Роза Цветкова
Борис Резник: «Я ожидал, что будут какие-то профилактические меры, после того как меня «ославили» СМИ. Но нет, ничего, никаких злодеяний».
Фото Бориса Бабанова (НГ-фото)
Этот член думской фракции ЕР оказался единственным проголосовавшим «против» в финальном, третьем, чтении так называемого «закона Димы Яковлева». Многие считают его поступок геройским, но есть и те, кто видят в подобном демарше парламентария предательство партийных интересов. О том, почему он так поступил и что ему за это было, Борис РЕЗНИК рассказал ответственному редактору «НГ-политике» Розе ЦВЕТКОВОЙ.
– Борис Львович, 21 декабря прошлого года, когда скандальный закон принимался в третьем окончательном чтении, среди голосов 238 депутатов-единороссов ваш стал одним единственным «против». Это выглядело тем более резонансно, что при предыдущих рассмотрениях закона в Думе вы, кажется, не выступали столь категорично против мнения сотоварищей по фракции?
– Более того, я был в числе авторов этого закона, поскольку в его разработке принимала участие вся фракция «Единой России». И законопроект, представленный на первое чтение, никакого отторжения у меня не вызвал, поскольку у меня свое отношение к «делу Магнитского» и закону, принятому в США в связи с этим.
– Поясните?
– Да, история с 5 миллиардами, которые непонятно куда делись, сама по себе дикая. И мы, конечно же, обязаны были сами разбираться здесь, в России, во всех перипетиях этого дела. Все требует глубинной, детальной проверки, и важно, чтобы все эти факты были обнародованы в обязательном порядке. Общественность интересует, своей ли смертью умер Магнитский либо ему в этом помогали, были ли издевательства над ним в СИЗО и т.д. На каждый вопрос в этом смысле люди должны получить четкий и однозначный ответ.
Согласен с тем, что в отношениях между государствами каждая из сторон имеет право высказывать свое мнение в отношении соблюдения прав человека. И если бы американцы потребовали, допустим, по линии общественных организаций, межправительственных отношений или даже заявили бы дипломатическую ноту, в конце концов, в плане своего несогласия с «делом Магнитского», это было бы нормально и понятно.
Но принятие американского закона в связи с этим – это есть, на мой взгляд, наглое, беспардонное вмешательство во внутренние дела другого государства. И именно это вызвало у меня, как и у многих, неприятие: мы же не вмешиваемся на законодательном уровне в то, что творилось в Гуантанамо или, скажем, в Ираке. А ведь там тоже сколько ошибок было допущено и сколько мирных жителей в результате обстрелов погибло! И я, не колеблясь, проголосовал за этот закон в первом чтении.
И вдруг ко второму чтению появляется эта поправка по детям.
– Внесенная двумя дамами – Екатериной Лаховой («Единая Россия») и Еленой Афанасьевой (ЛДПР). Разве это не предполагалось изначально?
– Нет, конечно! Узнав о внесении поправки, я сразу сказал, что за эту поправку голосовать не могу и не буду. Не потому, что мне нравятся американцы как усыновители. Просто эта проблема мне знакома, как говорится, изнутри. У нас в Хабаровске в 80-х годах была очень сильная парторганизация, секретарем которой я был. Очень приличные ребята в ней состояли, достаточно сказать, что из 18 ее членов 13 сейчас в Москве на руководящих постах в центральных СМИ. Володя Сунгоркин – президент и главный редактор «Комсомольской правды», Володя Мамонтов – президент газеты «Известия», главный редактор «Вечерней Москвы» Саша Куприянов, главред «Советского спорта» Игорь Коц, Юра Лепский – первый зам. главного редактора «Российской газеты», – все они из той самой хабаровской парторганизации собкоров, уникальной в своем роде.
