Спасибо партии за это

Один из персонажей Владимир Цапин (слева), автор книги Людмила Влодова и ее главный герой Юрий Влодов (в центре). Фото из архива Людмилы Влодовой

Людмила Осокина. Халупа. – М.: Время, 2016. – 192 с.

Людмила Осокина стала финалистом премии «Нонконформизм» текущего года как раз за рецензируемую книгу. Презентация ее прошла на днях в клубе «Дача на Покровке», некоторые персонажи, кстати, присутствовали на вечере. Сначала, впрочем, о главном герое.

Юрий Влодов (1932–2009) – поэт московского андеграунда, причем, как пишет автор книги, его вдова Людмила Влодова, «даже в «официальном» андеграунде места ему не нашлось. Ни с какими группами, течениями, направлениями он связан не был… И если Влодова куда и причислять, то, конечно, к андеграунду, но только к самым глубоким, катакомбным его слоям».

Самые известные его строки: «Прошла зима, настало лето – спасибо партии за это». Стоит все же, думаю, привести стихотворение целиком:

Прошла зима, настало лето –

Спасибо партии за это!

За то, что дым идет в трубе,

Спасибо, партия, тебе.

За то, что день сменил зарю,

Я партию благодарю!

За пятницей у нас суббота –

Ведь это партии забота!

А за субботой выходной.

Спасибо партии родной!

Спасибо партии с народом

За то, что дышим кислородом!

У моей милой грудь бела –

Всё это партия дала.

И хоть я с ней в постели сплю,

Тебя я, партия, люблю!

Гений и его королева. Фото из архива Людмилы Влодовой

Как там Алиса из Страны чудес говорила? Все чудесатее и чудесатее. А у нас, стихи написанные про КПСС и СССР, с каждым днем все актуальнее и актуальнее. А места Влодову и впрямь нигде не находилось. Первая книжка вышла у него в 1996 году. Автору было за 60. Уже отгрохотала и прошла перестройка, кончались лихие 90-е, а у поэта – первая книга. Влодова я даже не знаю, с кем сравнивать. Похожая, наверное, судьба у Николая Глазкова. Глазкова знали, любили его стихи, но всем было очевидно, что напечатаны они не будут. Когда же Глазкова стали печатать, то уже и время было другое, и люди другие, вот он и не «прозвучал», как мог бы. Да и печатали то, что было «можно». А вот Венедикт Ерофеев, например, он мало того, что вышел к читателю не со стихами, а с одним большим и сильным произведением, он еще и классический «официальный» андеграунд. Он сразу же напечатался на Западе. И как следствие, начал «греметь» чуть ли не с самого начала перестройки. А Влодов, мало того что не шел на Запад и писал именно стихи, так даже стихи и те, помимо всего прочего, довольно много писал за других. Буквально. Хочет некто вступить в Союз писателей (чтобы, например, в ресторан ЦДЛ беспрепятственно ходить), дает денег нищему поэту, тот пишет за него книгу стихов. Книгу печатают, принимают «писателя» в Союз писателей. «Писатель» идет в ресторан ЦДЛ, а нищий поэт может позволить себе носки и портвейн. Влодов, кстати, пишет автор книжки, портвейн себе не брал: «Влодов на свои деньги спиртное не покупал, это было не в его правилах, даже если у него водились деньги. Нельзя было представить, чтобы он снизошел до того, чтобы к кому-то из графоманов прийти со своей бутылкой. Это было бы уж слишком! Угощали только они его, и никак иначе! И себе лично он никогда спиртное не покупал, поскольку один не пил (я – не в счет)».

Думаю, впрочем, что иногда, все-таки…

Как там (пусть и слегка про другое) у Ерофеева? «– Ну как то есть ни разу! Иногда... Все-таки... – Как! – еще больше удивляются дамы. – Ерофеев и... Странно подумать!.. «Иногда все-таки!» Я от этого окончательно теряюсь…»

