Николай Петровский
Власть никогда не является монолитом даже наверху. Не говоря уже о ее низах.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)
Страна уже вступила в период политической турбулентности, который связан с календарем и предстоящей в очередной раз передачей власти. Последнее особенно важно, поскольку речь идет не столько о том, правильно или неправильно кто и где сел, сколько о выборе модели политического и экономического развития на следующее десятилетие.
Два участника – две модели
Политической элите и обществу представлены две модели, которые олицетворяют два участника тандема. Первая – это сырьевая экономика и связанная с ней охранительная политическая система. Вторая – это модернизация экономическая и модернизация политическая. И мне кажется, что именно уходящий год был своего рода ристалищем, когда политическим элитам было продемонстрировано, что традиционная модель вполне жизнеспособна и на ближайшие 10 лет ее хватит: модель энергетической сверхдержавы, может, чуть потускнела из-за кризиса, но выглядит абсолютно жизнеспособной. Многомиллиардные проекты «Северного потока» и «Южного потока» независимо от их экономической эффективности для страны в целом, по поводу чего спорят эксперты, чрезвычайно эффективны и экономически, и политически для конкретных бизнес-групп и кланов. Это к тому же мощный геополитический инструмент – едва ли не главный, которым Кремль активно пользуется, и в последнее время все более умело. 2010 год можно вообще рассматривать как прорывной во внешней политике. Украина, Польша, Норвегия, взаимоотношения с США и Евросоюзом – все, в общем, может рассматриваться как торжество путинского курса, подтверждение его правильности┘
Представляется, что во многом выбор модели на будущее, по сути дела, уже совершился или предрешен. И это не возврат к прошлому, это продолжение курса, оформившегося в 2005–2007 годы. Возможно, будь кризис дольше, а цена на нефть ниже, наши бизнес-политические элиты и пошли бы на масштабную модернизацию. В нынешних же условиях они в большинстве своем справедливо полагают, что этот риск им ни к чему. От добра добра не ищут. Поэтому модернизация в обозримое время обречена так и оставаться пятым колесом – нацпроектом.
Любопытно, что мы находимся сейчас на развилке, когда варианта сохранения status quo нет. И даже воспроизведение нынешней конфигурации «Медведев – президент, Путин – премьер», по сути, означает передел власти, передачу власти, потому что это реально резкое усиление позиции Медведева и уход – быстрый или постепенный – Путина и его модели со сцены. Поэтому, каким бы ни был исход 2012 года, это в любом случае действительно переформатирование власти, причем очень серьезное переформатирование. Отсюда нарастающие напряжения в политической элите. Эти напряжения не имеют никаких нормальных способов реализовываться и выходить наружу в виде конкуренции политических партий, борьбы идей, программ и т.д. Они скорее дают такие выбросы, как недавний при отставке Лужкова, с публичным полосканием белья, острыми конфликтами, обвинениями друг друга во всех грехах и т.д.
Ситуация на самом деле довольно серьезна, в том смысле, что политической элите надо усовершенствовать систему, надо ее перестраивать, надо ее усложнять, чтобы она была адекватна вызовам времени, то есть чтобы обеспечить ее выживание. Но поскольку политические элиты расколоты и заняты тем, что решают, как и, главное, с кем будет развиваться ситуация на ближайшие 10 лет, заняты внутренней борьбой, они не в состоянии делать то, что нужно в их общих интересах для сохранения системы.
С другой стороны, вся элита озабочена тем, чтобы максимально капитализировать свое нынешнее положение, обезопасить себя на случай возможных резких политических изменений. Отсюда отчасти передел собственности, который мы опять наблюдаем. То есть, с одной стороны, в элитах господствует ощущение, что кризис прошел и поэтому водяное перемирие уже перестает действовать, можно нормально начинать драться за активы... А с другой стороны, к борьбе за активы элиту вынуждает ситуация нестабильности, потому что пришло время «игры в короткую» и выхода в кэш. Сегодня ты влиятельный чиновник и чем-то рулишь, что-то распределяешь, а завтра вдруг окажешься не у дел и тогда будешь кусать локти от того, что не использовал все имеющиеся возможности. Сегодня ты преуспевающий бизнесмен, а завтра вслед за вышедшим в тираж чиновником-покровителем сдаешь бизнес сменщику.
