Отказ ФНПР от дискуссии не помешал участникам круглого стола "НГ" обсудить проблемы российских профсоюзов.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)
«НГ»: Происходит ли сегодня политизация протестного движения?
Нина Семененко, председатель Общероссийского объединенного профсоюза работников общественного обслуживания (СОЦПРОФ)
Если судить по требованиям, которые выдвигаются работниками в ходе различных акций, то они в основном касаются заработной платы, системы и размера заработной платы, условий труда. Если взять, к примеру, протестные действия именно работников, а не те протестные действия, которые идут от населения, не социально-бытовые нужды, то с точки зрения профсоюзов политизации не происходит. Наоборот, при новой власти люди, доверяющие этой власти, хотят донести именно такими действиями, потому что иначе донести проблему до власти, касающуюся трудовых отношений, практически невозможно.
Пикалево и другие
«НГ»: Перекрытие трассы перед председателем правительства – это, на ваш взгляд, политическое или не политическое действие?
Семененко: Я считаю, что это не политическое действие.
Алексей Титков, член научного совета Московского центра Карнеги
Профсоюзное движение степени своей политизированности, радикальности выглядит достаточно умеренным, если сравнивать, например, с жилищными движениями, экологическими, с выступлениями против точечной застройки. Сейчас, в условиях экономического кризиса, тенденция скорее обратная – от политизации в сторону житейских интересов, в том числе трудовых прав. Нужны деньги на жизнь, не до политики. При этом у значительной части граждан просто не хватает навыков, техники, как протестовать. У независимых профсоюзов такая техника есть, опыт есть. Вопрос в том, как их передать другим. Есть опытные, грамотные организаторы, но их влияние очень ограниченное, «точечное» – их знают в масштабах своего города, в лучшем случае области. Все независимые профсоюзы – это не больше 3% работников, совсем не много в масштабах страны.
«НГ»: Возможно, это происходит от того, что профсоюзы подписали некие договоренности с властями о мирном урегулировании трудовых конфликтов, потому и нет каких-либо масштабных протестных акций?
Владимир Шапошников, председатель профсоюза строительных специальностей и сервисных организаций
Я думаю, что не профсоюзы выбрали для себя такие виды решений. За любой организацией профсоюзов стоят люди. Это общественная организация, которая отражает то, что хотят люди. Поэтому если есть решения, определяющие максимально изыскивать спокойные способы переговоров, без забастовочного движения, то это один вариант. Если будет принято коллективное решение, что спокойно решать эти вопросы невозможно, тогда будут приняты другие меры.
«НГ»: Так что тогда происходило в Пикалеве с точки зрения профсоюзной работы? По нашим данным, профсоюзы там ничего не регулировали. Когда к протестантам приезжает премьер, это свидетельство политизации?
Титков: «Правительство, дай денег!» – это явно не политическое. Надежда на «хорошую власть», которая готова помочь.
«НГ»: Надежды на власть, а не на профсоюзы?
Семененко: Надежды на местную власть, и деньги находятся сразу и все.
Титков: Звучит как будто страшно, но конечные цели – все равно не политические. Чем-то похожий пример из советского прошлого: аварийный дом, который никак не отремонтируют, – и его жильцы отказываются идти на выборы. Исполком в ужасе, райком и обком тоже, тут же прибегают и договариваются с людьми: всё вам починим, только не выступайте. Фактически это шантаж, в хорошем смысле, с конечной целью получить то, что им положено. Пикалевские рабочие тоже хотели, чтобы появился кто-нибудь из правительства и выплатил им зарплату – ничего политического.
Юрий Лугинов, замначальника управления надзора и контроля за соблюдением законодательства о труде Федеральной службы по труду и занятости
Мне о политике судить сложнее, чем остальным, потому что я ею не занимаюсь, я представляю органы исполнительной власти, и моя задача исполнять законы. Управление, в котором я работаю, занимается контролем и надзором за соблюдением рабочего законодательства. И сегодня ставить вопрос о политизации рабочего движения или о политизации профсоюзов, наверное, неправомерно, потому что долгое время все это нарастало как проблема. Чтобы ее разрешить теперь, когда она уже обозначилась в общественном сознании, надо понять, что политизация социального явления связана с вопросом о власти.
