Восхваляя поочередно то того, то другого князя

Вера Зубарева. «Слово о полку Игореве»: Новый перевод с комментарием. – М.: Языки славянской культуры, 2018. – 100 c. (Studia philologiсa. Series minor).

Самая ранняя версия этой книги появилась в 1996 году в двуязычной книге Зубаревой «Prince Igor’ In Search Of Glory: A Poem About Poem» в американском издательстве Hermitage. В то время Зубарева училась в докторантуре Пенсильванского университета, и издание книги было спонсировано университетом.

Путь к последнему изданию был долгим, но плодотворным. За это время выкристаллизовался подход и анализ текста обогатился новыми деталями.

Со времен первого перевода, сделанного Жуковским, «Слово» не раз вдохновляло ученых и, конечно же, поэтов, желающих докопаться до глубинной сути содержания рукописи. Наиболее признанными являются поэтические переводы Николая Заболоцкого и Игоря Шкляревского, а также переложение Дмитрия Лихачева. Брался за этот труд и Евгений Евтушенко.

Вера Зубарева, поэт и литературовед, явно знакомая с тем, что было сделано ее предшественниками, «отважилась», по ее признанию, предложить еще один перевод «Слова». Интересен избранный ею метод, позволяющий рассмотреть памятник русской культуры под иным углом зрения. Книга Зубаревой открыла новые нехоженые тропинки, по которым я отправился, и путешествие это было увлекательным. Оригинальность анализа начинается с того, что переводу предшествует не просто литературоведческий, но и общесистемный комментарий. Отсюда внимание не к «исследованиям, связанным с вопросами подлинности «Слова…», не к историческим или лингвистическим подробностям, а к сфере насыщающих «Слово» «подтекстов и метафор», относящихся к психологии повествователя и героев, а также к процессу принятия решений.

Зубарева доказательно высказывает точку зрения о приблизительной историчности в пользу превалирующей художественности текста «Слова». Так, она показывает, что по «Слову» нельзя изучать исторические события, фигуры и явления природы. Например, затмение относится к другому отрезку времени (оно было только на девятый день, тогда как в «Слове» поход Игоря с него начинается). «Знал ли об этом автор?» – задается вопросом Зубарева. Ее ответ: «Неизвестно. Повествователь точно не знал – он из другого, неисторического пространства, где сосуществуют и Боян, и века Трояна» (вопрос о Трояне до сих пор не решен однозначно). Зубарева указывает и на то, что никаких исторических ссылок на Трояна и его времена в исторических документах не присутствует. А исторические фигуры не произносили «золотых слов» и не вели между собой диалогов, имеющих место в «Слове».

Как явствует из всего хода анализа, задачей Зубаревой было не только дать концептуальное понимание «Слова», но и найти параллели с современностью. Мысль, которую она проводит: то, что было написано семь веков назад, не утратило соответствия с нынешними реалиями. Этому мы обязаны не столько открывающимся в произведении историческим, политическим, религиозным или культурным ракурсам, сколько не меняющейся на протяжении веков психологии человека. За первым планом видится второй: значение поступков скрыто в мотивациях. Поэтому на первый план у Зубаревой выступает психологическая подоплека, упрятанная в подтексте. Человеческое в человеке непреходяще. И Зубарева всем ходом анализа заставляет задуматься над тем, так ли на самом деле архаична взаимная неуступчивость в вопросах приоритета власти, перестроились ли и впрямь отношения между правителями и народом. Сюда же относится и ироничное решение темы песнопевца и князя, велением которого поэт-бард либо получит признание, либо будет предан немилости и немоте.

Много новаторских мыслей включает в себя небольшая книга Зубаревой. Они вращаются вокруг трех основных моментов, раскрытых в аналитической части и отраженных в поэтическом переводе. Во-первых, Зубарева по-иному подошла к образу Бояна. У ее предшественников-переводчиков Боян – славный певец: «Начиная с Радищева, называющего Бояна «сладчайшим певцом», характеристика этого песнотворца практически не меняется. Для Жуковского Боян – «радость древних лет»; у Пушкина он – «сладостный певец».

