0
5562
Газета Интернет-версия

23.06.2016 00:01:00

Нет, ну можно и на постели…

Тэги: поэзия, сороколетние, автобиографизм, откровение, стихи, лев лосев, шестидесятники


поэзия, сороколетние, автобиографизм, откровение, стихи, лев лосев, шестидесятники Если б тот, кого вскрываю, у стола стоял бы с краю...Траверси Гаспаре. Операция. Около1755. Государственная галерея в Штутгарте

Определить место современного поэта в актуальном процессе зачастую означает правильно назвать его предшественника. Предшественниками Сергея Шабуцкого называют шестидесятников. Видимо, подразумевается, что в его стихах находит себе место «новая искренность», индивидуальность, если не сказать автобиографичность, переживания, серьезность в разговоре о «последних вещах» и т.д. И все-таки, как мне кажется, в случае Шабуцкого это не главное.

Главное – не сама «новая искренность», а новый опыт, стоящий за нею; не разговор о последних вещах от лица автобиографического лирического героя, а точная и тонкая ирония, с которой Шабуцкий об этих самых последних вещах говорит. Пожалуй, среди предшественников нынешнего поколения сорокалетних такая ирония была свойственна только одному человеку – Льву Лосеву, и лосевские интонации в книге Шабуцкого действительно ощутимы – как на смысловом, так и непосредственно лингвистическом уровне: «Нет, ну можно и на постели/ При нотариусе и враче./ Открываешь глаза –/ У тебя нотариус посапывает на плече./ На другом просыпается врач,/ Идет без халата за банкой пива./ Ты отпиваешь, говоришь «спасиво»,/ Потом «ихь штерве», потому что все хуже/ Слушается рот./ Ну и вот./ Врач к стене отворачивается, рыдая./ Вслед за ней – нотариус молодая…»

книга
Сергей Шабуцкий.
Придет серенький волчок,
а в кроватке старичок.
– М.: Words & Letters Press,
2016. – 80 с.

Характерна эта и в самом деле отчасти шестидесятническая интонация диалога, доверительного и открытого обращения к читателю, с которым Шабуцкий готов поделиться остроумными, хотя и довольно болезненными, наблюдениями и признаниями. «Излечился от аэрофобии», «Контузия», «Милые», даже и иронично-сентиментальное «Подражание Роберту Бернсу…», в столичных литературных кругах давным-давно, еще до публикации, разошедшееся на цитаты… Каждое из перечисленных стихотворений касается по-настоящему сокровенных переживаний – и это при том, что говорить напрямую о многих «тяжелых» вещах в современной поэзии как-то не принято. Рефлексия о смерти или любви маскируется либо интертекстуальной игрой и подчеркнутой грубостью (вариант – явной телесностью), либо – наиболее частотный случай – совершается в отсутствие автора, не желающего участвовать в обсуждении «последних вопросов» и оттого словно бы самоустранившегося из безличностного, монотонного репортажа. Не то у Шабуцкого: в его исполнении личное признание остается личным признанием, тем более ценным, что вбирает в себя приметы текущего времени – и соответственно добавляет штрихи к портрету героя поколения сорокалетних:

Я видел ураганный ветер.

По-над Кутузовским 

проспектом

Сперва летел какой-то мусор,

А перед ним какой-то джип.

Водитель был обеспокоен,

Он звал жену по телефону.

А та - да блин! – 

не отзывалась,

А джип ревел: «Обэриу!»

………………………..

Облокотившись на подушку,

Я видел ураганный ветер,

И думал: спички на балконе

Не надо было оставлять.

Высокая температура.

За мной ухаживает мама.

Я маленький, больной 

и глупый,

И я такой в последний раз.

Здесь характерно – и по-шабуцки виртуозно исполнено – все: и филигранная игра слов с их многообразием значений (понятно же, что мусор на Кутузовском проспекте — это далеко не только мусор в общепринятом смысле), и растворение культуры в действительности, и ощущение слома времен, свидетелем которого оказывается ребенок, и финальное припоминание одного из самых проникновенных стихотворений XX века – «Из детства» Самойлова. Шабуцкий (вот еще одна лосевская примета!) отчетливо осознает себя человеком эпохи с приставкой «пост»: постсоветской, постмодернистской, а то и постпостмодернистской; эпохи, когда, по слову Аверинцева, все ответы скомпрометированы, а вопросы не сняты – и кому, как не нынешнему поколению, эти вечные проклятые вопросы решать:

Снежок. И ледок.

И пуржица, сухая, как специя.

И в позе провидца

Бессмысленно щурится Блок.

Туда, где над трубами

Вьется, густея, дымок.

Туда, где мерцают вдали

Абажуры Освенцима.

«Бессмысленно щурится Блок» – это, разумеется, чистый Лосев. А вот настойчивая рефлексия о смерти, повсюду сопровождающая лирического героя, – это чистый Шабуцкий. Удивительно, что при всей мучительности этой рефлексии («Излечился от аэрофобии…»), при всей ее метафизической сложности («Колодец») или, наоборот, жуткой в своей предельной телесной обнаженности простоте (поэма «Переносимо», посвященная «пациентам и медперсоналу» онкологической подмосковной больницы), поэзия Шабуцкого, действительно пропитанная молитвенной памятью смертной, от страха смерти скорее излечивает. «…Или, скажем, патанатом./ Это ж надо быть фанатом.../ Ну а что? А я бы смог./ Если б тот, кого вскрываю,/ У стола стоял бы с краю,/ Говоря: «Вот это да!/ А залезь-ка вон туда./ Точно: третий позвонок»…»

Потому что – ну как, в самом деле, бояться, читая такое?


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


КПРФ опять посмотрит на Мавзолей Ленина сквозь декорации

КПРФ опять посмотрит на Мавзолей Ленина сквозь декорации

Дарья Гармоненко

Группа быстрого реагирования по защите исторической памяти до Красной площади не добралась

0
1045
Верховный суд показывает статистическую гуманизацию

Верховный суд показывает статистическую гуманизацию

Екатерина Трифонова

"Фактор СВО" в снижении числа уголовных дел пока сложно просчитать

0
883
Наступлению мира могут помешать украинские диверсанты

Наступлению мира могут помешать украинские диверсанты

Владимир Мухин

Киев способен продолжить гибридную войну против РФ

0
1602
СКР предъявил обвинение задержанному по подозрению в убийстве генерала Москалика

СКР предъявил обвинение задержанному по подозрению в убийстве генерала Москалика

0
724

Другие новости