Аскар Акаев: "Во имя будущего придется в очередной раз засучить рукава"

Сколько лет необходимо России, чтобы в развитии оказаться вровень с США или Японией? В беседе с иностранным членом РАН, профессором, доктором технических наук Аскаром АКАЕВЫМ ответственный редактор «НГ-политики» Роза ЦВЕТКОВА услышала не только реальные цифры, но и конкретные меры, благодаря которым наша страна еще может стать лидером в новом экономическом цикле.

– Аскар Акаевич, российский рубль продолжает слабеть, перспективы кризиса все больше надвигаются, самое время говорить о долгосрочных планах развития…

– России именно сейчас нужна прорывная экономическая политика. Она не сможет решать стратегические задачи, которые ставит российское руководство, тихими неспешными темпами роста ВВП, запланированными на уровне 4% в год. Это на самом деле выглядит как закрепление отставания не только от развитых стран, но и от быстро развивающихся стран, коими сегодня являются Китай, Индия и др. Напомню, что их темпы равняются 8–10% при 6,5% в среднем для развивающегося мира.

Для России сегодня крайне важен стратегический план экономического развития с горизонтом примерно в 20–30 лет. То есть программа развития не на год, два, три – это задачи текущего плана, а долгосрочное планирование, подразумевающее модернизационный рывок экономики, тем более что мы находимся в преддверии начала нового кондратьевского цикла, новой длинной волны развития мировой экономики.

– Что дает знание особенностей кондратьевских циклов для российской экономики в частности? Мы, кстати, сейчас находимся в какой стадии какого цикла?

– На основании анализа огромных массивов эмпирических данных за XVIII–XIX столетия и их математической обработки великий русский ученый Николай Кондратьев доказал, что циклические кризисы в экономике закономерны и они обязательно произойдут, это объективная закономерность капиталистической формы хозяйствования: каждые 40–50 лет обязательно будет кризис в любой стране. Он первым понял, что раз в полстолетия случается так, что старые технологии исчерпывают свои возможности и уже не приносят столько прибыли, сколько нужно для того, чтобы двигаться вперед и улучшать благосостояние людей. И поэтому нужно использовать новые технологии, которые принято называть инновациями. Все это дало основания Кондратьеву в начале 1920-х годов предсказать Великую депрессию 1930-х годов. И предвидеть этапы развития четвертого большого цикла – после 1940 года, в основу которых легли эпохальные технологические инновации, порожденные научно-технической революцией XX века: атомная энергия, реактивные и газотурбинные самолеты, ЭВМ, лазерные технологии, химизация сельского хозяйства, которая привела к «зеленой» революции.

Вот такой кластер эпохальных инновационных технологий обеспечил рекордные темпы роста мировой экономики – в среднем 5% в течение 25 послевоенных лет вплоть до 1970-х годов. Но и они себя постепенно исчерпали. Например, большие ЭВМ перестали быть эффективными уже к 1980-м годам и поэтому уступили место персональным компьютерам, которые, в свою очередь, потребовали глобальных сетей – и появился Интернет. Теперь же подходит время, когда этого уже недостаточно для дальнейшего развития. Некогда инновационные технологии сегодня тоже исчерпали свой потенциал, и нужно переходить на новую технологическую базу. В основе кондратьевского пятого цикла, который начался в 1980-х годах и в завершающей стадии которого весь мир сейчас находится, были заложены принципы микроэлектроники и робототехники, биотехнологии, пришедшие на смену химизации, а также энергосберегающие технологии.

Понимаете, каждый экономический цикл, так же как и человек, имеет свои этапы зарождения, роста, процветания, а потом – спада и упадка (депрессии). Все это неминуемо и, что самое главное, полезно. Потому что кризисы позволяют выявить все устаревшее и неэффективное, отбросить это и перейти к более производительным технологиям, к новым формам организации, к НИОКР для того, чтобы продвигаться вперед. Нынешний пятый цикл завершается примерно в 2017 году, его пик пришелся на 2000-й.

– И все-таки: как много зависит в такой ситуации от правительства? Как задолго нужно готовиться к приближению кризиса, способного даже развалить страну, и насколько быстро необходимо менять экономическую политику?

– В США задолго до 2008 года ученые писали, предупреждали, что грядет мировой кризис, что к нему надо готовиться… Поверили только тогда, когда финансовый кризис грянул. Но было уже поздно.

Например, наша российская группа ученых под руководством академика Виктора Садовничего за год до случившегося математически рассчитала, что 3 августа 2011 года начнутся вторая волна финансового кризиса и крушение мировых фондовых бирж. Оно так и случилось – 4 августа, если помните, началось крушение азиатских фондовых бирж. Увы, когда все хорошо, человеку слабо верится, что это благоденствие может обвалиться.

