Кто убил Тлоца

Твою дивизию расформировали, и спецбатальон разбежался по частным лавочкам… Рисунок Николая Эстиса

– По выходным – не подаю, – бросил, как отрезал, Лопот, всегда стремился говорить брутально, здесь всамделишно страшновато случилось, старуха отшатнулась, вроде получив по лицу плетью до революции от жандарма, и, больше не поминая Христа, вжалась в ограду, статуей обезглавленной в нише, растоптанная, униженная. Посмотрел вдруг иначе на ее такое русское доброе усталое лицо и подумал: не такая и старуха, не больше пятидесяти, но обомжела! – вздрогнул и торопливо полуполютерански перекрестился, будто заметив птичий труп, видишь: не живой голубь уже, птица мертва, так вздрогнул, по-настоящему. Кадр, другой: фарш мгновений на ресничном вдохе, черти все лезут хоть в игольное ушко, откуда ни гони, идут. Молодая оттолкнула от старухи и быстро зашипела на ухо: мог бы и повежливей, не к добру, осел. У, холодина! Впервые назвала тогда так, да, смутившись нетаковости своего христианства и человеколюбия вообще, дежурно глядел, как наманикюреные пальцы торопливо суют в вонючие лохмотья купюру за купюрой. Выяснилось, дала тысяч шестьдесят – всё, что нанесли немногочисленные гости. Ему ровно, она переживала, впрочем, в обычной горделивой манере.

Зачем женился? Сегодня, в этом кто знает где расположенном лесу, только и может ответить – не он на ней, она на нем. Женщина, и по устойчивым разговорным нормам русского языка, на практике может и пожениться (женитьба – оба, результат замужество, только она), и выйти замуж, присущий дамочкам комплекс отсутствия рычага, переворот на земле «нашего мужского» общества, природное смущение виновато, не суть, побуждает после женитьбы примерять роль мужа, обращая данное оружие в холеные мозги их против создателя, а то и его друзей, своих родителей, кто попадет. Конечно, иные, большинство, не прав тут, действуют сообразно, учась у дам самому плохому – лени, слабости, жалости. Не я прав, жизнь права, любил повторять, пока любил жить. Закрутилось, карпатский десант, новая хата – в жилу командировочка туда еще, ревность убивает, лучший друг переедает, а таких мужчин, что у простушек учатся управлять (наука неумных женщин), звал девушками (ladies), хорошо залипать не звал, но конторе в последние годы все сложнее приходилось по основной линии, всех спасти вряд ли получится.

Или этот, жирная тучка, или я, гонец без депеши. А? Придя в себя, очнулся. Краткие мгновения в мире грез, страданий, снова боец. Ну, бывай – улыбнулся одному пластиту и, врубив таймер, легкими зигзагами, хоть в этот сумеречный час был один, побежал вниз-вправо по склону, где девичьей лентой просматривалась набитая тропа. Не уйдешь, твою душу!

Помнишь, папаша Гранде у Бальзака? – спросила в тот памятный до минут жаркий июньский день, в расплавленных мозгах проплывая в самом сердце столицы. Непонимающе глубоко заглянул в глаза, раньше о книгах не говорили. Бальзака пробовал в детстве не больше страницы, тяжеловесный стиль бретонца совершенно невыносим. Справедливо рассудив, что полное собрание Юма равно или близко попурри из других, исключив маст-рид, как говорил захваченный цэрэушник, которого отрядили развлекать между пытками, чтобы башня не отъехала, ку-ку полный, легко могла без Легойды разного, ясно и курсанту.

Безусый!

Твою дивизию расформировали, и спецбатальон разбежался по частным лавочкам, хотя они соединяли миры, континенты – бывших не бывает. Только сейчас!

Страда, мечта твое сейчас! – сказала в сотый она с очаровательной надменностью, причиной скорой женитьбы на клубешной прелестнице. Внутри расплавленного дымным маревом в капусту героя осталась только «мечта», что ей нужно-то, нельзя прямо речь?

– Тяжеловесный стиль Бальзака не сложнее любого легкого, просто в него врубиться надо, пойдет.