Почтальон одиночества

Поэт повествует о существовании человеческой души во Вселенной, одинокой среди других душ и звезд. Максимилиан Волошин. Ведет сквозь волны и туманы мой лунный одинокий путь. 1929. Феодосийская картинная галерея им. И.К. Айвазовского

Четвертая книга одного из самых загадочных и парадоксальных, а потому и одного из самых интересных, на мой взгляд, современных поэтов Евгения Чигрина называется «Невидимый проводник». В названии книги, как в закрытом еще бутоне необычного поэтического цветка, который самым неожиданным образом открывается читателю, уже дан ключ к пониманию экзистенциальной сути поэзии Чигрина: нам предстоит путешествие не только по земному видимому миру, но и по невидимым просторам бытия и даже небытия.

<...> 

Чигрин чутко внимателен ко всем явлениям жизни, которым он не торопится дать какую-то оценку, он просто переводит все увиденное и прочувствованное на поэтический язык и делает это мастерски. По его собственным словам – рифмует земное и «небесное на русском». Умная интеллектуальная поэзия Чигрина легка и ненавязчива – он всегда оставляет в своих стихах простор для многотолкований, а значит, приглашает читателей к сотворчеству. Поэзия Чигрина – и есть тот «невидимый проводник» в еще не познанные или не до конца раскрытые тайны бытия, постигать которые всем нам неизбежно приходится в одиночку. «Я сам почтальон одиночества», – говорит поэт, и этот образ у него сквозной, потому что его поэзия глубинно экзистенциальна: даже беря «на кончик пера» самые простые будничные вещи, Чигрин прежде всего повествует о существовании человеческой души во Вселенной – одинокой среди других душ и звезд:

В личностном небе я до 

рассвета буду скитаться

С маленькой лирой, 

с маленькой книжкой солнца 

и ветра.

От междометья до Ганимеда 

не с кем обняться:

Желтые звезды, полная 

полночь, музыка спектра.

В личном пространстве 

молодость-старость без 

сожалений

Я принимаю, что еще 

делать? – если по звездам –

Столько скитаний!..

<…>

Чигрин много размышляет о сути не стихосложения даже – стихоявления. О жизни «в придуманных словах и музах, обнимающих по праву» – мучающих «счастьем, как горем».

И об избранности судьбы 

поэта.

Пряное солнце глотаю 

под вечным инжиром,

Что говорю? Это – трудно 

и просто и не…

Рифмой свечусь и сливаюсь 

с неведомым миром,

И соловьев принимаю в своей 

тишине…

Евгений Чигрин. Невидимый проводник.  – М.: У Никитских ворот, 2018. – 204 с.

Чигрин убежден, что поэтическое слово – это его «невидимый проводник» не только здесь, на «застеленной жизнью земле», но в иных пространствах после жизни. Поэтому Чигрин так много пишет о том, как сопрягается поэзия с мирами видимыми и невидимыми, как влияет на них, изменяет и преобразует.

Тема поэтического бытиетворчества – одна из центральных у Чигрина. Поэт всегда немного шаман, колдун, провидец, фантазер и игрок в «карты ассоциаций»: он тасует их по своему желанию и творит новые и новые реальности образов и смыслов.

<…>

Приверженец творческой эклектичности, Чигрин не причисляет себя ни к каким поэтическим школам и течениям. Он наследник и продолжатель (но не подражатель) того лучшего, что было создано его собратьями по перу в разные эпохи и времена. То он, как «мотылек словесного витья по Хлебникову крылышкует к свету», то ощущает себя одновременно «космонавтом постпушкинского слова» и «огоньком постблоковской поры», «посылая в другие столетья мейлы любви и целебную музыку дара».

Об оригинальном сплаве разных стилей и жанров в поэзии Чигрина можно написать целое лингвистическое исследование. Бесшабашно легко вкрапляет Чигрин просторечия, сленг и словечки-символы современного компьютерного мира в свои утонченно философские стихи. И эти часто неожиданные лексические обороты вовсе не торчат из стихотворения, как шило из мешка, а становятся едва ли не главной изюминкой текста.

