Апокалиптический бунт

Озверевшие от взаимной ненависти русские (белые и красные) – чем не Апокалипсис? Рисунок Николая Эстиса 

Когда-то Леонид Юзефович написал книгу о монгольской эпопее барона Унгерна «Самодержец пустыни» – она стала интеллектуальным бестселлером и классикой жанра документальный роман. В то время автор попутно изучал и историю вооруженного восстания в Якутии в 1922—1923 годах под руководством Анатолия Пепеляева. И вот теперь из «якутского» материала сложилась отдельная книга. Тема ее для нынешнего читателя поистине раритетна. Ведь воевавший где-то на самом краю страны Пепеляев практически забыт, притом что о борьбе с ним когда-то в СССР выходили статьи и книги. В памяти потомков, образно говоря, от Пепеляева остался только пепел.

Юзефович воскрешает в памяти не только его военные дела, но и человеческие черты. Этот провинциальный интеллигент, неврастеник и фаталист начал восстание, практически не имея шансов на успех. Однако силою недюжинной харизмы Пепеляев сумел собрать вокруг себя многих боевых офицеров, таежных охотников и недовольных новыми порядками аборигенов. Для своих 32 лет он был уже опытным фронтовиком: прошел германскую кампанию, у Колчака командовал армией, взявшей Пермь (город, где разворачивается действие романа Юзефовича «Казароза» и где сам писатель провел детство и юность).

Здесь все было непохоже на другие фронты. Гражданская война на безлюдных российских окраинах – вообще особый жанр, ее экзотический и мифологический потенциал активно осваивают кинематографисты («Начальник Чукотки», «Белое солнце пустыни», «Тринадцать»). Леонид Юзефович давно занимается этой темой как прозаик и историк. Герой его книги Пепеляев поднял экзистенциальный бунт на самом далеком от Москвы участке русской суши. В тот период это была единственная в стране территория, не контролируемая Советами.

Среди прочего выясняется, что войну в Якутии вели пишущие люди. Сам Пепеляев сочинял стихи, любил читать Эрнеста Ренана, посещал литературные вечера в занятых белыми городах. Даже со своей женой Ниной (впоследствии – «первая леди Восточного фронта») подпоручик Пепеляев познакомился в 1912 году в библиотеке Офицерского собрания в Томске. Его адъютант поручик Леонид Малышев был точь-в-точь как Ленский, «красавец в полном цвете лет, поклонник Канта и поэт» (писал в модернистском вкусе, много публиковался). В стане противника тоже литераторов хватало. Председателем ЦИК Якутской Республики был в начале 20-х поэт и народный сказитель Платон Ойунский. Командир красных, латыш Иван Строд позже опубликовал две книги рассказов о боях в Сибири. «У него оказалось легкое перо», он «интуитивно чувствовал стилевую стихию эпохи», как отмечает Юзефович. В местах, где разворачиваются события книги, прежде бывали Иван Гончаров (возвращаясь из кругосветки) и Владимир Короленко (в ссылке).

Леонид Юзефович. Зимняя дорога. Генерал А.Н. Пепеляев и анархист И.Я. Строд в Якутии. 1922–1923. – М.: АСТ; Редакция Елены Шубиной, 2015. – 432 c.

Там, где морозный воздух был наэлектризован литературой, свистели пули и пахло смертью. Юзефович без обиняков живописует дикие нравы якутов и тунгусов, но озверевшие от взаимной ненависти русские (белые и красные) были ничуть не лучше. В отрезанных от мира местах свирепствовал голод, порой доходило и до людоедства. Зимой по ночам мороз достигал 58 градусов: пожалуй, нигде в мире война не велась в столь суровых погодных условиях. При длительных переходах солдаты разрезали одеяла и засовывали куски меха в штаны, чтобы избежать обморожения в самых деликатных местах. Маленькая дырка в шинели (от вылетевшей из костра искры) грозила гибелью от холода на ночном морозе. Кульминацией войны, ее метафизической сердцевиной стала осада пепеляевцами поселка Сасыл-Сысы. Крепостную стену здесь сооружали из заледеневших тел: мертвым не больно, а живым какая-никакая защита. Впоследствии Строд при переиздании своих рассказов по требованиям цензуры удалял самые шокирующие натуралистические подробности. Сегодня по этому сюжету можно снимать фильм ужасов.

Под талантливым пером Юзефовича эта локальная военная кампания приобретает апокалиптические черты. В речах начитанного Пепеляева перед бойцами слышны ветхозаветные аллюзии. Один из колоритнейших персонажей книги – художник Попов, любитель якутской кладбищенской мистики, позднее написавший в той же инфернальной манере картину «Зверства белобандитов». В Сасыл-Сысы осажденные на общем собрании единогласно проголосовали за коллективное самоубийство в случае прорыва белых. (Но эта крайняя мера не понадобилась.)

В Якутске восставших готовилась встретить «пятая колонна»: недовольных советской властью здесь накопилось немало. «Ганнибал у ворот Якутии» – в таких тонах писали о наступающем от побережья Охотского моря Пепеляеве в красных газетах. Восставшие планировали затем двинуться на Иркутск и, если получится, дальше на запад. Но большевики спешили ликвидировать мятеж, пока к нему не присоединились другие области свободолюбивой Сибири. Против отрядов Пепеляева бросили опытных закаленных бойцов, сил и оружия не жалели. И вскоре восстание в Якутии пополнило список разгромленных в начале 20-х «белобандитских вылазок»: унгерновщина, пепеляевщина, семеновщина, ксенофонтовщина... Сам Анатолий Пепеляев, находясь под арестом в тюрьме ОГПУ, называл свою будущую жизнь «унылой, длинной-длинной зимней дорогой». К удивлению многих, его не расстреляли сразу после подавления восстания – но это сделали в 1938-м, в пору больших московских процессов над «врагами народа». Призрак независимой Якутии (а то и всей Сибири) рассеялся, как мираж над снежной равниной. Но легенды о молодом белом генерале, бросившем когда-то отчаянный вызов большевикам, еще долго жили в тех местах, переплетаясь со старинными местными мифами.