Александра Самарина.
Подписание Вячеславом Молотовым и Иоахимом фон Риббентропом пакта о ненападении породило дискуссию, которая продолжается уже 70 лет.
История появления на свет скандальной интернет-версии сборника – своего рода детектив, ярко иллюстрирующий течение мысли государственных чиновников, стремящихся придать «патриотической» политической кампании научный оттенок.
Издание исследований по событиям 1939 года, как выяснила «НГ», планировалось изначально как совместная книга с польскими учеными. Именно книга: сегодня, напомним, изыскания ученых и политиков размещены только на сайте и защищены от распечатки. В июне нынешнего года прошло обсуждение тезисов по каждому разделу коллективного труда. Договорились, что в каждом разделе будут две части: одна – польская, другая – российская. Издание планировалось выпустить сразу на двух языках и приурочить к юбилею.
Надвигающаяся годовщина, однако, побудила российские власти перестроить планы ученых мужей и поставить исследования на службу чисто политической цели – доказательству безупречности позиции Советского Союза в предвоенный период. И, разумеется, реанимации старых доводов против старых врагов. Работа пошла быстрее, когда МГИМО подключился к деятельности президентской комиссии по борьбе с фальсификаторами истории. Решено было не дожидаться окончания работы исследователей, поочередно выкладывая на сайт готовые труды. А чтобы ни у кого не появлялось сомнений в целеполагании акции, сборник предварили пространными статьями трех видных политиков. Произведения эти, впрочем, на звание научных не претендовали – патетические высказывания, ставшие единственным их содержанием, не сопровождались ни ссылками на документы, ни списками литературы.
Как удалось выяснить «НГ», поступление в интернет-сборник действительно научных статей сейчас «подморожено», зато спешно выставляются на сайт тексты, клиширующие идеологемы сталинских времен. Как рассказали «НГ» источники в российской научной среде, некоторым авторам уже советуют смягчить оценки сталинского режима. Между тем, сообщают газете источники, авторам сборника уже заявлено: совместной брошюры не будет. Правда, на сайте можно найти несколько польских работ, но это мизерное количество тех материалов, что уже подготовлены польской стороной. В отсутствие иных оценок, да и собственных – объективных, основанных на научном знании, обращение к теме начала войны превращается в чистую политику и ничем уже не отличается от «Фальсификаторов истории» образца 48-го.
Близнецы-братья
Брошюра дает четкие оценки: российской политике не было альтернатив. Она была беспроигрышной, и к ней не может быть никаких претензий. Если претензии появляются, значит, перечеркивается самое главное – наш вклад в победу.
В глаза бросается сходство условий, в которых родились обе брошюры, разделенные 60-летним временным барьером. «Фальсификаторы» № 1 стали нашим ответом на издание в США сборника «Нацистско-советские отношения 1939–1941 гг.», составленного совместными усилиями специалистов министерств иностранных дел Америки, Франции и Великобритании. Спецвыпуск МГИМО адресатом своим имеет ту же, западную, аудиторию. И уже одно это обстоятельство обнаруживает полную бесперспективность затеянной кампании: холодная война, апогей которой был тесно связан у нас с «разоблачением исказителей», давно уже подтвердила свою историческую обреченность.
Кстати, СССР пытался поучаствовать в работе комиссии, готовившей сборник, однако союзники отказались от помощи советских специалистов. Сразу после того, как советская сторона выставила условие – обмен материалами и согласование размещенной в сборнике информации. Ясно, что такая попытка поставить под контроль публикацию документов не могла устроить союзников. После отказа наша сторона стала с нетерпением ждать появления труда западных историков. Чтобы разоблачать, клеймить и отбиваться от обвинений.
Некоторые фразы старой брошюры вполне могли бы быть произнесены нынешними политиками. Например, такая: «Подлинная цель опубликования в США сборника об отношениях между СССР и Германией в 1939–1941 годах не вызывает никаких сомнений. Эта цель заключается не в том, чтобы дать объективное изложение исторических событий, а в том, чтобы исказить действительную картину событий, оболгать Советский Союз, оклеветать его и ослабить международное влияние Советского Союза как подлинно демократического и стойкого борца против агрессивных и антидемократических сил». Сравним: «...За набравшими обороты антироссийскими акциями и высказываниями явно просматривается стремление пересмотреть ее геополитические итоги. Нельзя не видеть, что России, как историческому наследнику СССР, провокационно навязывается нравственная вина за события тех лет и подводится идеологическая база для предъявления ей различного рода компенсационных претензий». Или: «Фальсификация истории России... выгодна лишь откровенным недругам России» (Сергей Нарышкин).