Сегодня мир находится в зоне депрессии, которая продлится до 2017 года, несмотря на утверждения отдельных экономистов, что через год-два начнется подъем экономики. Ничего подобного. Благодаря Кондратьеву и его теории мы все даты знаем – это будет длительная рецессия, сопровождающаяся неглубокими рецессиями. В Европе рецессия уже началась, и если бы не Германия, то общеевропейское благополучие давно обвалилось бы, упало. Выход из нынешнего кризиса начнется только ближе к 2016–2017 годам, небольшое оживление в экономике появится в 2015-м.

В России же помимо циклического имеет место еще и структурный кризис, который обычно вплетается в циклическое движение и увеличивает разрушительную силу кризиса в целом. Перед экономическим кризисом 2009 года, когда уже произошел финансово-банковский кризис в США и дальше стал расходиться кругами по другим развитым странам, наш славный тогда министр финансов Алексей Кудрин сказал, что России это не коснется, мол, у нас тут тихая гавань.

В общем-то, он был прав, только или не знал, или не учел, что российская экономика подвержена сильным структурным диспропорциям. Эти диспропорции, сохранившиеся в российской экономике еще с советских времен, и привели к резкому спаду, которого у нас никто не ожидал. Теперь России, чтобы встать вровень с развитыми процветающими странами, необходимо проводить структурные реформы и устранять эти злополучные диспропорции. В этом плане Саймон Кузнец – нобелевский лауреат, наш соотечественник, он был современником Кондратьева, как и другой русский ученый Василий Леонтьев, который стал нобелевским лауреатом и эмигрировал в США, а Кондратьев остался здесь родине служить, а она его расстреляла, – первым показал, что долгосрочный экономический рост возможен только благодаря отраслевым структурным сдвигам. Если их нет, а в экономике тишь да гладь, то такая экономика динамично развиваться не будет.

Надо с этим свыкнуться: проблемы будут, их надо решать, каждый раз упреждая негативные последствия структурных сдвигов. Правительство должно внимательно следить за структурными изменениями в экономике и своевременно использовать упреждающие социальные инновации.

– Так с кого же нам брать пример в экономическом развитии? С Америки, которую наши политики все чаще предлагают воспринимать как врага и которая, как принято считать, является виновницей разрастающегося кризиса? Или с Китая, который нам вряд ли удастся догнать в обозримые годы?

– Я предлагаю посмотреть не на Китай, который, на мой взгляд, не является лучшим примером для подражания хотя бы в силу ментальности – никогда россиянин не станет так усердно трудиться, как китаец, – и не на США. Мне представляется, что Южная Корея – очень хороший пример для российской стратегии инновационно-технологического прорыва. Посмотрите, 60 лет назад она была аграрной страной, структура ее экономики отличалась как земля и небо в сравнении с развитыми странами. Но всего за 30 лет – с 1975 по 2005 год – эта страна совершила грандиозный технологический скачок, встав почти вровень с самыми развитыми странами мира. Сейчас то же самое делает и Китай.

Структурные реформы требуют долгосрочных программ технологической модернизации экономики. Для того чтобы радикально улучшить отраслевую экономическую структуру, требуется 20–30 лет, ускорить это невозможно. Тем более что сейчас структура экономики России находится на уровне самых худших структур развитых стран в 70-е годы прошлого века. У России сейчас масштабный структурный кризис. Но отраслевые структуры сами по себе меняться не могут, все зависит от технологических сдвигов. Надо перевооружать экономику на новой технологической основе. Поэтому важна прежде всего технологическая структура промышленности. А промышленность в России во многом утеряна.

В начале 80-х годов даже США решили, что мир вступил в постиндустриальную стадию, в информационное общество и теперь всю индустрию надо выводить в страны третьего мира. Теперь они поняли, что совершили колоссальную ошибку, таким образом помогли Китаю, который благодаря этому стал фабрикой мира, а американская экономика потеряла высококвалифицированные рабочие места и лишилась устойчивости. Оказывается, устойчивость экономическому развитию придает именно промышленность, обрабатывающие отрасли экономики, то есть те отрасли, производящие реальные высококачественные товары, которые можно пощупать, а не виртуально подразумевать. Каждой передовой стране мира очень важно иметь оптимальную долю высокопроизводительного промышленного сектора. До 1990 года, к примеру, Германия шла вровень с Японией в техническом отношении, эти две страны имели идеальную технологическую структуру. А потом, когда произошло воссоединение Западной Германии с Восточной, технологическая планка опустилась. До сих Германия не может оправиться. А та же Корея совершила технологический взлет (прорыв) буквально за восемь лет.

