Александр Люсый Мне уже приходилось вести речь на страницах «НГ-EL» (номер от 06.11.14) о «семантических войнах» как вокруг Крыма, так и запущенного нами некогда в оборот понятия «крымский текст», активно использующегося в разных гуманитарных науках.
Крым, как известно, издавна был пространством литературных мистификаций. Достаточно вспомнить легенду об «утаенной любви» Пушкина или образ загадочной поэтессы Черубины де Габриак (в который была укутана реальная Елизавета Дмитриева), спровоцировавшей дуэль Волошина и Гумилева.
Очевидно, что глобальный читатель нуждается в особом крымском просвещении. Так существует ли крымский текст, а если да, можно ли как-то обходиться все же без него? Если ДА, какой наукой постигается он наиболее адекватно – филологией, культурологией, философией? Каков вклад «честных бродяг» в формировании крымского «дисциплинарного пространства»? Рецензируемые на этой полосе книги восполняют ряд лакун, соединяют ранее, казалось бы, несоединимые явления.
Дарья Гармоненко 