И тогда надо говорить, в какой степени то или иное явление связано с властью: либо оно приближается к ней, либо отрешается. Политика – вообще многослойное явление. Есть и такое понятие, как социальная политика. В антикризисной программе, которую представило правительство и которая обсуждалась в Думе, огромный раздел относится к вопросу социальной политики. И в нем, в этом разделе, рассматриваются социальные проблемы: недопущение роста задолженностей по заработной плате, снижение уровня этой задолженности, повышение социальных выплат в виде пенсий и т.д. Сегодня нет ни одного социального движения, которое не стремилось бы показать свое отношение к этой социальной политике, в том числе и профсоюзы. Отсюда вы можете делать вывод: профсоюзы – ФНПР или другие независимые – во главу своих действий ставят проблемы социальные. Они стремятся еще больше на фоне кризиса показать то, что они действительно борются за реализацию социальных чаяний тех слоев, которые они представляют. Они не рвутся к власти, но с точки зрения социальной политики они начинают понимать ее более широко и более широко себя позиционировать. Поэтому сейчас они и стремятся не упустить степени влияния на социальную политику.
«НГ»: Профсоюзы сохраняют свое влияние и сегодня?
Лугинов: Профсоюзы, входящие в ФНПР, оставляют за собой наиболее мощное влияние на социальную политику, с точки зрения работников. Это проявляется во всех ракурсах. Например, в том, что заключено отраслевое генеральное соглашение 2008–2010 годов и оно сегодня реализуется. Профсоюзы, работодатели и правительство ориентированы на это соглашение, и все стороны стремятся его выполнить. В этом проявляется политизация, и я бы назвал это степенью влияния профсоюзов на политику.
Что касается перекрытия трассы и приезда председателя правительства, то можно говорить о всплеске, который повлек за собой этот факт. Но я бы сказал, что за этой акцией протеста никто не уловил, какие силы стоят. Там не стояли политические партии, которых можно обвинить в организации протестов. За теми, кто перекрывал эту трассу, не стояли и профсоюзы, потому что самый мощный профсоюз, который действовал и продолжает действовать в Пикалеве и членами которого являются перекрывшие трассу, – это горно-металлургический профсоюз России. И наоборот, перед самой акцией в Пикалеве этот профсоюз, люди из него, осознавая степень ответственности (другие профсоюзы там не действуют), провели своеобразное совещание, пытались объяснить людям, что ведется работа с работодателями, чтобы их подвигнуть к какому-то решению. Продолжение переговоров последовало в Госдуме, в комитете по труду и социальной политике, при котором создана постоянная рабочая группа по регулированию трудовых конфликтов. Первым шагом действия этой группы было разрешение конфликта с трудовым коллективом на железной дороге. Это 28 апреля прошлого года. Вторая попытка – разрулить ситуацию в Пикалеве. Были приглашены представители всех семи местных заводов-работодателей в Пикалеве. Это было в прошлом месяце.
«НГ»: Почему же все это провалилось?
Лугинов: Это не провалилось, просто, к сожалению, система организации труда и действия работодателя сегодня в России такие тягучие. Работодатели неповоротливы, они думали, что все будет тянуться долго, но терпение людей кончилось быстро. Сказать о том, что сегодня профсоюз прозевал эту ситуацию или кто-то из ЕР, я не могу. Это все было.
А судьи кто?
«НГ»: Если терпение у людей закончилось так быстро, а в это же время представители профсоюза говорили, что они действуют в интересах трудового коллектива, получается, они не уловили перемены в настроениях?
Лугинов: Настроения были уловлены. Более того, если вам удастся прочитать протокол рабочей группы, там говорится о том, что работодатели были в шоке. Особенно когда представитель рабочей группы, депутат Исаев озвучил мысль о возможной национализации этих предприятий. Путин сказал это же: если вы тут не зашевелитесь, мы все заводы откроем без вас.
«НГ»: У нас в законодательстве есть статьи, обязывающие работодателей своевременно выплачивать заработную плату. А при длительных ее задержках предусмотрены меры, вплоть до уголовной ответственности. Почему профсоюзы и сами работники не проявили инициативы, почему профсоюз отказался от протестных акций и все эти пять месяцев уговаривал рабочий коллектив не высовываться, вместо того чтобы сделать единственно правильную в этой ситуации вещь – подать в суд? А вы предлагаете читать протоколы, чтобы убедиться в том, что какая-никакая работа велась. Грош цена этим протоколам.
Лугинов: Предлагаете одеть профсоюз в латы и доспехи?
«НГ»: А разве перекрытие трасс – это более удобный способ заявить о своих правах, нежели иск?
Лугинов: Ситуация была изначально упущена. Многими причем, и в первую очередь региональной властью. Ни для кого не секрет, что местная власть не сработала в нужном режиме.
