Культ личности как тема возникает, как правило, в удобный для следующего правителя страны момент.
Фото РИА Новости
Сегодня, когда Россия находится на пороге принятия стратегических экономических решений, мне все чаще вспоминается одна из встреч с пенсионером Никитой Сергеевичем Хрущевым. Ибо некоторые детали его тогдашних размышлений очень уж созвучны тому, что происходит ныне. Или должно происходить – за вечными зубцами кремлевских стен.
Помнится, Хрущев не раз возвращался к разоблачению культа личности Сталина, но эта тема ныне малоинтересна. На сей счет могу добавить лишь забавный анекдот, услышанный непосредственно от Никиты Сергеевича и свидетельствующий о том, сколь глубоко в нем «сидел» страх перед поверженным вождем.
Анекдот такой. Когда тело Сталина вынесли из Мавзолея, пришла мысль продать его на международном аукционе. Первым вскочил американец: миллион долларов! Вторым китаец: пять миллионов! Третьим израильтянин: десять миллионов! И аукционист пришел к Хрущеву за окончательным решением. «Я подумал, – со смешком рассказывал Никита Сергеевич и сказал: – Не-ет, Израилю отдавать не надо, говорят, две тысячи лет назад у них кто-то воскрес».
В общем сама по себе тема культа личности была затертой. Известно, в ней многое переплелось, в том числе замыслы Хрущева убрать с политической сцены своих конкурентов. Однако мельком проскользнула в размышлениях Никиты Сергеевича новая для меня мысль, которую позднее основательно разъяснил мой тогдашний начальник Алексей Иванович Аджубей, зять Хрущева, бывший главный редактор газеты «Известия».
– Понимаете, – мимоходом сказал Хрущев, – вот я стал руководителем страны. Я же не мог заниматься исключительно хозяйственными вопросами, хотя в тот период ЦК полностью дублировал Совмин. Мне-то надо было выдвинуть свою идейно-политическую доктрину, основанную на оценке, а возможно, на переоценке прошлого, сказать народу о пути вперед.
Затем разговор вновь соскользнул в область живых воспоминаний, а меня та реплика зацепила и позднее я задал вопрос на этот счет Аджубею.
Мы с Алексеем Ивановичем сидели в маленькой семиметровой комнатушке на первом этаже редакции журнала «Советский Союз» с большим зарешеченным окном. Инокорры с фотоаппаратами иногда норовили тайком сделать кадры, будто бы Аджубей – за решеткой. Комнатушка была удобная, располагавшая к беседам с глазу на глаз. В ней, кстати, перебывали многие известные личности – от знаменитых цэковских деятелей до начинавшего в ту пору киевского публициста Коротича.
Так вот однажды я вернулся к мимоходному замечанию Никиты Сергеевича, сделанному на даче у Аджубея, и Алексей Иванович надолго задумался. Видимо, тема была важная, и он углубился в переживания далеких лет. Потом начал издалека.
– Это очень серьезный разговор. Речь, собственно, не о Никите Сергеевиче, а вообще. Руководитель страны действительно не вправе зацикливаться исключительно на хозяйственных вопросах, хотя они принимались на заседаниях Секретариата ЦК, на Политбюро. Лидер партии обязан был предложить свою доктрину, которая показала бы народу завтрашний день страны. Вдобавок при Сталине основные направления хозяйственной жизни были сформулированы. Из принципиальных новшеств Никита Сергеевич выдвинул, пожалуй, лишь освоение целины, но вы знаете, что было немало скептиков, предрекавших обнищание Нечерноземья. Космос?.. В принципе после начала работ с ракетной техникой полет человека уже был заложен в среднесрочные планы. Так что свое, истинно хрущевское, надо было искать в сфере идеологии. Эта тема постоянно была… С чем бы ее сравнить?.. Ну, словно знаменитое ружье на театральной сцене, которое обязательно должно выстрелить. Эту тему не затрагивали даже в доверительных беседах – не из боязни, а потому, что нечего было предложить.
Алексей Иванович снова задумался, потом продолжил:
– Вот уж верно: что сперва – яйцо или курица? Сложилось мнение, что развенчание культа личности Сталина было главным побудительным мотивом Хрущева. Возможно, даже наверняка так. Но могу ответственно сказать: исходной точкой размышлений, долгих раздумий была именно необходимость выступить с новой идейной платформой. А уж когда эта мысль окончательно оформилась, когда ее неизбежность стала абсолютно очевидной, вот тогда как бы сама собой возникла тема оценки предшествующей эпохи.
