Не рождены мы сказку сделать былью

Иллюстрации Вадима Мисюка

Эта власть будет воспроизводить себя. В ней отсутствует фермент перемен. Цоевский надрыв «мы ждем перемен...» не для нее. Она колеблется от жесткого к мягкому авторитаризму, но делает это не во имя качественного изменения системы, но из-за чувства самосохранения. Амплитуда колебания ограничена, и оно, колебание, происходит в противоположных направлениях. Суть пресловутого российского транзита состоит, если угодно, в танце на одной и той же сцене.

Правящему классу изменения не нужны, даже противопоказаны. При гипотетических реальных переменах он неизбежно теряет власть. Поэтому и модернизация, и сотворение новой либеральной партии, и многое другое не более чем симулякры. Не верите – почитайте Александра Аузана, который знает, что «правительства будут производить кризисы в огромных масштабах в силу деквалификации...». Хотя деквалификация эта – сознательная. Нынешнему режиму профессионализм ни к чему.

Даже если некоторые отдельные обитающие внутри режима «шахиды» и рискнут собой во имя праведной идеи переобустройства страны, они не переломят ситуации хотя бы по одной причине – российская власть клановая, феодальная, зиждящаяся на личных связях, даже привязанностях. Они никого не увлекут за собой.

Не получат «шахиды» сколько-нибудь широкой поддержки от общества, которое апатично и инертно. Протестный максимум был достигнут в схватке за Химкинский лес и в декабре 2010 года на Манежной площади. Недовольство анклавно, и оно не перекидывается из региона в регион. «Каждый умирает в одиночку». Никто не вышел спасать Лужкова, хотя до последнего момента у него был немалый ресурс популярности среди горожан. С другой стороны, по собственному желанию никто не вышел на улицу и против Лужкова. Массы не выйдут на площадь против Путина, но и «За родину, за Путина» также никто не пойдет. Время не то и личность не та.

Именно путинская десятилетка окончательно, навечно закрепила отставание России от передовых государств. Возможность прорыва существовала. Но вместо нее состоялось огосударствление экономики, ориентация на энергоносители, неумение проводить социальные реформы. В результате 20 лет спустя после распада СССР Россия так и не научилась хорошо работать. Ее участие в международном разделении труда минимально, если вообще о таковом можно говорить. (Газ и нефть – от Бога, и потому не в счет.)

Будущее России – бесконечная стагнация и периферийность. В составе БРИК Россия выглядит второстепенной, уступая по темпам и качеству развития Китаю, Бразилии. Занятно, что сегодня сравнивать Россию с Америкой, Китаем, Японией, Германией невозможно. С Голландией – обидно, уж очень она маленькая. С Турцией, которая традиционно воспринималась как нечто отсталое, неудобно. К России не подходит слово «держава», каковой ее продолжают именовать из-за ядерного оружия, по инерции или из вежливого лицемерия. Истаивание «державности» происходит именно при Путине. В 2000-е Россия постепенно оттесняется на галерку, и в то, что она пересядет в первый ряд партера, уже никто не верит. Вставание же с колен звучит фальшиво.

Такова наша предвыборная, а что еще печальнее – послевыборная быль.

А теперь сказка о сказках.

Сказка первая

Владимир Владимирович Путин уходит. Уходит потому, что неспособен развивать страну. У него нет ни программы, ни соответствующей политической воли. Изобретаемые раз за разом проекты и идеологемы: суверенная демократия, «великая энергетическая держава», «Россия-2020», Народный фронт – несолидно, сугубо инструментально.

Помните, запущенный КГБ во второй половине 1960-х годов анекдот: Ленин вошел в историю, Сталин пролез в историю, Хрущев влип в историю. ВВ не надо влипать в историю, оставаясь «вечным генсеком». Увы, пока тенденция идет именно в этом направлении. «Лады-Калины» в трех экземплярах и амфоры (Путина, как Брежнева, подставляют, а он этого не хочет видеть) «влипают» премьера в историю. Над ним смеются, даже его клевреты. Нельзя дожидаться вставной челюсти. Уходить надо красиво. ВВ – честолюбивый человек, он хочет в историю. Как Наполеон, который, хотя и продул несколько крупных сражений, но в нее вошел.