«НГ»: Профсоюз и Шмаков есть в вашем списке?
Лугинов: Есть, конечно.
«НГ»: Так почему же все-таки не был подан иск?
Семененко: Потому что там не было СОЦПРОФа.
Лугинов: СОЦПРОФу никто не мешал приехать туда и разобраться.
Семененко: Нет, мы заботимся только о своих членах профсоюза.
«НГ»: Зачем тогда нужна неработающая статья в нашем законодательстве?
«НГ»: Это единичная ситуация или это могут быть очаги социальной напряженности, не контролируемые профсоюзами в других регионах?
Шапошников: Здесь дело не в регионах. Надо понимать, что мы говорим о крупных предприятиях, о градообразующих предприятиях. В этих городах нет точного учета профсоюзов и людей, которые в них состоят. А сколько у нас в стране предприятий малого и среднего бизнеса, на которых нет профсоюзов. И там никто не выйдет и не перекроет трассу, потому что людей там просто выгоняют с работы.
«НГ»: В противовес я вам напомню ситуацию в Архангельске, где врачи, которые не состояли ни в каком профсоюзе, вышли на митинг, потому что не смогли дальше работать в тех условиях.
Шапошников: Когда эти люди вышли на митинг, у них была поддержка идеологическая.
«НГ»: С чьей стороны?
Шапошников: Со стороны свободных профсоюзов.
Семененко: Нет, там нашего профсоюза не было.
«НГ»: Более того, один из лидеров – организаторов митинга попросил передать вам, что они не будут вступать в ваш профсоюз. Врачи считают, что их обманули: нет никаких ячеек СОЦПРОФа в Архангельске: за 8 лет работы в регионе – 12 человек, это так?
Шапошников: Все очень просто. Правду о количественном составе может знать только непосредственно профсоюз. Больше правду не знает никто. Я – председатель российского профсоюза работников строительных специальностей и сервисных организаций. Моя региональная организация в Курской области, люди ходят как раз по малым и средним предприятиям и предлагают создавать профсоюзы на местах, то есть занимаются обычной профсоюзной работой. В итоге люди вступают в профсоюз, пишут заявление о вступлении, а потом приходят к региональному представителю и говорят: мы тебе деньги заплатим, а ты верни наше заявление обратно. Потому что, когда руководитель предприятия узнает, что на его территории возникает профсоюз, он говорит, это ваше право, но работать вы здесь не будете. А те, кто работает, будьте уверены – будут уволены.
«НГ»: Разве это не доказательство того, что профсоюз реально не может защитить трудящегося человека?
Заботы о поиске работы его пока не касаются. Фото Александра Шалгина (НГ-фото) |
Кто кому мешает
Шапошников: Никто не может защитить! Дело не в профсоюзах, дело в нас. Мы такими родились и так воспитаны. Мы в первую очередь думаем о себе.
Семененко: Разговоры о численности – это конек ФНПР, потому что для этой структуры численность создается особым привилегированным способом. Руководитель вызывает работника к себе в кабинет и говорит: пока не напишешь заявление в ФНПР – не уйдешь.
«НГ»: Буквально только что говорилось с точностью до наоборот – руководители не заинтересованы в том, чтобы их работники вступали в профсоюзы.
Семененко: Смотря в какой профсоюз. Они не заинтересованы в профсоюзах, которые будут конкретно защищать работников. Кроме того, нам известно о письме замминистра здравоохранения Московской области Гаяне Тамазян с данными о численности членов профсоюзов, которое было разослано главным врачам медучреждений области. К примеру, главному врачу, который имеет в больнице 100% численности членов профсоюза СОЦПРОФа, это письмо попадает с цифрой 0: то есть получается, членов профсоюза у него нет. В то время как в области столько-то, и при этом практически все – ФНПРские. Таким образом, налицо явное принуждение этого главврача и других к вступлению именно в структуру Шмакова. Вот и выходит, что руководители учреждений здравоохранения, которые пытаются создать альтернативный профсоюз или заключили договор с иными представителями работников, во-первых, ограничивают своих сотрудников в защите социальных и трудовых прав, во-вторых, вступают в конфликт с профсоюзом работников здравоохранения, то есть они сразу противопоставляют себя и исполнительной власти, а это, как правило, ЕР, как вы понимаете, и, так сказать, провластной профструктуре в лице ФНПР. Вот и выходит, что количество членов ФНПР рассматривается как либо успешность, либо неуспешность работы руководителя.
