Человек и машина

Михаил Ходорковский, заключенный в стеклянную клетку, остается на политической сцене.
Фото Reuters

Ровно через месяц, 15 декабря, в 11 часов утра судья Хамовнического суда Виктор Данилкин зачитает приговор. Общество сильно изменилось за эти семь лет. Изменилось и отношение людей к нескончаемому делу ЮКОСа.

Эксперимент власти

Главный итог многолетнего процесса: он оказался прочно вписан в политическую повестку дня современной России. Суд стал некоей точкой отсчета для измерения уровня цивилизованности общества. Имя Михаила Ходорковского превратилось в понятие почти нарицательное – как если бы в этих единицах измерения оценивались реформы: судебной системы, экономики, институтов гражданского общества. Мы были свидетелями того, как на отдельных этапах процесса падали или поднимались акции промышленных предприятий страны, рос или тормозился приток инвестиций, изменялись рейтинги и репутации видных политических деятелей. Сегодня, когда фигуранты второго дела ЮКОСа ждут приговора, решается судьба института частной собственности, без которого невозможна никакая модернизация.

Обстановка вокруг процесса бывших руководителей ЮКОСа менялась постепенно.

Вскоре после задержания главы банка «МЕТАТЕП» Платона Лебедева в начале 2003 года Ходорковскому на его последней пресс-конференции был задан вопрос: не боится ли он ареста и не хочет ли покинуть Россию? Глава ЮКОСа отмел возможность ареста и был абсолютно спокоен и уверен в своих силах. Как человек, твердо знающий, что закон работает на него – законопослушного гражданина.

Госканалы тогда гораздо активнее освещали это дело. Стал понятен главный пропагандистский посыл власти, широко используемый на первом этапе борьбы с Ходорковским: апелляция к чувству социальной несправедливости. Народу внушалась мысль о классово чуждом «элементе». В этом плане характерен пассаж из июльской (2003 год) программы НТВ, объявившей «главным некриминальным ньюсмейкером недели Генеральную прокуратуру»: «В прицеле Генеральной прокуратуры... 39-летний мультимиллиардер, самый богатый человек в стране».

Когда в октябре 2003 года Ходорковского арестовали, обвинив по шести статьям УК, он попросил адвоката привезти ему в СИЗО книги по русской истории, телевизор и подписать его на газеты. Вероятно, тогда еще Ходорковский надеялся, что это кратковременный эпизод. Возможно, потому, что тогда президент Владимир Путин сделал заявление – в момент резкого падения котировок ценных бумаг: перед законом все равны, но в связи с рассматриваемым делом «никаких обобщений, никаких аналогий, прецедентов, тем более связанных с итогами приватизации, не будет». Создается впечатление, что глава государства проверял – как общество и бизнес отнесутся к аресту Ходорковского. И он убедился в действенности своего выступления: финансовый рынок стал успокаиваться, предприниматели, как писали газеты, «приглушили митинговый напор своих заявлений».

...Всерьез и надолго

Дело затягивается, и весной 2005-го, когда первый процесс подходит к завершению, пресса цитирует анекдот: Ходорковского приговорили к пожизненному заслушиванию приговора. Оглашение вердикта, завершившееся 31 мая, заняло 58 часов и оказалось достойным Книги рекордов Гиннесса. Теперь уже никто не сомневается в том, что Кремль не выпустит его на свободу. В США подсчитали – прямой ущерб от суда над Ходорковским к тому моменту составил не менее 15 млрд. долл.

На приговор отреагировали практически все ведущие российские политики: они сочли, что такие же обвинения могут быть предъявлены многим предпринимателям. Лидер фракции КПРФ Геннадий Зюганов даже назвал приговор «публичной поркой» – с правовой и процессуальной точки зрения нарушившей все, что можно было нарушить. А в сентябре в стране официально стартовала парламентская избирательная кампания. В Москве на одно из двух освободившихся мест – в 201-м Университетском округе – баллотировался экс-глава компании ЮКОС Михаил Ходорковский.