Тут пошла уже совсем другая борьба, а об исходной точке попросту позабыли, да и вспоминать о ней было уже незачем.
Опять задумался Алексей Иванович, а закончил минорно:
– Разоблачение культа личности Сталина было столь сильным идейным событием, потрясшим страну, что этого было вполне достаточно. Однако Никита Сергеевич вошел во вкус, решил, что идеологические прорывы надо делать регулярно. Отсюда возникла идея построения коммунизма к 1980 году, которая оказалась непродуктивной. А ведь после ХХ съезда он вполне мог, извините за моветон, десятилетиями ехать с антикультовским идеологическим багажом.
И закончил своей любимой присказкой, уже не относившейся к сути разговора:
– Ехать на сказках, как на салазках!
В последнее время я все чаще вспоминаю ту мимоходную реплику Хрущева и обстоятельные разъяснения Аджубея. И вопрос вовсе не в перекличках с современной политической ситуацией, сложившейся в России. Дело не в протестном движении белоленточников, которое исчерпало себя после недавних выборов. И уж тем более мои воспоминания не связаны с расплывчатыми суждениями Павловского, который пытается внушить обществу и миру мысль об одиночестве Путина, заблудившегося среди 2 тыс. богатейших семей России, готовых и способных в любой момент сменить президента на более удобную фигуру, скажем, на Прохорова, о чем между строк проговаривается Павловский, вечно делавший карьеру через громкие (и даже пронумерованные) провокации.
Нет, не сиюминутные политические интриги, которых сегодня полно вокруг Путина в пределах Садового кольца, побуждают вспомнить давнее замечание Хрущева. Проблема не в политическом слое, который вьется вокруг Кремля.
Проблема – в народе, во имя которого, как представляется, и радеет президент.
Народ, уставший от двух десятилетий реформаций и политической сумятицы, ждет от Путина новой идеи развития. Толковые предвыборные статьи и даже такие мощные практические шаги, как ввод газоносной провинции на Ямале, мировой рывок Росатома – все это лишь социально-экономические вопросы, в которые с головой ушел президент. Но народ ждет другого. Народ убежден, что пришла пора честно и глубоко осмыслить путь, пройденный новой Россией. Это горячее желание миллионов каждодневно прорывается в интернетных мнениях сквозь голоса людей, звонящих на десятки радиостанций и не понимающих, куда движется страна, не осознающих в полной мере, что произошло и происходит в России. Даже с ельцинской семибоярщиной было хотя и горше, но яснее.
И на эти недоуменные, терзающие людей вопросы действительно пришла пора ответить.
«Главное – понять: в какую Россию мы верим и какой мы хотим Россию видеть» – эти слова прозвучали уже в первом президентском послании Владимира Путина. Но, увы, на эти важнейшие вопросы, которые поставил он сам, президент не дал ответ по сей день. Он не позволил России рухнуть на колени и рассыпаться, как произошло с СССР, он вытащил ее из кризиса, он продолжает развивать страну. Но верховная власть в России, будь то времена царизма, Советов или нынешняя эпоха, по большому счету живет по схожим историческим закономерностям. И эти закономерности побуждали Хрущева, взявшего власть после Сталина, представить народу свою идеологическую доктрину развития страны. Кстати, не вдаваясь в оценки, хочу напомнить, что так поступил и сам Сталин после Ленина. (Не говоря уже о «новых курсах» Александра II и Александра III.)
Помнится, на встрече президента с активом Общероссийского народного фронта Абдулатипов, который в те дни еще не работал в Дагестане, с удивлением воскликнул:
– Страна развивается, а я по три-четыре раза в день слышу от депутатов Думы предсказания о неизбежном и скором крахе России!
Увы, именно эти упаднические, катастрофические настроения сегодня повсеместно разлиты не только в части, касающейся гражданского общества, но и в широких слоях народа. Считается хорошим тоном высказаться относительно грядущего российского провала, а требования оппозиции всех мастей и оттенков, системной и митинговой, сводятся к одному: надо все менять! Если немедленно все не сменим – экономическую политику, власть, президента, – России конец! Менять не следует лишь элиту, которая об этом неизбежном конце непрерывно шумит. Словно и не было выборов, которые все и всех расставили по своим местам.
Как менять, что менять, зачем менять – никто не говорит. Менять – и точка, иначе – погибель! В этом нестройном хоре протестующих голосов отчетливо различимы лишь неумолчные и справедливые упреки в адрес реформы образования, поскольку в данном случае речь идет о совершенно конкретных претензиях и побуждает власть учитывать мнение оппозиции, требующей перемен.
