Эклиптикогрудой песни ласкатель

Зверокудрая эта женщина – зачем тебе, воитель? Густав Климт. Даная. 1907–1908. Галерея Вюртле, Вена

Книга Амарсаны Улзытуева – это не просто поэтический сборник, а книга-манифест. Поэт провозглашает отказ от устоявшихся стихотворных форм – от «конечной рифмы ради акустики, ради игры созвучий <…> которая зачастую низводит идею стиха до смыслового эрзаца», а также от «дурной бесконечности свободного стиха», «аморфного образования типа западного верлибра с его, как говаривал Бродский, «недомоганием формы». Взамен, помимо возвращения к традиции заговоров и заклинаний, былин и плачей, автор предлагает новую рифму под названием «анафора», что означает единоначатие, повторение определенного слова или отдельных звуков в начале строки.

Вместо «конечной», «смертной» рифмы поэт прочит торжество «бесконечного сознания». Вместо сковывающего метра – спонтанные ритмы, подобные камланиям шамана. По сути, у Амарсаны поэт и есть шаман, поющий, как подметил в своей рецензии на эту книгу в «НГ-EL» Эдуард Лимонов, «о высоком, о Богах, о Духах, о предках, о Вселенных и Бездне Хаоса». Книга снабжена предисловием Льва Аннинского, которое похоже на восхищенный гимн: «Эффект превзошел ожидания. Завороженные восточной первозданностью, критики приветствовали в Амарсане… варвара, чей стих, брутальный и свежий, расхристанный и нервный – своей веселой энергией напоминает… песню шамана».  Завершает сборник послесловие Евгения Рейна.

Амарсана Улзытуев. Новые анафоры. – М.: Время, 2016. – 128 с.

Почему стихи Амарсаны хочется читать? Потому что в них нет отвлеченных мифологических героев, холодных, как потусторонние звезды. И наоборот, он не делает плоским, не обесточивает близкий нам тварный мир, а разворачивает до размеров Вселенной. Экскурсоводша превращается в псковскую Джоконду, в Свами Прабхупаду, скрипач Николай Орлов из Сергиева Посада «похож на Атланта, держащего небосвод рукою,/ По-бычьи вздувая жилы, правя смычком, как Гелиосовой упряжкой». Богатыри и богини не в прошлом, а здесь и сейчас: «Зверокудрая эта женщина – зачем тебе,/ Звезд быстроглазых, галактикобедрых воитель,/ Эклиптикогрудой песни ласкатель –/ Эта богиня многогневных волос с неумолимой расческой судьбы?.. <…> Планирующие махаоны каре марсианский глаз мой ласкают,/ Фланирующие буйволиные стада кудряшек, львиные прайды кудрей,/ Лошадиные табуны стрижек,/ Лебединые станы укладок,/ А косы, боже мой, что за звери – эти косы!/ Аллоха! я им кричу, Аллахум! я им пою, Ом мани! – я их молю…» В стихах Улзытуева пространство и время раскрываются вроде подзорной трубы, Вселенная умещается в глазном зрачке, а первобытные энергии бушуют подобно вулкану, исток свой помимо «первого слова, огромного, вечного» черпая в неизбывном восхищении миром.