Когда наступило столь лихое время, что детишек с онкологическими диагнозами лечить стало буквально нечем, и порог смертности в детской больнице зашкаливал, мы, собкоры разных газет, у себя на партсобрании решили, что можно сотни статей написать, обличая некие благотворительные фонды помощи и расследуя, куда уходят деньги жертвователей, но это в очень малой степени принесет конкретную помощь умирающим детям. Лучше вместо этого создать свой фонд, по-настоящему образцовый – решили мы и создали его, фонд помощи тяжелобольным детям «Надежда». В нем не было ни одного штатного сотрудника, все, включая бухгалтера, работали на общественных началах, и каждый рубль, туда вложенный, был гласным и прозрачным. Было собрано огромное количество денег, около 6 млн. долларов мы вложили за эти годы в детское здравоохранение.
– На одном только журналистском энтузиазме?
– Да, могу с гордостью сегодня сказать, что за почти четверть века с момента создания фонда и по сей день все до самой последней копейки потрачено только на лечение детей. Начинали с заброшенного особняка, который сами капитально отремонтировали, купили красивые койки специальные, ведь до того матери в больнице спали на полу, положив головы на кроватки умирающих детей, – для них не было предусмотрено места в онкоотделении, оборудовали игровые комнаты, послали врачей учиться современным методикам лечения в Японию, в Германию, с которой у нас были очень тесные в этом смысле связи. Не сочтите за нескромность, но я, пожалуй, единственный не только в стране, но и в мире человек, который, не будучи медиком, тем не менее является почетным профессором Института охраны материнства и детства.
– Американцы сразу в проект ваш вошли?
– За эти годы мы осуществили 11 программ по лечению тяжелобольных детей. В самом начале, как только стали проводить телемарафоны, подключились американцы, которые, например, в Портленде только за один раз собрали для нашего фонда где-то около полумиллиона долларов, на которые мы смогли купить уникальную аппаратуру, позволяющую диагностировать онкологию на молекулярном уровне, в большом количестве новомодные тогда лекарства, которые убивали раковые клетки. Стали лечить ребят, и их одного за другим стали переводить в состояние длительной ремиссии по несколько раз, а потом и вовсе ставили диагноз: фактически здоров. Горжусь тем, что сегодня у нас в Хабаровском крае около 80% ребятишек, как во всем мире, в цивилизованных странах, практически вылечиваем от острых лейкозов.
А еще мы тогда закупили 20 космических костюмов в Звездном городке для того, чтобы ребятишки, больные церебральным параличом, в этой экипировке привыкали сами есть, рисовать, двигаться, в конце концов.
Могу долго рассказывать об эндоскопическом оборудовании – это еще одна из наших программ, – приобретенным для того, чтобы облегчить участь грудничков с тяжелыми заболеваниями. Согласитесь, это слишком жуткая картина, когда едва родившемуся малышу делают полостную операцию. Другое дело, совсем маленький эндоскопический надрез…
═ До тех пор пока мы не можем гарантировать каждому ребенку высокотехнологичное и качественное лечение, мы не имеем права запрещать кому-то усыновлять сирот. Фото РИА Новости |
Но самая большая проблема была с детьми, нуждавшимися в сложном и дорогостоящем лечении. Что делать, когда к тебе приходит мать и буквально бухается в ноги: «Спасите ребенка, надо делать операцию, которая стоит 130–140 тыс. долларов, денег у нас нет!» На всех таких детишек никаких денег фонда не хватило бы. Поэтому мы стали договариваться с американцами, с их клерикальными организациями самого разного уровня – и с православными, и с баптистами, протестантами, католиками о посильной помощи. Они брали наших ребят в семьи вместе с матерями, кормили, поили, собирали деньги общины в городишках на операцию. Помогали нам всячески.
– Скольким детям смогла помочь «Надежда» таким образом? Хотя если счет идет даже на единицы, это все равно достойно!
– 286 детишек были прооперированы в США по линии нашего фонда. Я хочу, чтобы была услышана моя четкая позиция. Я тоже за то, чтобы эти дети оставались в нашей стране и усыновлялись нашими гражданами. Но коль скоро мы не можем каждому ребенку обеспечить не просто лечение, а высокотехнологичное и качественное лечение, пока мы у себя, в России, такие условия создать не можем, мы не имеем права запрещать кому-то взять ребенка – одного, двух, десятерых, сотен детей, да скольких угодно, – чтобы его спасти.