Не верится, чтобы Путин читал о себе только дайджесты, которые ему подают его мальчики. Хотите славы и уважения, рискуйте. Не хотите... Русский бунт, бессмысленный и беспощадный, состоится не скоро. А смеяться над вами будут наверняка. Зачем вам это надо?

От уважения к ушедшему добровольно Путину мир обалдевает, вносит в список самых-самых, а то и зовет Владимира Владимировича на какой-нибудь высочайший международный пост хоть в ООН, хоть в Международный олимпийский комитет, а завтра местная внутрироссийская полухаризма меняется на вечность.

Более того, в самой России путинский авторитет в народе сразу возрастает. Он остается неформальным тяжеловесом, способным влиять на внутреннюю обстановку.

Сказка вторая

Чуть не забыл: Путин уходит после парламентских выборов, но до президентских. Он успевает в массовом порядке провести свою «Единую Россию» в парламент, но уже там, в Думе, она начинает разваливаться. Внутри нее формируется нечто вроде «межрегиональной группы» (сравнение более чем условно), формируется оппозиция. Чему? Былому. Оживает оппозиция и «за забором».

Именуемые выше правящим классом просыпаются, как Спящая красавица после летаргического сна, вздрагивают, осматриваются вокруг и внезапно осознают, что натворили. Кое-кто подумает, а не придется ли платить за прошлое, не станут ли кое-кого раскулачивать. Кое-кто просто убежит от греха подальше. Смута и драчка неизбежны. Как неизбежно желание навести порядок, затянуть разболтавшиеся гайки. Однако вряд ли это получится. Не тот у наших орлов ресурс.

В любом случае правящему конгломерату после расстыковки скрипучего тандема нужен лидер. Причем настоящий. Тут на сцене появляется мальчик, а может, и не совсем мальчик, который говорит: «Ребята, может, хватит, может, подумаем о стране, мы же, в конце концов, тоже народ, хотя и изувеченный собственной коррупцией, воровством, беззаконием и еще многим. Ребята, может, начнем жить честно? Ну, хотя бы чуточку почестнее. Заключим договор между собой, между нами и обществом, проведем действительно честные выборы.

Если память не изменяет, юноша с такими настроениями и такими предложениями однажды уже являлся. Но то ли он поспешил, то ли тянул не на Данко, вырванным сердцем пытавшимся осветить дорогу в будущее. Короче говоря, посадили того парня.

В нашей сказке – его выпустили. И выпустил его на все четыре стороны не кто-нибудь, а премьер, в самый канун добровольного ухода.

Продолжаем нарратив. «Гадкий утенок» осваивается быстро, как Ленин после шалаша, и занимает на общероссийском птичьем дворе особое, даже привилегированное положение. И когда он обратится, наконец, в долгожданного прекрасного лебедя, к нему потянутся и павлины, и гуси, и даже надышавшиеся природным газом индюки. Потому что многие из них в общем-то не против перемен, лишь бы они не шибко ударили по их интересам.

Народ к «лебедю» на букву Х потянется. Он свою харизму заработал одной тюрьмой, куда, бают среди людей, посадили его несправедливо. В России всегда ценили сидельцев. Басманные и прочие суды создают им привлекательность, так сказать, ореол мученика. А то, что еврей, так сегодня антисемитизм – удел совсем уж убогих. Если патриоты заартачатся, всегда можно припомнить их любовь к лицу кавказской национальности, а именно к И.В.Сталину. (Да и в мавзолее кулечек еврейского праха тоже найдется – это уже для коммунистов.)