Что же касается свободных профсоюзов, как только он где-то создается, а его можно организовать по закону об общественных объединениях, в количестве не менее трех человек, сразу же идет страшное давление. А ведь мы не профсоюзная оппозиция, мы – реальный профсоюз.
И сразу, при создании первички, лидер профсоюза начинает анализировать состояние трудовых отношений, при необходимости обращается в прокуратуру и иные правоохранительные органы. Естественно, руководителю предприятия или учреждения это не нравится. А все остальные люди, боясь административного давления, хотя и поддерживают профсоюз, сами в него не вступают. Как пример – Костромская станция скорой медицинской помощи, где более 200 подписей пришло именно в профсоюз СОЦПРОФ, потому что он конкретных людей не засвечивает. После нашего вмешательства ситуацией занимались прокуратура, госинспекция труда, издается приказ о повышении заработной платы, выделяется 99 тысяч рублей на спецобувь. А численности профсоюзных членов там практически нет. Значит, не числом, а умением. Почему неугодны профсоюзы СОЦПРОФ? Потому что они доносят информацию о том беспределе, который происходит на местах.
«НГ»: Из комментариев госпожи Семененко пока так получается, что именно СОЦПРОФ занимается реальной борьбой за ущемленные права трудящихся, а ФНПР занимается больше статусными делами. Как вы (обращаясь к Лугинову) это прокомментируете?
И не враги, и не союзники
Лугинов: Изначально нельзя абсолютизировать ни ФНПР, ни СОЦПРОФ. Что касается и той, и другой организации, я бы сказал, что больше всего ответов кроется в формах и методах работы. Многие традиционные методы работы, которые ФНПР принимала за истину, сегодня во многом не срабатывают. Структуре Шмакова действительно не хватает методов активной работы.
В ФНПР, как мне кажется, это понимают, но ведут поиск этих самых методов очень пассивно. Что касается стиля и методов работы СОЦПРОФа, то как бы они ни хотели себя заявить единственными представителями защитников интересов трудящихся, это будет тоже неправда.
«НГ»: Почему?
Лугинов: Потому что не всем работникам импонирует ситуация, когда при отстаивании своих трудовых прав их толкают на какие-то авантюристические действия. Политизации здесь нет, борьбу за власть не ведут ни те, ни другие. При этом и те, и другие изначально исходят из природы профсоюзов. Природа профсоюза это не борьба за власть, а борьба за интересы работников. Причем интересы работников должны быть сужены до чисто трудовых, социальных и немного экономических прав. В истории профсоюзных движений есть случаи, когда профсоюзы скатывались только к экономическим интересам, это приводило к вырождению профсоюзов. Они не должны перекатываться из одной области в другую, они должны знать свою нишу.
Семененко: Приведите примеры, к каким авантюристическим поступками толкает СОЦПРОФ своих членов.
Лугинов: СОЦПРОФ сам не толкает, а применяет методы, которые не всегда импонируют работникам при защите их прав. Это иногда отталкивает. Пример с Сургутом. В Сургуте создана первичная свободная профсоюзная организация «Сургутнефтегаз», насчитывающая сейчас, по-моему, 11 человек. При этом есть профсоюз ФНПР, который объединяет абсолютное большинство работников. И когда встал вопрос о том, что охрана труда некоторых категорий работников сильно страдает, то никто ни из большого профсоюза, ни из маленького не мог заявить об этом всегласно. Та же работа, которая велась этой малочисленной профорганизацией (против 100 тысяч в «Нефтегазстройпрофсоюзе») на грани фола, если и принесла какой-то результат, то только на первоначальном этапе: обострение в такой компании, как «Сургутнефтегаз», вызвало нормальный резонанс, потому что все увидели, что нарушать баланс работников и работодателей в такой компании, которая добывает нефть, – это не очень правильно с точки зрения экономики и социальной политики. И были приняты тем же профсоюзом меры, чтобы скорректировать свою политику. Она отразилась в коллективном договоре, который был заключен в «Сургутнефтегазе». И больше работники за этой соцпрофовской организацией не пошли, они все остались в «Нефтегазстройпрофсоюзе».
«НГ»: Существует ли конфликт интересов между ФНПР и СОЦПРОФом? И как он отражается на общей атмосфере?