Ведь что такое уход за больным ребенком, инвалидом? Нужны уникальные лекарства, иногда на протяжении всей жизни, нужно делать специальный массаж, который стоит неимоверных денег. Они, такие детки, имеют право на полноценную жизнь. И когда вдруг возникла эта поправка, я спорил, пытался убедить наших товарищей, от которых что-то зависит, что сейчас нельзя запрещать усыновление сирот американцами, которые готовы все силы положить на то, чтобы вылечить этих детей, несвоевременна эта злосчастная поправка. Повторюсь, я осознанно проголосовал против этой поправки, я был категорически против.
– На вас был нажим в связи с этим?
– Не было. В общественном мнении бытует совершенно превратное мнение, что, мол, в «Единой России» несогласных вызывают, дожимают, заставляют быть как все. Что якобы голосование сплошь подневольное. Это не так. У меня есть расхождения с моей фракцией по ряду вопросов. Когда эти расхождения возникают, я голосую против или не голосую вообше. Я был против того, чтобы Геннадия Гудкова убирать из Думы. Я об этом на комиссии однозначно сказал: «Товарищи, господа Следственный комитет и прокуратура, у вас нет достаточных оснований рекомендовать нам это. Вы не разобрались в ситуации». При том, что Гудков вовсе не подарок: если у тебя 6 тыс. под ружьем охранников и ты говоришь: «Мы пойдем на Кремль», и если еще вчера ты был в «Единой России», а сегодня ты называешь нынешнюю власть кровавым режимом, хотя совсем недавно сам работал в ФСБ, то у меня, что называется, есть вопросы... Но это все равно не повод лишать его депутатских полномочий.
Я не голосовал и за то, чтобы снять депутатскую неприкосновенность с коммуниста Бессонова. И был против, единственный среди 399 депутатов, проголосовавших «за» в первом чтении, когда Роберт Шлегель предлагал без судебных решений закрывать СМИ по прихоти чиновников якобы за клевету. Я был убежден, что никогда этот закон не будет принят во втором чтении и прямо об этом говорил в своем выступлении, за что заслужил насмешки, а ведь так впоследствии и вышло. Никто никогда на меня не давил и ни к чему не принуждал.
– Хорошо, спрошу иначе. Вас не уговаривали не голосовать демонстративно «против», а просто-напросто не прийти в этот день в Думу по какой-нибудь уважительной причине? Ведь некоторые так и поступили. В других фракциях, да и ваш однопартиец, к примеру, Александр Сидякин, который вроде бы ушел демонстративно, а его карточкой в итоге все равно проголосовали «за».
– Никто абсолютно! Ни в одном из перечисленных случаев ко мне не подходили и ни на что не уговаривали. Более того, я ожидал, что будут какие-то профилактические меры (смеется), после того как меня «ославили» СМИ – единственный среди единороссов несогласный и т.д. Но нет, ничего, никаких злодеяний (улыбается). Наоборот, со стороны были высказаны даже сожаления – если бы противников запрета по усыновлению было больше, в общественном мнении не создалось бы неправильного представления о том, что кто-то на кого-то давит.
– Тогда что же получается? Все ваши остальные коллеги по партии, за исключением, пожалуй, Сидякина, осознанно пошли на лишение прав больных детей-сирот на нормальную жизнь? Как-то не хочется в это верить…
– Тут сыграло, как мне кажется, принятие американцами «Закона Магнитского». Я ведь тоже подписал этот законопроект в первом чтении, и если бы не было этой поправки, я бы за него проголосовал в целом. С какой стати они, США, должны нам что-то диктовать?! Для того чтобы кого-то не пускать к себе в страну, существует масса других процедур. Многие, глубоко не вдаваясь в эту тему, скорее всего посчитали, что американцы щелкнули нас всех по носу. Я не вижу здесь никакого злого умысла, драматургия и накал страстей идет с обеих сторон. Кому в больную голову пришла мысль нести и потом бросать в мусорку портреты депутатов, проголосовавших за закон? Если считаете себя либералами, то почему так поступаете?