Отсюда вывод: технологическую модернизацию надо делать очень быстро, ее невозможно растянуть на десятилетия спокойствия. Если технологическую модернизацию успеть провести за семь-восемь лет, тогда отраслевая структура за 20–30 лет кардинально улучшится и станет оптимальной, способствуя устойчивому экономическому росту.

Итак, стратегия инновационно-технологического прорыва для России такова. Сначала на протяжении пяти лет, с 2013 по 2018 год, технологическая модернизация. При этом не нужно ничего самим придумывать, изобретать велосипед. Надо как можно больше закупать прогрессивных технологий пятого поколения, которые Россия не освоила в 80-е годы прошлого века, и адаптировать к нашей экономике. А потом нужно до 2025 года поддержать этот процесс путем широкого внедрения отечественных инновационных технологий шестого уклада, которые к тому времени уже будут готовы к коммерциализации. А там уже кондратьевская повышательная волна, позитивная экономическая конъюнктура сама будет нести нас до 2040 года. В таком случае в 2040-х годах текущего столетия Россия окажется рядом с США и Японией. Притом что сейчас ее позиции – о, ужас! – соответствуют позициям Республики Корея в 70-е годы прошлого столетия.

– Нельзя ведь сказать, что все пущено на самотек. На протяжении всех этих лет мы наблюдали за различными экспертными командами, которые просчитывали какие-то модели экономического развития. Почему не получается?

– Этому, на мой взгляд, мешают либеральные политики, либеральные экономисты, которых в России достаточно много. Они в свое время работали с американскими, европейскими экспертами и, в свою очередь, внушили новому поколению российских политиков и экономистов, что нет необходимости возрождать промышленность. Мол, она вообще теперь в постиндустриальную эпоху не нужна. Однако постиндустриальный мир не означает мира без индустрии. Почему произошла деиндустриализация в стране? Потому что промышленной политикой никто в России не интересовался. Вы когда-нибудь слышали, чтобы министр промышленности сказал о том, что России нужна промышленная политика?!

Но Россия – не Казахстан, где достаточно развивать лишь энергоэкономику. Россия – великая держава и должна иметь сильную промышленную политику на перспективу и без учета запасов нефти и газа. Россия – член Совета Безопасности ООН и ответственна за судьбы человечества, поэтому она должна иметь высокий военно-технический потенциал, который также зависит от промышленных технологий.

Сейчас это понимание пришло, наверное, потому, что и Путин говорит о новой индустриализации, и Медведев – об инновационном развитии. Но до стратегических программ, к сожалению, пока дело еще не дошло. В современных концепциях нет четкого приоритета инновационно-технологического прорыва. А без этого нельзя изменить ситуацию к лучшему.

– Какие меры вы предлагаете в первую очередь?

– России нужна мобилизационная стратегия, альтернативы этому я не вижу. Есть две модели экономического развития отсталых стран: экспортно ориентированная и импортозамещающая.

В последнем варианте «Стратегии-2020» утверждается, что российская экономика должна строиться на модели экспортной ориентации, но смею утверждать, что это уже модель прошлого. Китай в последние 30 лет довольно успешно развивался по первому варианту, а сегодня предпринимает колоссальные усилия для того, чтобы возродить спрос внутри страны с целью повысить свою покупательную способность, потому что они понимают: кончилась эпоха экспортной ориентации экономики. Америка и Европа больше не будут приобретать в прежних масштабах китайские товары.

Еще одна проблема сегодняшней России – колоссальный рост импорта. Россия могла бы кормить полмира, а вместо этого импортирует 60–70% продовольствия из-за рубежа. Почему бы не заняться импортозамещением? Почему бы не обеспечить себя собственным мясом и молочными продуктами? Аграрная сфера – одно из перспективных направлений, потому что продовольственная проблема в мире будет стоять все острее и острее. Например, маленькая страна Дания от экспорта продовольствия каждый год зарабатывает около 50 миллиардов долларов – это столько, сколько Россия получает от продажи военно-технической продукции.

Если лозунг «России нужна новая индустриализация» – это не просто предвыборный лозунг, то не надо ничего выдумывать. Для России точки невозврата нет, потому что у страны есть три фактора, которые исключают этот момент. Ну, прежде всего это уникальные человеческие ресурсы, но надо их задействовать, пока не оборвалась преемственность поколений. Второе – необъятные природные ресурсы: сегодня все решается за счет нефти и газа, алюминия, а сколько еще всего – леса, земли и много чего другого. А третье условие – это огромные территории. В стране есть все условия для динамичного развития, осталось только сформулировать национальную идею и понять, что во имя будущего надо в очередной раз засучить рукава.