Словом, получается, что оптимальный (сказочный, понятно) лидер – Ходорковский. Думаю, в тюрьме он научился осязать российскую политику, перестал быть идеалистом и отказался от купеческих замашек, присущих ему накануне ареста.

Сказка третья

Собственно говоря, она уже и так известна из пространного доклада Института современного развития. Помнится, над докладом тем долго и почти единодушно ржало все политологическое сообщество. Однако, если вставить инсоровскую притчу в нашу с вами сказку, то происходит своего рода оптический сдвиг, и реформирование России видится более резко и понятнее.

Инсоровцы – люди нынешнего президента, то есть медведевцы (не медвежатники, заметьте). Из этого вытекает, что Медведев уцелевает на своем посту, его модернизаторские грани наконец-то сверкают и он обретает возможность поступать без оглядки на былого вожака. В этой ситуации у него складывается действующая команда, в которую входят несколько уже в настоящее время влиятельных политиков, ну хотя бы Кудрин и Козак. Перестройка-то началась не с Новодворской, а с Горбачева.

Исчезают или глубоко трансформируются партии, особенно партии-проекты вроде либерал-демократов, эсэров, прохоровского «Правого дела», которые оказываются невостребованны. На ленинцев-сталинцев и социал-демократов раскалывается КПРФ. На круги своя возвращаются либералы, которые доказывают свою способность действовать консолидированно. В Думе, как и в обществе, оформляются правые, левые и центристы. Начинается нормальная политическая жизнь (сказку вам рассказывают, не забывайте).

Реальная политическая борьба разворачивается вокруг вопроса, как проводить реформы. На каналах ТВ, которые все еще в ходу у большинства россиян, доходчиво и страстно излагают разные свои позиции искренние, профессиональные и не очень реформаторы. Вранья становится меньше. Вечером в пятницу улицы пусты, как во времена «17 мгновений»: в прямом эфире Ходорковский полемизирует с Зюгановым. Падает рейтинг частной жизни певицы Тютькиной.

Тандемство, между прочим, на какой-то переходный этап остается. Только теперь один из членов тандема другой человек, с совсем другой биографией.

И... начинаются реформы (см. инсоровский доклад), которые носят характер полушоковой терапии. Здесь самое главное – «полу...», хотя все равно будет очень нелегко, то есть происходит еще одна, уже четвертая (1861, столыпинские реформы, 1991) отмена крепостного права. Первая интерпретировалась знаменитым русским стихийным политологом Фирсом из «Вишневого сада» как «несчастье».

Хватит ли у людей сил вынести эти рефомы, сказать трудно даже в сказочном формате. Одно ясно: Россия поляризуется, сторонников и противников реальных реформ оказывается примерно поровну, что наверняка обнаруживается в ходе ближайших (после ухода ВВ) выборов. Появляются серьезные шансы у социал-демократов. Что касается либералов-реформаторов, то для них остается угроза погрязть в реформах, попутно используя их для собственного обогащения, что уже однажды случилось. Другая сложность – куда девать чиновников, которые при нормальных реформах окажутся одними из главных пострадавших. Но тут на помощь приходят молодые люди – Пети Трофимовы, Павки Корчагины, Мальчики-с-пальчики, принося с собой задор, компьютерный интеллект, а также веру, надежду и любовь к родине. Через 10 лет ремонтируются все газовые магистрали, через 15 – вымирают дураки и пропадают старые дороги, через 20 – средняя зарплата россиянина достигает 100 тыс. руб., тогда же кредиты на жилье опускаются до нормальных, через 25 лет – Россию умоляют войти в еврозону.

И я там был, мед пиво-пил...

****

А пока «Умом Россию не понять... в Россию можно только верить». Это знают все. Но как-то, возвращаясь домой, тот же Тютчев из Варшавы отписал жене: «Я не без грусти расстался с этим гнилым Западом, таким чистым и полным удобств, чтобы вернуться в эту многообещающую в будущем грязь милой родины».