– Никого не защищая, все же напомню: «нашисты» в свое время даже топтали портреты уважаемых людей…
– А эти – лучше? Они возмущались «нашистами, ведь это действительно отвратительно– наступать ногами на лицо любимой мною Людмилы Алексеевой, но разве правильно бросать в мусорный ящик портреты людей только потому, что они нажали не ту кнопку?! Это действие совершенно непродуктивное, так же как и собирание подписей за роспуск Думы.
═ 286 детишек были прооперированы по линии хабаровского благотворительного фонда «Надежда» в США. Фото с сайта www.rfdeti.ru |
– Согласитесь, что дело вовсе не в кнопке, а в позиции в отношении и без того обездоленных детей. Никогда еще принятый закон не вызывал столь огромной массы возмущения, протестов.
– К этому я свое отношение публично выразил и проголосовал против. Что касается антуража, то все излишне драматизировано. И мы, депутаты, неправильно себя вели. Убежден: с этим не надо было спешить, правильнее было бы принять закон, позволяющий в разы больше денег давать на то, чтобы поддерживать семьи, которые усыновляют сирот. Что и было сделано замечательным президентским указом. Ведь тенденция сейчас благоприятная, сегодня у нас в России ребятишек усыновляют больше, чем отдают за границу. И усыновление детей иностранцами могло сойти на нет само по себе.
– Но в дело вмешалась политика, и как итог, нет даже ясности по тем детям, дела которых находятся в стадии судебного завершения.
– По тем делам, по которым решение принято, пресс-секретарь президента Песков подтвердил, что эти ребята уедут. А суды – это уже инерция с оглядкой, там считают, что лучше подождать, и тянут время для ясности.
– А что непонятно, к примеру, Павлу Астахову? Ведь он, адвокат и защитник прав российских детей, вне зависимости от места их нахождения способен лишь заявлять о том, как плохо обращаются в некоторых случаях с нашими детьми иностранные усыновители? Почему мы не услышали до сих пор ни об одном факте включения России в международный процесс по защите прав своих маленьких граждан? Взять то же дело погибшего Димы Яковлева.
– Вообще-то, когда мы принимали меморандум о сотрудничестве в плане усыновления, подразумевалось, что до совершеннолетия ребенок будет иметь два гражданства, российское и американское, а потом сам определит, какое гражданство ему нужно. И в такой ситуации и мы бы несли за него ответственность как за россиянина, и на уровне консульских отношений имели бы право проводить проверки, запрашивать информацию и включаться при необходимости в судебные процессы. Но мы отнеслись к этому как-то так халатно, что…
– ... возможности двойного гражданства в нем не присутствует?
– В соглашении были оговорены главные моменты, что усыновление американскими гражданами возможно. Потом нужно было к этому меморандуму дополнительное приложение делать, но его не было сделано, и по существующей практике при усыновлении американцы сразу давали ребенку гражданство США, и мы автоматически теряли право запрашивать какую-либо информацию о нем. Глубоко ведь проблемами усыновления никто до сих пор не занимался. А сегодня американцы согласны и на то, чтобы предоставлять требуемую информацию, и на последующий контроль судьбы ребенка с российской стороны, лишь бы возможность усыновления не была ликвидирована. А мы им в ответ говорим: все, без вариантов, закон принят.
– И нет никаких надежд на то, что этот антисиротский, вандальный закон может быть поправлен в ближайшее время?
– Хочу верить, что шансы есть. Должен возобладать здравый смысл, это должно произойти! Сейчас нам нельзя потерять лица. Этот излишний шум, эта истерия ведут не к добру. Все страсти должны улечься, должна быть проявлена политическая воля, и я уверен, что она будет проявлена.
Дарья Гармоненко 