Так что насчет «никогда» я не уверен. Да и познакомились они с Людмилой, когда ему было 50. Что было до нее, все-таки скорее область предположений. Другое дело, что «миф и легенда» говорят однозначно: сам себе спиртное не покупал. Людмила Влодова познакомилась уже с легендой, не спорю, но ведь и сама творит миф. О том, что Влодов самая настоящая легенда, говорит хотя бы тот факт, что первая книжка у него вышла в 1996 году, но уже в 1992-м про него сняли фильм «Я Вам пишу, Ваше величество» (канал РТР), а в 1995-м фильм «А гений – сущий дьявол!» (студия «Человек и время»). И еще. «Графоманы». Ну да, он так почти всех называл, всю свою «свиту» (а она была, и о ней много в книжке, и некоторые, оставшиеся в живых, пришли, как я уже сказал, недавно на презентацию). И Людмила тоже так их называла вслед за поэтом. Хотя они были, что видно из «Халупы», людьми интересными и талантливыми. Во многих устоявшихся компаниях есть свой чуть ли не язык, набор слов и выражений, которые понятны только им. И молодая девочка, попавшая под влияние, под обаяние, повторяла, с одной стороны, не вполне понимая, с другой стороны, не видя полутонов, чуть ли не машинально. Просто принимая как данность. Так что слово «графоман» здесь не всегда стоит понимать исключительно в том смысле, в котором мы привыкли.

Кстати, стиль письма Людмилы Влодовой сшибает именно тем, что она все просто принимает как данность. Было, и ладно. Ни оценок, ни вздохов. Ни анализа.

Он гений. А я его королева.

Без тени иронии или сомнения.

Пишет она, думаю, о лучшем периоде своей жизни. И о самом, полагаю, ужасном. О первых годах знакомства с Юрием Влодовым. О жизни в халупе («Халупой мы называли помещение в Дмитровском переулке, в котором жил дворник Валера»). И скитаниях по другим чужим углам, комнатам, квартирам, подъездам и пр. Самое начало 80-х, «сытое» и «спокойное» советское время. Гений и его королева. Казалось бы, живи да радуйся.

Андеграунда и катакомб и сейчас хватает. И Влодов все актуальнее и актуальнее. Фото автора

Однако давайте посмотрим. Итак, сытое: «Впоследствии в эти суровые дни у нас появилось еще одно место для добычи пропитания – Курский вокзал. Влодов приладился ездить туда из халупы, там была прямая ветка метро от «Площади Революции» до «Курской», и собирать объедки в привокзальных буфетах. Объедки были довольно неплохие: остатки котлет, кур, пельмени. Ну а хлеба можно было набрать – завались! Он приносил в халупу целый пакет съестного, и мы пировали потом порой по нескольку дней. Самое главное в собирании объедков было вовремя похватать их со столов, пока уборщица не смела. Некоторые уборщицы тоже охотились за ними…»

Спокойное. «Только потом, спустя много лет, от одних весьма компетентных людей мы узнали кое-что по этому вопросу. Ну так вот, именно к тому моменту разработка Влодова была завершена, и поскольку он и как человек, и как поэт считался весьма опасным и исправлению не подлежал, его решено было уничтожить. На его папке так и было написано: «К ликвидации». Каким образом собирались его ликвидировать? Очень просто. Возможно, могли организовать что-нибудь типа «кирпича на голову». Ведь при таком образе жизни, который вел Влодов, при его пьянстве и безобразиях такой конец сочли бы вполне логичным, и никакого удивления ни у кого это не вызвало. Творчество Влодова предполагалось закрыть в архиве…»

Гений и его королева. «Тут подскочил Влодов с ножом в руках и перерезал телефонный провод. Новикову и Тёну он загнал в комнату, там же оставался и ребенок, а меня потащил на кухню для расправы. Он поставил меня на колени посреди кухни, стал ходить из угла в угол и, проходя мимо, пребольно тыкал меня ножом. Попутно он читал мне всякие нравоучения и заставлял целовать подметки его ботинок…»

А вы говорите «янебоюсьсказать», «нельзя писать после Освенцима» и прочие глупости, которые вы тоже говорите. Давайте без оценок и вздохов. И без анализа. Говорить надо. И не надо бояться говорить. Так и делает Людмила. И после Освенцима писать надо и можно.

Даже если ты сам и есть Освенцим.

Вернемся к поэзии? А как же. Два стихотворения Влодова. По сути диптих. Они тоже известны, и тоже отдельными строками, не все помнят их наизусть. Так что  я процитирую их целиком:

Я думаю: Иисус писал стихи,

Плел сети из волшебной 

чепухи…

А жизнь Христа – была душа

поэта…

Иначе как? Откуда бы все это?

В кругу слепых болезненных

племен

Он, как слепец, питал себя 

обманом…

И не был ли Иуда  графоманом,

Неузнанным Сальери тех 

времен?

И второе:

Талант, по сути, толст.

А гений тощ, как щепка.

Неважно, что там: холст,

Поэма, фуга, лепка.

Судьба, как дышло в бок, 

Что дали, то и схавал…

Талант по духу – Бог,

А гений – сущий Дьявол!

Разве не справедливо он написал?