Степан Варламов
|
|
В святоотеческой литературе Гоголю более всего импонировал Иоанн Златоуст. Святой Иоанн Златоуст. Базилика Святой Софии Константинопольской. Стамбул |
Татьяна Мусатова – историк-международник, кандидат исторических наук, преподаватель МГУ им. М.В. Ломоносова, далеко не новичок в сфере гоголеведения. Вместе с видными русистами Италии она участвовала в Гоголевских чтениях в Москве, в ряде международных конференций в Италии, публиковала сборники выступлений. Над вторым томом, так же как и над первым, Мусатова работала также в Риме, привлекая неизученные архивы Италии и Ватикана – Восточного папского института и Общества Иисуса в Риме. Впрочем, в основе работы, как и ранее, – архивы Москвы и Санкт-Петербурга.
Главная цель Мусатовой во втором томе – определить основные идеи, которые характерны для «позднего Гоголя», раскрыть истоки их происхождения и показать, как и в какой степени они отразились в произведениях последних лет. Существует мнение, что все это не поддается расшифровке на основе анализа круга чтения писателя. Но автор придерживается иного мнения. Гоголевский круг чтения был широчайшим. Писатель имел дело с трудами и идеями лидера «социального христианства» Фелисите Робера де Ламеннэ, писателя-моралиста Сильвио Пеллико, итальянцев, выразителей клерикальной идеи – писателя Алессандро Мандзони (второе поприще основателя итальянского романтизма) и историка Чезаре Канту, немецкими философами Кантом, Гегелем, Шеллингом, в целом оказавшими влияние на его творчество. Гоголь сильно увлекся Данте как поэтом-философом и богословом. Именно под его влиянием сформировался остов монархической теории писателя. Корни дантовских идей он находил в Священном Писании, византийском богословии, а продолжение их – в трудах французских моралистов XVII века (Жак-Бенинь Боссюэ) и, в определенном смысле, у Пушкина, у митрополита Филарета в России.
Гоголь сразу же утвердился в мировой литературе как художественный гений и стилист, близкий к формалистическому искусству, а его роль мыслителя довольно поздно привлекла к себе внимание. Только сегодня западные критики начинают проявлять интерес к гоголевской «русской идее», опираясь на новые труды отечественных авторов. Не оставляет сомнений, что в познавательных целях Гоголь овладевал западной патристикой, увлекался святоотеческой литературой, в которой ему импонировал Иоанн Златоуст. Но не было ли у Гоголя-читателя второго дна? По всей видимости, было: это интерес к мистической традиции Древней церкви – исихазму. Мы, наверное, никогда не узнаем, какой была молитва Гоголя, но он придавал исключительное значение умной молитве и «добротоделанию». Не поэтому ли «Выбранные места» называют иной раз «русским добротоделанием»? Кажется, что и византийское богословие Гоголь оценил именно за безграничное пространство духовного опыта и возможность самостоятельно им распоряжаться. Под вторым дном гоголевской творческой лаборатории скрывается, на взгляд Мусатовой, и достаточно сильное влияние немецкой и английской протестантской литературы,– от Лютера до авторов XVIII – начала XIX веков. Именно через эту призму Гоголь рассматривал социально-экономические устои России, и именно здесь «Выбранные места» оказались, пожалуй, наиболее утопическими.
|
|
Татьяна Мусатова. Новая книга о Гоголе в Риме (1837–1848). Мир писателя, «духовно-дипломатические дела», эстетика, поиски социального служения. Материалы и исследования. Том 2: Между Римом и «другими краями Европы» (1843–1848) – М.: БуксМАрт, 2020. – 688 с. |
Гоголь ценил императора Николая I как достойного монарха и, кажется, был искренним. Второй том не является биографической книгой, но пройти мимо такого совершенно неосвещенного до сих пор в истории русско-ватиканских отношений эпизода, как визит православного царя и две его встречи с Папой римским в Риме в 1845 году, было бы невозможно. Повествование об этом строится во втором томе почти исключительно на материалах из Секретного и других архивов Ватикана, на которые отечественные авторы почему-то побаиваются ссылаться.
Гоголю хотелось бы быть нравственным наставником, и в чем-то ему эта роль удалась. Но что-то не позволило писателю утвердиться в русской литературе и обществе в этом амплуа. Предложенная им реформа нравственных устоев (задуманная, в том числе, в качестве ответа на критику Астольфа де Кюстина) мыслилась только на основе патриархальных и религиозных традиций, и это было тормозом тех практических преобразований, которых так жаждало в середине XIX века русское общество. Таким образом, в повестку дня страны вошли идеи, предложенные Николаем Тургеневым и Виссарионом Белинским: отмена крепостного права, ограничение самодержавного деспотизма и пр.
Помимо всего прочего, книга интересна своим оформлением. Вы найдете в ней редкие иллюстрации из Государственного литературного музея в Москве, забытые «картинки» из старинных изданий, предоставленных Восточным папским институтом, колледжем «Руссикум», Германским археологическим институтом и архивом Общества Иисуса в Риме. Есть уникальные фото из архива автора, в частности, посвященные редким гоголевским местам в Риме и на вилле Фальконьери во Фраскати. А обложку, как и в первом томе, украшает рисунок «Летящий Гоголь», выполненный специально для издания официальным художником Ватикана Натальей Царьковой.
Дарья Гармоненко
комментарии(0)