный закон «блуждавшей» около полугода статьи о клевете в видоизмененном варианте, и неоднократные попытки «реконструкции» статьи 264 УК РФ, в результате которых увеличились размеры предусмотренных в ней санкций.
Связанный с этими и иными поправками запретительный метод регулирования общественных отношений стал, по-видимому, популярным. Хотя стоит заметить, что изначально при построении уголовного закона ему не было отдано безраздельного предпочтения.
Посягательства на охраняемые уголовным законом ценности (в особенности если они отличаются повышенной общественной опасностью либо ярким демонстративным нарушением правовых норм) опосредуют реакцию и со стороны правоприменителя, и со стороны законодателя. Однако если у первого из субъектов она в известной степени ограничена, то действия второго отличает креативный потенциал, способность выстраивать, изменять границы в соответствии с потребностью общества. Характер реакции законодателя в связи с этим привлекает повышенное внимание, поскольку должно быть и обоснованным (хотя бы в смысле учета причин, лежащих в основе посягательств), и нацеленным на коррекцию отклоняющегося поведения.
Последнее из качеств, несомненно, озвучивается инициаторами изменений уголовного и уголовно-процессуального законодательства. В той части, в которой оно присуще предлагаемым поправкам. Однако о первом из качеств, увы, практически не слышно. Все чаще предметом обсуждений становятся последствия конкретных резонансных преступлений и недостаточность существующих правовых мер их предотвращения. Но также и реже обращается внимание на то, почему то или иное лицо совершило его, на то, каким образом новый вид либо размер законодательно закрепленного запрета поможет избежать его в будущем.
К примеру, ряд ДТП, повлекших смерть одного или нескольких лиц и так часто обсуждавшихся в СМИ, в определенном смысле катализировал принятие названных выше изменений в ст. 264 УК РФ, однако не спровоцировал роста криминологических исследований, связанных с причинами и условиями совершения подобного рода преступлений. Сообщения о новых уголовных делах, связанных с приобретением имущества, денежных средств путем мошенничества (включая использование преступниками коррупционных схем) не делают более весомым вопрос о том, почему столь возможны и популярны подобные виды противоправных посягательств, но сконцентрированы вокруг точек зрения о том, каким образом возможно ужесточение наказаний за их совершение.
Пожалуй, подобные подходы ведут к укреплению позиций уголовно-правового запрета как способа решения многих насущных проблем, к использованию его в ситуациях, в которых неизбежна реакция как законодателя, так и правоприменителя. Но если в руках первого он демонстрирует свою популярность, то у второго более ярким становится качество избирательности.
Речь идет о том, что даже те законодательные инициативы, которые призваны играть положительную роль в деле уменьшения негативных противоправных посягательств, впоследствии провоцируют новые волны отрицательных оценок. Ведь после принятия новой нормы, облеченной в форму закона, общеобязательного правила у большинства общества формируется ожидание, что она действительно будет действовать (по возможности – прямо и неукоснительно). Однако следующие за этим факты выборочного применения данной нормы рушат подобные ожидания. В подтверждение тому достаточно вспомнить то, каким образом были встречены случаи прекращения уголовных дел и вынесения приговоров с отсрочкой наказания в делах с участием лиц, занимающих высокопоставленные должности, либо их родственников.
 "Облака" слов (теги), наиболее часто встречающиеся при освещении темы законодательных поправок в УК и УПК в СМИ с января 2003 по январь 2013 года. |
Стоит отметить и то, что чаще всего внимание концентрируется на преступлении как на состоявшемся факте, но практически ничего не говорится о том, какую роль может выполнить профилактика соответствующих видов противоправного поведения, какие ее методы могут более эффективно использоваться, какими новыми методами и средствами она может пополниться. В связи с этим уголовно-правовой запрет получает и качества ограниченности, способности применяться опосредованно, по факту, что вряд ли можно признать эффективным для пресечения в будущем общественно опасных форм противоправного поведения.
Отмеченные выше моменты, касающиеся тенденций регулирования уголовно-правовых отношений, ведут к предположению о возросшей роли запрета как его метода. При этом как увеличение количества, так и ужесточение содержания санкций вряд ли позволяет утверждать о бесспорной эффективности и универсальности такого подхода.
В материале использован обзор СМИ с января 2003 по январь 2013 года. Данные подготовлены на базе информационно-аналитической системы «Медиалогия».
Дарья Гармоненко 