Боян у Зубаревой – это прежде всего придворный поэт. Он искушен в придворной политике, умеет потрафить правителю, что помогло ему пережить несколько княжеских правлений (он назван песнотворцем «старого времени Ярослава» и любимцем «Олега-князя»): «В истории иногда наступает такой момент, когда нужен некто, способный первым крикнуть «ура!» или «долой!». В «Слове» «ура!» кричит Боян (получив на то добро от Святослава)...»

О Боян, соловей всем известный!

Уж какие бы песни сложил ты,

Как бы ты изощрялся 

пристрастно,

Как заумно слагал бы куплеты,

Восхваляя поочередно

То того, то другого князя,

Возвращаясь к событьям 

далеким!

Во-вторых, Зубарева разделила автора и повествователя, обосновав это тем, что об авторе мы не можем сказать ничего определенного «и гипотезы о нем могут быть разными. Он может быть как свободным художником, так и придворным песнотворцем, анонимно написавшим «Слово». 

Зубарева определяет автора как того, «кто стоит за композицией, архитектоникой, героями, повествователем и подтекстом, проявляющимся в деталях…» Все остальное относится к повествователю, который знает больше своих героев, «но ему не дано всевидящее око автора». Предложенное Зубаревой разделение помогает вынести за скобки вопросы подлинности и хронологии и сфокусироваться на том месседже, который несет в себе «Слово».

В-третьих, Зубарева показывает, что скрытым героем «Слова» является отнюдь не Игорь, а мудрый Святослав, который намеренно приводит Игоря к славе после его публичного осуждения за опрометчивость. Святослав Всеволодович – проницательный политик, радетель не о личном признании, но о мощи и крепости отечества. Он обладает государственным мышлением, которое выше личных предпочтений. Его «золотое слово» своего рода антитеза установке большинства князей, для которых власть и богатство дороже судьбы державы. В интерпретации Зубаревой «золотое слово» Святослава обретает новый смысл. То, что раньше воспринималось как перечисление исторических событий, вдруг предстает образцом дипломатии Святослава, по интеллектуальному потенциалу не уступающей, скажем, хрестоматийным речам Цезаря против Катилины или выступлениям адвоката Плевако. Святослав продемонстрировал редкое умение изменить взгляд на события, мотивы и фактическую подоплеку. Найденные Зубаревой новые смысловые акценты «золотого слова» столь убедительны, что побуждают согласиться с ее трактовкой: именно благодаря аргументации Святослава Игорь и Всеволод воспринимаются как герои. Сохранив доброе имя каждого из сыновей, Святослав не только поддержал честь своего рода, но также утвердил и свой авторитет в глазах княжеской элиты, оставив непоколебимым свое право публично возвещать, кто и почему достоин принять эстафету правления.

Зубарева не обошла стороной и проблему христианства в «Слове». Отметив наличие довольно слабой христианской ноты, прорывающейся в разных частях текста, она задалась вопросом о том, почему же произведение так нелогично, казалось бы, завершается аккордом за веру. Ее ответ нетривиален. Призыв стоять за христианские ценности направлен на будущее. И не случайно. В настоящем у князей еще не сложились христианские убеждения. Князья лишь формально христиане, а по сути все еще ведут себя как язычники. Это ключевой момент, вскрывающий подоплеку отношений и устремлений князей, помогающий концептуально осмыслить путь Игоря как становление лидера, идущего на смену Святославу.

Современный подход к «Слову» в книге Зубаревой позволяет по-новому взглянуть на это произведение и увидеть связь с современностью. Поэтический перевод сохранил насыщенную метафорику и музыкальность оригинала. Оставаясь в его рамках, Зубарева наполнила свой текст тонкими поэтическими интерпретациями:

А беды на дубах вьются 

птицами,

А несчастья по оврагам 

рыщут волками.

И орлы своим клекотом 

предвкушают пир,

И лисицы, учуяв,

Брешут яростно.

О русская земля! 

Уже за холмом лежишь!

Главным достоинством перевода является отказ от стилизации и следование внутреннему ритму повествования. Переводчик виртуозно владеет всеми видами стиха – от акцентного до свободного – и это существенно обогащает художественность перевода.