Но это, пожалуй, единственный пример конструктивной критики, о чем свидетельствует катастрофический, широко разрекламированный в СМИ доклад М.Э.Дмитриева, за которым стоит Кудрин. Кстати, с этим докладом произошла какая-то странная, детективная история. Ведь он предсказал России либо революцию, либо полный развал и самоуничтожение. Но потом вдруг выяснилось, что к журналистам попали «черновики», а в окончательном варианте ужасов поменьше. Этот фокус с «черновиками», безответственно вбросившими в общество очередное предсказание российского краха с использованием известного принципа «первой информации», сработал именно так, как рассчитывали «фокусники»: муссировали в основном безнадежные сценарии, а вопрос о том, кто спер черновики, обошли стороной.
Увы, грядущие перспективы России многим почему-то рисуются в упаднических, безрадостных тонах. Фото Reuters |
На меня этот беспринципный трюк произвел особенно тягостное впечатление. Возможно, потому, что я был свидетелем, как тот же Дмитриев на слушаниях по пенсионной реформе в Думе беззастенчиво прибавил к пенсионерам-досрочникам военных, выходящих в отставку. Его однофамилица Оксана Генриховна Дмитриева из «Справедливой России» вынуждена была с горечью парировать: уж вам ли, Михаил Эгонович, не знать, что военные пенсии – совсем иная статья бюджета! И что же? Промолчал, как говорится, умылся наш славный оппозиционер, хотя обвинение-то в его адрес прозвучало более чем серьезное: поймали на кривом слове, на том, что намеренно нагнетал ситуацию. И как после этого доверять его докладу?
Недавно я вернулся из Нью-Йорка, где присутствовал в качестве эксперта на сессиях Генассамблеи ООН. И могу ответственно сказать: никогда еще не видел Америку в столь расколотом, я бы сказал, межеумочном состоянии. Помню, с каким энтузиазмом избирали Обаму четыре года назад, и поневоле сравниваю тот взрыв эмоций с нынешним равнодушием, даже пессимизмом рядовых американцев. Внешне все вроде бы обычно: субботние туристские толпы на сверкающем неоном Тайм-сквер, толчея в «Мейсиз» и около Центрального парка под стеклянным колпаком «Эйпл» с подземным салоном айпедов. Но бросается в глаза, как отчаянно экономят в тысячах забегаловок, – на сахаре, пластиковой посуде, даже на салфетках. Закрываются известные магазины, на плаву лишь самые шикарные. Не говорю о полуразрушенном ураганом Брайтон-Бич, который в отличие от нашего Крымска в основном полагается на собственные силы, а потому возвращение к нормальной жизни там затягивается…
Однако не эти приметы трудных времен оставляют грустное впечатление. Америка – могучая страна и сумеет справиться с экономическим недугом, такое бывало не раз, дело привычное. Поражает некая раздвоенность, царящая в головах людей, порожденная не политическими распрями, а размытостью целей, стоящих перед страной. Четыре года назад все было ясно, и за Обаму отдали голоса три миллиона цветных, никогда прежде не деливших Америку на демократов и республиканцев. Сегодня выбор был гораздо более осознанный, Обама победил не только цветом кожи, но и, я бы сказал, идейно. И если раньше от него ожидали только выполнения предвыборных обещаний, то сейчас вопрос глубже. Из-за быстрых демографических изменений страна все серьезнее задумывается над своим будущим. И если политическая элита по инерции принимает «список Магнитского», то все больше рядовых американцев гадают над иными проблемами, связанными с соотношением внутренних и внешних приоритетов государства. Новая инициатива, облегчающая натурализацию миллионов незаконных цветных эмигрантов, не только сама по себе отражает политические сдвиги в американской элите, но и заметно ускоряет их, обостряя спор о приоритетах – внутриполитическом, к которому тяготеют цветные, или геополитическому, привычному для белых.
Требования оппозиции всех мастей и оттенков, системной и митинговой, сводятся к одному: надо все менять! Но как, что и, главное, зачем менять – никто не говорит. Фото РИА Новости |
Люди нутром чувствуют: простое продолжение прежнего курса, который, по сути, не менялся со времен холодной войны, приобретая лишь те или иные оттенки в зависимости от конкретных ситуаций, чревато тупиковыми событиями. И не в силах ответить на грядущие, пока отчасти даже неясные, но неизбежные вызовы времени, обращают свои взоры к президенту, которому, по мнению многих, предстоит предложить нации новые варианты развития. И расколотость, раздвоенность (вплоть до сумасшедшей идеи об отделении южных штатов) возникают от неуверенности в возможностях на этот счет Белого дома, но в немалой степени – и от сомнений относительно того, сумеет ли нынешняя элита предложить новый курс к 2016 году.
