Главкнига: чтение, изменившее жизнь

О любимых книгах скажу вот что. Поэзия для меня долго не открывалась. Открылась уже в старших классах. У нас дома была хорошая библиотека, папа с мамой были образованные люди, у которых можно было все спросить. Читали, разговаривали, я знал много имен. Но первое потрясение, которое изменило что-то в душе, было случайное открытие в классе восьмом-девятом Есенина. Это был толчок, изумляющий дух. До Есенина я, конечно, стихи читал, но нельзя сказать, что они владели мной. Тогда так много не говорили о нем, как сейчас. Неверно говорят, что он был в полузапрете. Он был в полутени. Но из библиотек его не изымали, народ его любил. В школе мы читали много зарубежных авторов – Диккенс, Дюма, По, Марк Твен, Вальтер Скотт. Это просто было сумасшествие. Мне тогда казалось, что зарубежная литература ярче, интереснее нашей. Мне не нравилось, что в русской литературе всегда жалеют маленького человека. Казалось, что она скучная, нравоучительная. А там – страсти, пожары, история, оружие. Так как мы были дети войны, (которые ее не видели, но, видно, что-то в воздухе витало), мы много читали о войне: про разведчиков, контрразведчиков, корабли, самолеты. Мы просто «гудели» в этом мире, знали всех маршалов, генералов, адмиралов нашей истории, кутузовских, суворовских времен. Но если говорить о «большом стиле», то первым, кто душу поцарапал, был все-таки Есенин. Всегда в какой-то период жизни была фигура, которая владела тобой в атмосфере душевного максимализма. Помню, как студентом открывал для себя Хлебникова, Пастернака. Внешним поводом стала тогда травля, развернувшаяся в связи с «Доктором Живаго». Мы не очень тогда это понимали, честно. Я пошел в библиотеку, взял том 30-х годов, там был портрет поэта. Начал читать, и на два-три года был потрясен до основания. Я и сейчас помню, наверно, половину его стихов разных периодов наизусть. Они вошли и «прожгли».