Шапошников: Основной конфликт интересов заключается в том, что если рассматривать людей, которые находятся в нашем профсоюзе, то мы можем дать только защиту их прав и отстоять их интересы перед работодателем. Что сегодня может сделать альтернативный профсоюз против устоявшегося профсоюза, имеющего в собственности недвижимость. Если СОЦПРОФ будет задумываться о том, где ему разместить свои региональные отделения, то надо изыскивать на это средства. А средства – это взносы, которые платят члены профсоюза. Все эти мероприятия на сегодняшний день для нас очень сложная задача. И конечно, наличие такой материально-технической базы у ФНПР делает правомерным вопрос: насколько эффективно они распоряжаются тем имуществом, которое у них осталось непосредственно для профсоюзной работы? Конечно, по сравнению с ними мы слабые.
В то же время, не беря во внимание опыт московских профорганизаций, в стране есть предприятия с профсоюзами ФНПР и сеть СОЦПРОФа. Тот же профсоюз строительных предприятий и сервисных организаций. Работа с руководителями этих предприятий относительно сложная, но есть хорошая динамика и понимание взаимодействия для того, чтобы наши люди, находящиеся на территории этих предприятий, не отличались по защите трудовых прав от членов ФНПР.
Титков: ФНПР хороша тем, что не мешает. В конфликтной ситуации между работодателем и работником ФНПР старается быть как можно более безвредной для первых. Что касается СОЦПРОФа, то у меня складывается впечатление, что после смены руководства, после приходя на пост председателя г-на Вострецова, взят курс на то, чтобы стать еще одним маленьким ФНПРчиком, таким же послушным. Другие независимые профсоюзы такой поворот – как бы вежливее сказать – не поддерживают. Отраслевые и региональные организации там по-прежнему сильные, реально работающие. В ФНПР на местном уровне тоже все не так однозначно, есть настоящие профсоюзные лидеры, которые за рабочих.
В ФНПР тоже все не так просто, есть профсоюзные лидеры, есть реально работающие институты, но на уровне высшего руководства. Здесь нет никакого морального права это в более сильных выражениях высказывать, как это делают представители левого движения.
«НГ»: В советское время в трудовом законодательстве было обязательно условие, что без согласия профсоюза человека не могли уволить с работы. Сейчас это отсутствует. Почему? Ведь основная работа профсоюза, на наш взгляд, биться за то, чтобы человек получал достойную зарплату, чтобы его не увольняли, не сокращали.
Семененко: Возьмем Московский государственный детский академический театр им. Сац в Москве. Создается организация СОЦПРОФ, там около 60 человек из оркестра. И тут же начинаются административные придирки, слежка «пришел-ушел» только за ними, снижение зарплаты только им... Но люди не сдаются, идут на цивилизованное социальное партнерство. Вместе с представителями ФНПР создается единый орган для начала коллективных переговоров, директору театра направляется уведомление.
«НГ»: Вы можете озвучить какие-то цифры, статистику, сколько, к примеру, исков было подано в суд, сколько незаконных увольнений вы отбили?
Семененко: У нас конкретные дела идут по конкретным предприятиям. А цифры, отчеты – это методы ФНПР.
Лугинов: Владимир Петрович и Нина Михайловна защищаются, и правильно делают. Я бы на вашем месте тоже отбивался. Поэтому рисовать их бедными родственниками я бы не стал. А та работа, которую они ведут, иногда тоже полезная. На сегодняшний день, для того чтобы решать вопрос полезности действий профсоюза, мы, государственная Федеральная служба, ведем совместные проверки по надзору и контролю за соблюдением трудового законодательства. Статистика такая: за 2007 год совместно с профсоюзными организациями как ФНПР, так и СОЦПРОФа было проведено 10 637 таких проверок, по которым в рамках полномочий Роструда составляется акт проверки и выносится при необходимости представление для обязательного исполнения. На практике исполняется 99,7%. В 2008 году было проведено 10 134 таких проверки.
Как можно ближе к власти
«НГ»: Где же разница, и ФНПР, и СОЦПРОФ заключили договор о взаимодействии с партией «Единая Россия», и те и другие уповают на содействие региональных властей, может, этим организациям стоит слиться воедино? Где же здесь альтернативность?
Семененко: Альтернативность в том, что взаимодействие с властью мы себе представляем так, чтобы доносить истинное положение вещей на местах до власти. У нас была совместная встреча СОЦПРОФа и департамента заработной платы и социального партнерства Минздравсоцразвития. Когда мы стали озвучивать истинную ситуацию на местах, в том числе и негативные моменты, которые порой не требуют никаких материальных затрат, но раздражают граждан, директор департамента Жарова нам сказала: «Раньше мы вас не слышали. Мы будем создавать рабочую группу. Подготовим регламент и будем взаимодействовать». То есть были конкретные предложения по изменению к лучшему ситуации в отдельных отраслях и в конкретных трудовых коллективах.