Заметим: с момента размещения на сайте МГИМО с текстами высокопоставленных авторов случилось несколько малопонятных трансформаций. Складывается впечатление, что чиновники еще не решили, как поступить со своими работами. Вначале статья Нарышкина свободно распечатывалась в отличие от работ его товарищей по перу. Потом вдруг перестала распечатываться. А в прошедшую субботу вдруг исчезла версия статьи Сергея Лаврова – на сайте осталась лишь анонсирующая ее выжимка на первой интернет-страничке. Однако вчера текст Лаврова вынырнул из небытия, доказав булгаковское: рукописи не горят. Даже виртуальные.
Старые грабли и новые страхи
Идея правильной во всех отношениях советской политики, которая пронизывает и брошюру 48-го года, и статьи современных российских политиков, перечеркивает реальные проблемы, которые возникали тогда, но не изжиты и сегодня.
Одна из таких проблем – наши отношения с соседями. Мы постоянно пугаем их совсем недипломатической несдержанностью, готовностью использовать в риторике угрожающие интонации. Соседи боятся того, что мы действительно можем прихватить кусок Грузии, или Белоруссии, или Украины. Они видят в российской внешней политике признаки ренессанса сталинско-имперской. Есть огромный комплекс политических и экономических проблем, которым противопоказана резкость телодвижений. Знание прошлого могло бы помочь чиновникам находить адекватные ответы на трудные вопросы.
Между тем на фоне публикации пропагандистских текстов сегодня заморожена деятельность российско-польской научной комиссии, которая должна была издать капитальный совместный труд по истории начала Второй мировой войны. Таким образом, профессиональные историки России и Польши не смогут найти общую платформу, изложить свою позицию. «Самое главное, – отмечает в беседе с корреспондентом «НГ» профессор Инесса Яжборовская, – мы не можем противопоставить серьезный научный анализ старым идеологемам, которыми пестрит каждая страничка брошюры о фальсификаторах истории».
 Сергей Нарышкин не скован изысканиями историков в трактовке событий прошлого. Фото Сергея Приходько (НГ-фото) |
Опасность поклонения старым идеологемам в том, что оно, по словам Яжборовской, позволяет перечеркнуть все деформации сталинской внешней политики, а заодно – и решение второго Съезда народных депутатов 1989 года о пакте Молотова–Риббентропа.
Суррогат под кризис
Одна из причин развернувшейся кампании по борьбе с фальсификаторами – несомненно, вечно популярные поиски внешнего врага. Резко актуализировавшиеся во время кризиса. В межвоенный период Польша была символом капиталистического окружения, говорит Яжборовская: «Усатый пан в конфедератке с саблей несется на красноармейца – это была самая популярная фигура наших демонстраций 20–30-х годов. Сейчас это аукается. Мы не успели все это переварить и отбросить... Спорные проблемы прошлого были закрыты и в Польше, и у нас. И сейчас, когда начинает идти волна каких-то мифологем, мы возвращаемся к тому, что было в 30-е».
Трудные кризисные времена Россия могла бы преодолеть, расставшись с ошибками прошлого как с отсталыми формами производственных отношений. Однако проще оказалось вернуться к негативам прошлого. Вместо того чтобы строить вместе новую, инновационную экономику, мы предпочитаем культивировать негатив в отношениях. Выставляя претензии полякам то по молоку, то по мясу.
Патриотический подъем в России, замешанный на идеях сталинской поры, смущает поляков, и сегодня они ждут – с чем приехал Владимир Путин? Возможно, он скажет – мы вместе разгромили фашизм. Но отметит ли раскрутку у нас дезинформации о предвоенных приготовлениях Сталина?
Заметим: вчера появилось интервью Владимира Путина польской газете «Польска Выборча». Премьер, с одной стороны, подверг осуждению пакт Молотова-Риббентропа, с другой - фактически оправдал его подписание, указав, что Советский Союз оказался в безвыходной ситуации.
Есть еще одна опасность в следовании старым стереотипам. Одну из них недооценил Дмитрий Медведев, когда сказал в предисловии к сборнику МГИМО–МИДа: «Сегодня, спустя десятилетия, мы вспоминаем о трагических событиях, приведших к самой масштабной катастрофе ХХ века. Ее последствия стали страшным итогом преступного равнодушия и соглашательства с нацистами, горьким предостережением всему человечеству». Если учесть, что к соглашательству с нацистами имеет прямое отношение Советский Союз, то не выглядит ли тезис главы государства обвинением в адрес его тогдашнего руководства? Но тогда последующие изыскания трех политиков, открывающие сборник, обесцениваются.
Враги оголтелости и открытые двери
Едва не каждый тезис Сергея Нарышкина спорен и по форме, и по существу. Иногда – таинственен. Что означает, к примеру, фраза об «оголтелом отношении к нашей истории за рубежом»? При том что зарубежные исследования постоянно показывают нам хороший пример добросовестной работы над источниками? Достаточно вспомнить последнее достижение зарубежной исторической мысли – участие в масштабном проекте РОССПЭНа по сталинизму.