Власти ищут повод для удержания фигурантов дела ЮКОСа подальше от политического процесса. И отбывание наказания в колонии превращается для Ходорковского в цепь последовательных обвинений в нарушении режима, препятствующих рассмотрению вопроса об УДО, а также провокаций – вроде нападения на него сокамерника, отличающегося нетрадиционной ориентацией. В июне 2006-го поводом для наказания стали «18 наименований продуктов питания», найденные надзирателями у опального олигарха. Администрация колонии решила, что лимоны и прочую снедь Ходорковский «получил от других осужденных», нарушив таким образом правила внутреннего распорядка исправительных учреждений...

Второе дело: распад обвинений

В феврале 2008 года Генпрокуратура предъявила Ходорковскому и Лебедеву новое обвинение – в организации хищения нефти на сумму 850 млрд. руб. А летом того же года родители Ходорковского обратились к президенту с просьбой выпустить сына осенью – к их золотой свадьбе. Просьба осталась без удовлетворения.

25 октября того же года исполнилось пять лет с момента заключения Ходорковского в тюрьму. Грустную годовщину оценил писатель Борис Акунин: «Меня затрагивает тема противостояния одиночки и целой государственной машины. И при этом возникает такое ощущение, что машина его боится, а он ее – нет. Как писателя меня интригует другая – вечная – тема – путь, который человек проходит вследствие тяжелых испытаний. Одни люди на этом пути ломаются, а другие как будто бы поднимаются выше». Результат интервью Акунина с Ходорковским: экс-глава ЮКОСа помещен в карцер на 12 суток.

Пик популярности Ходорковского пришелся на май 2005 года, когда ему был вынесен первый приговор.

Тогда же прозвучала принципиальная позиция главы государства Дмитрия Медведева по делу Ходорковского. В марте 2009-го в интервью телекомпании ВВС накануне саммита G20 в Лондоне Медведев заверил журналистов: именно он как президент принимает «основные решения», и заявил, что не намерен вмешиваться в ход процесса. А в декабре процесс прокомментировал премьер Владимир Путин. В резкой форме. На Западе суровый тон премьера увязали с личными мотивами и решением Международного арбитражного суда о том, что акционеры ЮКОСа могут возбудить дело против российского правительства в рамках положений Договора об Энергетической хартии и потребовать возмещения ущерба до 100 млрд. долл. за незаконную экспроприацию нефтяной компании.

Казалось, оба эти заявления предопределили будущее жесткое решение суда. Однако, когда в мае 2010-го Ходорковский объявил бессрочную голодовку против продления ареста, последовала почти мгновенная реакция президента – Медведев передал через своего пресс-секретаря, что ознакомлен со сложившейся ситуацией, а значит, у господина Ходорковского не осталось формального повода отказываться от пищи. Возникли и другие признаки колебаний во власти. Неожиданно в зале заседаний появились двое из приглашенных судом высокопоставленных чиновников – глава Сбербанка РФ Герман Греф и министр промышленности и торговли Виктор Христенко, которые дали показания в пользу Ходорковского.

Одновременно становилась все более явной слабость обвинительных позиций прокуроров. Чем больше показаний давали свидетели, тем яснее становилось – Ходорковского и Лебедева судят за то, что они украли нефть, изначально принадлежавшую им самим. Колебания суда придавали делу новую динамику. Внушали робкую надежду на изменение позиции власти. Прокуратура, потребовавшая для подсудимых 14 лет заключения, отрезвила тех, кто надеялся.

Свое последнее слово 27 октября Михаил Ходорковский произносил в изменившейся за семь лет стране. Население которой, как показывали соцопросы, уже не откликалось с прежней готовностью на лозунг борьбы с олигархами. Повзрослело поколение, не помнившее советской власти, которому были чужды интересы классовой борьбы. С другой стороны, те, кто раньше ратовал за раскулачивание олигархов, убедились – от империи Ходорковского им никаких бонусов не перепало. Растет число тех, кто уверен в заказном характере процесса.

Тем, кто готовит приговор по делу экс-руководства ЮКОСа, предстоит принять очень непростое решение. Которое касается не только Ходорковского и Лебедева.