Выбор и выборы
Предстоящие большие выборы ставят ряд серьезных идеологических проблем. Во-первых, новой старой власти на них, если это не медведевская модернизация, надо с чем-то выходить. Во-вторых, нужна какая-то консолидация общества. И в очередной раз, а это повторяется практически на каждых наших выборах, практически нет варианта позитивной консолидации, то есть нет такой идеи, которая могла бы сплотить граждан, избирателей, побудить их активно поддержать власть. Более чем другие на такую роль могли бы сейчас претендовать социалистические идеи, но при любой политической близорукости власть не может не думать о том, что будет после выборов. Раз нет позитивной консолидации, значит, неизбежна консолидация негативная, значит, встает вопрос о врагах, против кого можно объединяться.
Представляется, что обострение ситуации, радикализация действий, использование силовых способов решения каких-то проблем и перевода политических дискуссий в экстремистское русло – это в том числе отражение ситуации с некоторой идеологической неопределенностью и с поисками врага.
Два лидера и так, собственно, с 2008 года перманентно действуют в режиме избирательной кампании. Эта составляющая в их деятельности сейчас усиливается. Путин вспоминает былое и снова начинает ездить на разных видах транспорта и демонстрировать, какой он крутой. А Медведев, со своей стороны, отправляется на Курилы, чтобы показать, что он совсем не такой мягкотелый, как кажется, а может решительно отстаивать национальные интересы и идти при этом на конфронтацию с мощными государствами, а не просто с Грузией, и прочее. И вето Медведева на закон о митингах в ситуации, когда помимо Кремля ни Дума, ни Совет Федерации не могут не то что принимать, а даже серьезно рассматривать какие-то законопроекты, – тоже имиджевый шаг. Это элемент публичной кампании, это сигнал, который посылает Медведев для того, чтобы исправить или как-то загладить повреждения, которые его имиджу нанес и закон о ФСБ, и скандал с отставкой Лужкова, и т.д.
Власть и общество
Важным элементом картины является социально-экономический фон. Он тоже сейчас принципиально другой. Это стагнация – долгое выползание из кризиса. Здесь важно то, что власть, когда кризис случился, всячески убеждала людей, что он будет недолгим и что страна быстро из него выйдет. Тогда это способствовало сохранению популярности власти. Сейчас это причина нарастающего раздражения в отношении власти, как отложенная реакция на кризис. Власть, даже используя все резервы для того, чтобы продолжать популистскую социальную политику, все равно вызывает у людей раздражение. Это раздражение накапливается, не имея нормального выхода, и прорывается всякий раз, когда власть вольно или невольно совершает ошибку или просто делает неловкий жест.
Плюс ко всему из-за того, что власть больше не может свои внутренние конфликты решать непублично, происходит ее самодискредитация в глазах граждан. Атаки на Лужкова, на Лукашенко, на Рахимова, которые как бы нацелены на конкретных представителей власти, на самом деле очень сильно дискредитируют власть в целом. Вдобавок граждане видят, что власть недостаточно адекватна, что она не в состоянии справляться с возникающими проблемами – и внутренними, и внешними. Лесные пожары этим летом – наиболее наглядный пример. Он убедительно показывает, что разруха в головах у принимающих решения, что что-то неблагополучно и что имеют место системные сбои. В этой ситуации такие инициативы власти, как, скажем, уменьшение числа часовых поясов или переименование милиции в полицию, лишь добавляют элемент сюрреалистичности, усиливая ощущение неадекватности власти. Причем последнее относится не только к старому охранительскому проекту, но и к новому, модернизационному.
 Два игрока – две модели развития страны. Политическим элитам предстоит определиться. Фото Reuters |
Состояние общества
Для гражданского общества появляется некоторая щель из-за раскола в элитах. Наличие во власти разных кланов и соответственно различных сценариев вольно или невольно, а скорее целенаправленно способствует использованию гражданского общества и своих активистов для достижения собственных целей. Однако здесь даже не столь важно, с какой целью они это делают. В конечном итоге это усиливает активность общества, и в этом контексте получается, не принципиально, были ли интересы Батуриной и Лужкова, связанные с противостоянием варианту строительства дороги через Химкинский лес, важно, что это вылилось в достаточно серьезную и быстро развивающуюся волну общественного протеста, и власти с этим пришлось что-то делать. Приходит Собянин, который в отличие от Лужкова чистый аппаратный руководитель, не популист, не публичный политик, но первое, что ему приходится делать, – это говорить о протестах людей против Градостроительного кодекса, мы будем его пересматривать. Так, в результате побочных эффектов внутренних конфликтов власти ситуативно возникают позитивные импульсы для развития гражданского общества.
Скорости социальных процессов резко ускорились – накопленные усталость от власти и раздражение по ее поводу служат катализатором. Год назад, в декабре, власть просмотрела протест в Калининграде, а в январе там уже громыхнуло на всю страну. То же и с Химкинским лесом – от обострения локального конфликта до, по сути, общенационального протеста прошло всего несколько летних недель.