Еще одна неаргументированная фраза, в которой указывается, что фальсификацией занимаются зарубежные политики: «Трудно, не выходя за рамки учтивости, оценить недальновидные устремления некоторых видных в своих странах политиков, вознамерившихся переписать историю в ущерб интересам России». Однако упоминается при этом один только Ющенко. Этим именем список провинившихся перед российской историей глав государств исчерпывается. Не назван больше никто. Да может ли быть назван кто-либо?
Есть в статье Нарышкина и такая фраза: «Совсем недавно, в ходе мероприятий по случаю 60-летия открытия второго фронта, президент США оценил высадку союзнических войск в Нормандии как «поворотный этап», определивший итог всей дальнейшей антигитлеровской кампании в годы Второй мировой войны. По мнению президента США, если бы операция союзников провалилась, то оккупация континента могла бы продолжаться бесконечно». В чем уличил глава президентской администрации президента Америки, задаются вопросом ученые? Ведь никто не станет спорить всерьез о значении высадки союзников. Тот факт, что война продлилась бы неизмеримо дольше, если бы высадки этой не произошло, – несомненен. Возможно, Нарышкин таким образом собирается доказывать, что роль России в победе над фашизмом велика. Однако стоит ли полемизировать по поводу решающего вклада Советского Союза в поражение нацистской Германии? Стоит ли ломиться в открытую дверь?
Архивная хлестаковщина
Наука не терпит небрежности. Борцы за чистоту факта, казалось бы, должны с особой тщательностью подходить к сообщениям официозной прессы. Однако в статье Сергея Нарышкина мы читаем: ФСБ рассекретила за последнее время более 2 млн. документов. Автор не уточняет, какой смысл он вкладывает в слово «рассекретила». Подразумевается, что эти документы стали доступными для граждан. Во всяком случае, для ученых. Оказывается, это далеко не так.
Прежде всего удивляет цифра: почему 2 млн., а не, допустим, 2 млн. 540 тыс. 432 документа? А самое главное: где они, эти документы? Доступа к ним нет! О каком периоде идет речь? Что это за выражение: «за последнее время»? Весьма неконкретная формулировка. Надо учесть, что и ценность рассекреченного – разная. К примеру, в свое время Германии были переданы три миллиона учетных карточек на немецких военнопленных, находившихся в советском плену, – должны ли мы поставить эту акцию в один ряд с рассекречиванием сведений о наших военнопленных, погибших в наших же лагерях?
 Древняя брошюра получила вторую жизнь. |
Есть в статье и другая цифра – Минобороны ввело в общественный оборот около 6 млн. архивных материалов. И снова вопрос: где они? Конечно, время от времени издаются сборники документов, но оперировать такими цифрами, утверждают собеседники «НГ», все равно, что рассуждать о потерях в войне: перепроверить эти данные невозможно. В Академии наук корреспондента «НГ» уверяют – ни общественности, ни историкам чиновники никогда не сообщают: мы, мол, рассекретили такой-то фонд, это доступно, а это пока нет... Известно также, что межведомственная комиссия по рассекречиваю документов работает очень медленно, документы рассекречиваются годами.
Конечно, существует закон о том, что через 30 лет госучреждения должны передавать документы на хранение в госархивы. Однако этот акт не распространяется на ведомства. Каждое из которых само решает, что передавать, а что не передавать в публичный доступ. И если ФСБ, Минобороны и МИД создают свои собственные архивы, то руководствуются они не законами о сроках давности, а собственными внутренними инструкциями, которые никому неизвестны, сетуют собеседники «НГ».
Кругом одни враги...
Больше всего претензий у ученых РАН к статье министра иностранных дел Сергея Лаврова. Вызывает сомнение постановка проблемы, обозначенной в заголовке, – «История реальная и мнимая». Какое именно событие имеет в виду министр? Называть какую-то историю мнимой следует доказательно.
«Реализации планов нацистов во многом способствовала царившая тогда в Европе атмосфера взаимного недоверия и подозрительности, а также умело использованное Гитлером желание правительств Великобритании и Франции разделаться с идеологически чуждым им советским государством, которое не хотели видеть равноправным партнером в европейских делах», – пишет Нарышкин. Органическое продолжение его мысли читаем в брошюре 48-го года: «Конечно, фальсификаторы истории и прочие реакционеры недовольны тем, что Советскому Союзу удалось умело использовать советско-немецкий пакт в целях укрепления своей обороны... Злобное недовольство этих господ можно рассматривать лишь как демонстрацию того несомненного факта, что политика Советского Союза была и остается правильной политикой».