Я повторю который раз 

в году,

Не спотыкаясь на банальной 

фразе:

Сивилла не почешется 

в гробу,

Не выдохнет гречанка – мы 

на связи

По скайпу в наступающий 

четверг…

Сумбурность строчек. Вот 

и день померк

Еще один… В подзорной 

трубке Феб –

Иллюзий Бог, которому 

до фени

Флешбэк летучих рифм 

и тайный скреп? –

В нем сколько футов 

занебесной лени?

Чигрину вообще очень удаются всякого рода поэтические эксперименты. Он не пытается искусственно вписаться в «новый век», «омолодиться» эликсиром виртуальной реальности с ее новыми словесными кодами и терминами, заискивая перед читателями XXI столетия. У него это получается само собой – очень органично. Поэт и «свет старозаветных берегов держит руками», и зажигает «лампу над морем» современности. На сжатом пространстве стиха умещаются символы, образы и даже бытовые детали разных веков и культурных эпох, сшиваются воедино сон и явь, фантазии и реальность, юность и старость, бренность и бессмертие – да так мастерски, что и швов не отыскать. Без всяких сомнений, Чигрин – яркий представитель нового глобального поэтического мира, движимого жаждой стирания границ – и жанровых, и стилистико-семантических. И поэтому в руках у него, несомненно, билет-проводник в будущее.

Ставят лайки «ВКонтакте» 

то старому сотнику, то

Неприкаянной птице, 

летящей в старинном 

пальто:

Вариант – в макинтоше, 

плаще, титулярной шинели.

В общем – все как всегда: 

сочинитель на коде припух,

Словно бы очертил в ветхой 

церкви спасительный круг…

На запоре кондовые двери.

Но Чигрину мало сшивать эпохи и художественные стили – он пытается также синтезировать в своей поэзии разные виды искусств – прежде всего живопись и музыку. Традиционно многие стихи в «Невидимом проводнике» посвящены французским импрессионистам – Писсаро, Синьяку, Марке, Сезанну – «все мы Сезанном нетленны». Это и неудивительно, ведь его собственная поэзия ярко импрессионистична, насыщена оригинальными образами, неожиданными метафорами – «светятся губы метафор, равно диадемы, лунной хозяйке ложатся на желтую грудь…»

Также и музыка – не меньший источник вдохновения для Чигрина. Поэт сам говорит о себе, что он «переводчик музыки в слова»:

Сплошная сарабанда 

от Маре:

Бемольный свет, 

прикосновенье пауз…

За окнами в тончайшей 

полумгле

Бездомье снега и рекой 

арт-хауз

Тех призраков, которые 

везде…

Я вижу их так явственно, 

что слово –

То зависает в лучшей 

пустоте,

То говорит над рюмочкой 

спиртного…

Поэт обращается в своих стихах к известным композиторам, как к своим старым знакомым, с которыми хорошо скоротать зимний вечерок, поговорить о том о сем. А прежде всего – о сути жизни и искусства. Музыка Вивальди, оживающая на виниловом диске пластинки, уже ставшей в наше время атрибутом прошедшей эпохи, дарит вдохновение поэту, набирающему свои поэтические строки на экране компьютера, но все это лишь условности формы.

Хоть выжми век, подобно тряпке, за эту музыку чернил…

Вивальди с лютнею в охапке в пластинке черной загрустил.

Нотная «музыка чернил» перекликается с музыкой поэтических строк, написанных когда-то где-то другим поэтом чернилами – по старинке. Так переговариваются века. Так вместе грустят и радуются поэт и музыкант, легко выходя за пределы своих столетий в общее духовное пространство Вселенной.

Так торжествует искусство – невидимый проводник в бессмертие.

Москва–Копенгаген