Америка недавно объявила о грядущем мировом лидерстве в добыче нефти и газа. Значит, она перестанет быть крупнейшим покупателем углеводородов – и как это скажется на ее глобальном лидерстве? Америка покупает половину нужных ей программистов (кстати, доля русских заметно сократилась из-за конкуренции со стороны более дешевых и не менее квалифицированных индусов), но это ведет к деградации американской системы образования… Новые, неожиданные вызовы просто захлестывают. Кто подскажет выход?
Эта послевыборная необычная, вовсе не победная сумятица, как бы официально уведомляющая о расколотости Америки, – не политической, а глубинной, скорее этнокультурной (коренные различия между цветными интровертами, радеющими по внутреннему благополучию, и белыми экстравертами, привыкшими к геополитическому верховенству), – ощущается отчетливо и тоже побуждает мысленно возвращаться к российским реалиям. Как ни парадоксально, при всех грандиозных различиях – будь то исторические или ситуационные – в Америке и в России сегодня ощущается острый запрос на поиски новых доктринальных подходов к развитию страны. Именно доктринальных, интегрирующих все – экономику, так называемую социалку, культуру, межнациональные отношения, геополитику. Крепнет мнение о том, что поступательное движение шаг за шагом, от проблемы к проблеме рано или поздно приведет к хаосу. Нужны идейный прорыв, новое осмысление минувшего, настоящего и грядущего.
Но история учит, что таким прорывам предшествуют огромная и напряженная работа, мозговой штурм на самых высоких этажах власти, четкий выбор тактики и стратегии действий. Мне представляется, что сегодня Россия в этом отношении заметно опережает Америку, только вступающую в период некой растерянности. Крупнейшие антикоррупционные разоблачения, которые наконец потрясли наше общество и которые оппозиция примитивно склонна объяснять «клановыми разборками» (кстати, выяснилось, что подготовка к разоблачениям началась больше года назад – иначе и нельзя было достичь результата!), на самом деле могут служить предвестием гораздо более серьезных перемен, задуманных высшей властью, осознавшей их абсолютную необходимость, как это было после Сталина.
Сама по себе реальная борьба с коррупцией очень важна, начать ее давно требовали общество, народ – как говорится, сама жизнь этого требовала. Но забавно слушать, когда тележурналист Мамонтов наивно пытается выдать эту борьбу за национальную идею. Нет, по многим признакам становится все яснее, что мощный удар по коррупции служит лишь прелюдией для какого-то более широкого осмысления нового российского курса. Перед атакой положено основательно разминировать местность и нанести соответствующий артудар, ибо именно на коррупционеров будут прежде всего опираться противники новшеств.
Придя к власти, Никита Сергеевич осознавал, как важно ему, руководителю страны, сказать народу что-то свое, истинно хрущевское. И это надо было искать в сфере идеологии. Фото РИА Новости |
Кстати, выработке новой российской национальной доктрины благоприятствует и международная обстановка. Америка в растерянности, Китай, который наметил двигаться к среднеобеспеченному обществу, поджидают свои жгучие внутренние проблемы, Европа и Ближний Восток заняты собой. Если прикинуть по-крупному, несмотря на общемировой кризис, у России сегодня положение наиболее прочное, устойчивое, не требующее каких-то спешных, лихорадочных «телодвижений», а располагающее к спокойному обдумыванию всеохватной прорывной государственной доктрины, наиболее полно учитывающей новые реалии страны и геополитические изменения, происходящие в мире.
Нелишне тут напомнить, что президент Путин уже пробовал предложить России свои варианты развития: первым таким шагом была идея об удвоении ВВП, которую оппозиция пыталась опорочить, которой помешал мировой кризис, но которая на деле-то состоялась, хотя в информационном поле Путин свой первый «ход», по сути, проиграл, что должно стать для него уроком. Однако сегодня, на новом этапе развития, когда опытнейший политик Владимир Путин в третий раз возглавил Кремль, он не может не чувствовать, что народ ждет от него выработки нового курса развития страны, новых идей, основанных на традиционных ценностях России. Ждет ответа на вопрос, каким будет наш завтрашний день.
Да, народ ждет.