Оба автора, современный и тот, что остался в середине прошлого века, придерживаются одной и той же версии событий. Советский Союз – жертва, а Запад необоснованно отказался идти с ним на контакт. При этом Лавров не вспоминает о том, что творившееся тогда в Советском Союзе было вызовом всему остальному миру. Доверия к этому государству, естественно, не было ни у кого. И возникало оно только в экстремальных ситуациях. Германии потребовался союз с СССР только тогда, когда возникла необходимость осуществлять совместную политику противостояния Версальскому договору, создавая совместные полигоны, учебные центры и базы на территории Советского Союза. А также чтобы испытывать те виды вооружения, которые были запрещены Версальским договором.
Очень спорным кажется российским ученым и такой тезис Лаврова: «Советскую политику того времени необходимо рассматривать в контексте общей ситуации накануне Второй мировой войны. Различие – принципиальное – состояло в том, что вплоть до весны 1939 года советская дипломатия активнее и последовательнее других стремилась наладить коллективное противодействие агрессии». Эта фраза тоже удивительным образом перекликается с тезисом сталинских «Фальсификаторов»: «Только Советский Союз сделал все, что было возможно, чтобы преградить путь фашистским агрессорам».
В этой связи собеседники «НГ» привели в пример очень любопытный документ, появившийся задолго до того, как политика умиротворения достигла своего апогея. Речь идет об одном из писем Сталина. Осенью 1935 года он написал своим коллегам по Политбюро, находясь в Сочи на отдыхе, в связи с тем, что в ходе итало-абиссинского конфликта Наркоминдел поставил под сомнение возможность продажи хлеба и других продуктов Италии, напавшей на Абиссинию. Документ лучше всего иллюстрирует и всю политику Советского Союза, и тщету усилий по исторической реабилитации современных поклонников этого режима.
Сомнения проистекают из-за непонимания международной обстановки, поучает Сталин соратников. На его взгляд, тогда сложились две Антанты: с одной стороны, Италия–Франция, с другой – Англия и Германия. «Чем сильнее будет драка между ними, – откровенничает Сталин, – тем лучше для СССР. Мы можем продавать хлеб и тем, и другим, чтобы они могли драться. Чтобы драка у них была как можно более длительной, но без скорой победы одной над другой». Письмо это находится в научном обороте, и, возможно, знакомство с ним удержало бы высокопоставленных авторов спецвыпуска МГИМО от утверждений на тему того, что предвоенная политика СССР была ориентирована на систему коллективной безопасности.
Поиски черной кошки
«Попытки возложить ответственность за начало войны не только на гитлеровскую Германию, целенаправленно осуществлявшую свои агрессивные планы, но и на преследовавший сугубо оборонительные цели Советский Союз, неприемлемы и попросту антиисторичны. И по меньшей мере безосновательны утверждения о некоем сговоре Сталина с Гитлером, тождественности нацизма и коммунизма», – пишет Лавров.
Министр не называет имен тех, кто возлагает на Сталина вину за развязывание Второй мировой войны. Вероятно, потому, что таких исследователей нет в природе. Ни один серьезный историк не станет этого утверждать. Однако несерьезно отвергать данные о том, что Советский Союз сделал ставку на соглашение именно с нацистской Германией. Эта линия прослеживается достаточно давно, с тех пор, как Сталин понял, что Гитлер, расправившись с оппозицией летом 1934 года, пришел всерьез и надолго. Не случайно в конце 34-го он послал незначительного по рангу чиновника – торгпреда в Берлине Канделаки – для наведения мостов и достижения соглашения с нацистской Германией. При этом публично речь шла о том, что Советский Союз выступает за коллективную безопасность.
«Сугубо оборонительные цели», – пишет Лавров. И этот тезис очень уязвим. Осенью 1940 года на совещании с партактивом Ленинградской организации Сталин говорил: «Нейтралитет у нас своеобразный. Мы не воюем, но кое-что получаем».
Пытаясь реанимировать старые догмы сталинских времен, следует помнить, что таким образом мы реанимируем и старые страхи в отношении нашей страны. Поляки, принимающие сегодня Владимира Путина, помнят фразу, сказанную Сталиным о Польше в беседе с генеральным секретарем исполкома Коминтерна Георгием Димитровым 7 сентября 1939 года: «Уничтожение этого государства в нынешних условиях означало бы одним буржуазно-фашистским государством меньше. Что плохого было бы, если бы в результате разгрома Польши мы распространили социалистическую систему на новые территории и население».
На российского премьера глядят с надеждой, и не только в Польше. Так или иначе, ему предстоит обозначить поворот в нашей внешней политике. Слишком тесно привязанной к делам внутренним.
Дарья Гармоненко 