Взять, например, новую систему оплаты труда. Сейчас в регионах этого нет. Опять ситуация на грани протестных действий. Почему? Потому что большую долю по структуре заработной платы составляют стимулирующие выплаты. Свободные профсоюзы работают во все более сужающемся правовом поле. Чтобы согласовывать выплаты стимулирующего характера, а руководитель своим приближенным по 500% накручивает, это согласование идет с профсоюзами, численность которых составляет больше половины работников, ясно, что от ФНПР. Мое мнение: на период кризиса необходимо расширить права профсоюза независимо от его численности.
Не таджик и не узбек, а работник
Шапошников: Насколько я понимаю, у нас тема – роль профсоюзов во время кризиса. И такие профсоюзы, как ФНПР, СОЦПРОФ и целый ряд других, каждый будет говорить о том, что именно он защищает интересы людей. И это вечный диалог: мы сделали такие-то показатели, а у нас так-то. Сегодня нужно понять, тема нашей встречи об этом явно свидетельствует, – профсоюзы сегодня необходимы. И какими методами, какими путями они будут существовать – не имеет значения. Главная общая задача – защитить интересы труда. И если для этого профсоюзам надо соединяться, подписывать соглашения, чтобы цели были достигнуты, то будем это делать.
Что касается методов, то я приведу пример: сегодня в профсоюзе СОЦПРОФ нет трехсторонней комиссии. Мы широко поднимаем тему трудовой миграции. И что мы видим на рынке? Отсутствие трудовых мест для россиян, изобилие трудовой миграции во всех отраслях, а что сделал профсоюз, чтобы понять тех людей, которым необходимо выдавать разрешение на работу, чтобы они попадали на предприятия. И как обезопасить тех российских граждан, которые на этих предприятиях работают. Я могу сказать, что сегодня нет аналогов такой работы. Тот профсоюз, который я возглавляю, как раз этой работой и занимается. Мы не занимаемся решением проблемы, нужны трудовые мигранты или нет. Не хочу говорить и о демографии, на это есть другие специалисты. Важно понять другое: кто бы ни говорил о миграционной политике, никто не может вразумительно что-то сказать и предложить схему решения этого вопроса.
Как не ущемить права тех людей, которые приезжают из ближнего и дальнего зарубежья, законно проходят все стадии регистрации и потом попадают к работодателю. У нас есть практика совместно с Федеральной миграционной службой, мы подписали соглашение. Первый опыт был проведен в Москве. Мы подали в ФМС все данные, у нас есть четкая статистика от каждого предприятия. На каждого трудового мигранта у нас есть анкета с данными – не адрес его регистрации, а фактический адрес его пребывания. Есть у нас данные по нарушениям, которые делают работодатели.
Говорить о том, что наш профсоюз только для мигрантов – это в корне неправильно. Основная наша задача – отстаивать интересы россиян. Потому что люди, даже с разрешениями на работу, имея законные документы, попадают к работодателю и там становятся незаконными. Это работодатель делает их незаконными. Он не заключает с ними трудовых договоров, он не соблюдает условий их работы. Получается дешевая рабочая сила. Пока работодатель будет иметь возможность использовать эту рабочую силу, ему россиянине на предприятии не нужны независимо от того, есть ли профсоюз или нет. У россиян прав больше, чем у человека, который приехал в Россию на работу. И если есть действенный отработанный механизм, при котором интересы трудовых мигрантов на территории нашей страны будут защищены, то работодатель будет знать, что это система, и тогда он возьмет только тех, которые по квалификационному отбору ему действительно будут необходимы, он не будет искать себе лишних хлопот. И тогда освобождаются места для россиян. Такая практика уже началась, она ведется на протяжении года.
У нас есть постоянно дежурящие инспектора, телефоны горячей линии. Были случаи, когда трудовые мигранты звонили из отделений милиции, что их задержали. Он называет пароль – номер своего профсоюзного билета, и мы по нему уже понимаем, с кем имеем дело, что все документы у него в порядке. Дальше мы звоним в отделение, заявляем о том, что задержан член российского профсоюза. Если в отделении нет понимания, звоним дежурному по городу, в службу безопасности МВД. Просто так, из-за внешности или еще по каким причинам задержание наших людей мы не допускаем. Но последние три недели телефон молчит.