Это еще не ситуация «верхи не могут, низы не хотят», но уже некоторое приближение к этому. Низы уже всё более не хотят, а верхи не смогут фактически сразу после выборов, когда денег в казне на продолжение затратной популистской политики не останется совсем.
Неизбежность политической модернизации
Наконец, важно, что в этом году власть в лице федерального Центра реализовала свои многолетние мечты и демонтировала политические машины и целый ряд построивших их лидеров, которые в какой-то степени шантажировали федеральный Центр. Это и Шаймиев, и Рахимов, это и Лужков, и другие тяжеловесы поменьше. Похоже, что у Кремля по этому поводу есть некая эйфория, связанная с тем, что поменяли наконец старых хозяев-популистов, политиков, которые держали в кулаке свой регион, и сейчас все пойдет хорошо. На самом деле это рождает очень серьезные проблемы, связанные с избирательной кампанией и с выборами. Понятно, что и в Москве, и в Башкирии, и в Татарстане при новом руководстве и, главное, при том, как менялось старое, никак не удастся заставить политическую машину, скажем, без Лужкова, работать так, как будто бы Лужков все еще остается «папой». Элемент доверия, который очень важен, которого и так очень мало в нашем обществе, откуда, собственно, проблемы и низкой политической активности, и слабости коллективного действия, отсутствует теперь и внутри власти. Если раньше Лужков транслировал команду Кремля или сам брал повышенные обязательства и его слушали все руководители избирательных комиссий, знавшие, что за ним они как за каменной стеной и им лично ничего не угрожает, то сейчас это совершенно не так. Даже если Собянину все прекрасно удастся, сохранить все социальные пакеты и даже усилить их, стать популярным за счет решения каких-то проблем, все равно былой политической машины уже нет. И значит, Москва проголосует на выборах 2011–2012 годов совсем не так. Она проголосует, как проголосует, а не как захочет этого Кремль. И в этом смысле политическая конкуренция должна сильно возрастать, и борьба за голоса электората тоже, потому что те механизмы, которые раньше обеспечивали голоса хотя бы виртуальные, демонтированы, а на их месте ничего построить за год такого, чтобы работало эффективно, Кремлю не удастся.
Второй важнейший фактор неизбежного снижения результатов ЕР наряду с ситуацией «власть не достанет» там, где демонтированы политические машины, это ситуация «власть достала» в таких регионах, как Калининградская, Иркутская, Свердловская области и ряд других. Если власть еще не поняла, что ни там, ни там ей в одном случае сохранить, а в другом изменить ситуацию не удастся, очень скоро ей предстоит это понять. И тогда, когда придет окончательное осознание невозможности ставки на единственную доминантную партию, начнется более сложная игра, задел для которой в виде стартующих новых и оживляемых старых партийных проектов, уже делается.
...Мы реально имеем ситуацию, когда власть слабеет от того, что она перестает быть консолидированной, а общество, наоборот, усиливается из-за того, что кризис продолжается или по крайней мере выхода из кризиса не видно. И стало быть, вера общества в то, что власть все эти проблемы решает и решает относительно эффективно, ослабевает. С третьей стороны, власть в своих выносимых на общее обозрение склоках способствует дискредитации самой себя в целом в глазах граждан.
Власть не является монолитом даже наверху. А вертикали всегда были множественными, никогда это не была единая вертикаль, это были конкурирующие друг с другом ведомственные и корпоративные вертикали. И они чем дальше, тем больше становятся гораздо более враждебными друг по отношению к другу.
Что в перспективе?
Итак, все зависит от того, как и чем кончится внутривластная борьба за модель, за парадигму развития на ближайшие годы. При этом исход борьбы уже фактически предрешен: модель выбрана. Это, однако, не значит, что результат предопределен заранее и что победитель получает все. В любом случае элитам так или иначе придется договариваться между собой. А всем им вместе – с обществом. В этом смысле, мне кажется, следующий политический год, год который уже начался, необыкновенно важен. От того, как, во-первых, будут выступать те и другие, насколько умно и рационально они будут себя вести; и от того, во-вторых, насколько склонны они будут к достижению каких-то компромиссов, к сохранению этих компромиссов, выполнению тех договоренностей, на которых они сошлись, очень много зависит в будущем: получим ли мы в итоге относительно сбалансированную и стабильную ситуацию на базе компромисса, который ближе к той или иной исходной позиции, или же возникнет ситуация борьбы на уничтожение противника.
Дарья Гармоненко 