Завывая и подсвистывая

Сорокин читает Сорокина. Ну а что ему читать? Прилепина? Фото PhotoXpress

Счастливец Ньютон, горько сетовал Лаплас, ведь картину мира можно построить только один раз. Тот самый Лаплас, который сказал Наполеону, что не нуждается в гипотезе Бога. Замечательные, конечно, люди (все трое), но я сейчас о другом. Я сейчас о том, что мало кому везет в истории. И в истории литературы тоже. Запоминают, если вообще запоминают, люди всякую ерунду. Ну вот что скажет электорат про Тургенева? Уехал в Баден-Баден. А что про Достоевского? Довел ребенка до слезинки. Про Михаила Булгакова? Кто же предлагает даме водку. И так далее. Ерофеев – значит, алкаш. Есенин – тоже алкаш, но еще и березки. Владимиру Сорокину повезло меньше всех. Про него электорат уверенно скажет: что-то там про какашки. И все. Люди запоминают только запоминающееся, а запоминающееся в нашей действительности чаще всего является чем-то глупым, пошлым и отвратительным.

Сколько людей, чаще всего литераторов, недолюбливают Сорокина, презирают его, говорят исключительно про те самые какашки, самого Сорокина, разумеется, не читав. Разве что найдя где-нибудь какой-нибудь отрывок ну ясно, про что. Эдуард Лимонов, когда был больше писателем, чем политиком, тоже прочно ассоциировался лишь с тем, что совершал орально-генитальные действия с чернокожим. Правильно было бы мне, конечно, сказать то же самое кратко, грубо и неполиткорректно, но не могу я в газете говорить грубо и тем более неполиткорректно. Можно, разумеется, сожалеть о природе человеческой, напоминать, что писатель и персонаж – не одно и то же. И действия с чернокожим все-таки совершал персонаж, причем одной только книги, а их у писателя намного больше, чем одна, да и она тоже совсем о другом и одним коротким эпизодом не исчерпывается.

Большинство писателей вообще никому и ничем не запомнились. Хотя именно их хвалило начальство, им вручали премии, их книжки порой раскупали охотно. А вот не запомнились. Никому и ничем. Зато другие не просто при жизни, а уже в сравнительно молодом возрасте, стали если не классиками, то абсолютно неотъемлемой частью русской литературы.

Владимир Сорокин один из таких.

* * *

Сорокин родился в Быково, а живет во Внуково. Или наоборот? Неважно. Важно, что писать надо не «в Быково», а «в Быкове», не «во Внуково», а «во Внукове». Но, во-первых, не так звучно, а во-вторых, фраза «Сорокин родился в Быкове» выглядит двусмысленно. И впрямь, при чем тут Дмитрий Быков? Ни при чем. А писатель Владимир Сорокин, если верить Интернету, родился в подмосковном Быкове. Учился в двух технических вузах, работал в журнале «Смена» (недолго) и художником-оформителем (проиллюстрировал около 50 книжек). Первое стихотворение напечатано в 1972 году в газете «За кадры нефтяников». Писал прозу, в 1985 году опубликован во Франции. Перестройка принесла ему все, и прежде всего известность. Он много пишет и много печатается. Он постмодернист. Его любят и считают классиком, его не любят, но считают одним из «главных» современных русских писателей. Четыре столпа русского постмодерна: Пелевин, Радов, Яркевич, Сорокин. Постперестроечное время его не согнуло и не сгубило, что само по себе уже подвиг.

Сорокин автор множества романов, у него есть совершенно блестящие рассказы. Многие из них образец, я считаю, новеллистики. У него есть некоторое количество премий. «Народный Букер», дважды ему давали вторую премию «Большой книги», он лауреат премии Андрея Белого. Романы и рассказы последних лет более традиционны, ему нет нужды воевать с социалистическим реализмом. Вот, скажем, Пелевин со временем почти не меняется. А например, Проханов, наоборот, меняется. И Сорокин тоже. Он все время разный. Последние по времени его вещи раздражают меньше, но все равно хороши.

* * *

Сорокин пишет не только сугубо прозу, но пьесы, сценарии, а еще и эссе. Одно из них, «Эрос Москвы», на мой взгляд, является не только шедевром у Сорокина, но и одним из шедевров вообще эссеистики. А также физиологического очерка и москвоведения. Конечно, хотелось бы привести целиком, но процитирую хотя бы фрагменты.

Зажмите шапку-ушанку в руке и поезжайте к Новодевичьему монастырю… Фото автора

«Москва для меня – не город. И не страна. И даже не Внутренняя Россия.

Москва – спящая великанша. Она лежит навзничь посреди России. И спит тяжелым русским сном.

Чтобы войти в нее, надо знать ее эрогенные зоны. Иначе она грубо оттолкнет вас и навсегда закроется.

Для каждого москвича есть свои нежные места на теле столицы. Но надо очень хотеть найти их. Тогда великанша отдастся вам.

Для меня этих эрогенных зон на теле Москвы семь (…)

3. Бульварное кольцо

Пригласите двух своих самых близких друзей, купите три бутылки портвейна, засуньте в карманы пиджаков, возьмите друг друга под руки и отправляйтесь на бульвары. Вы должны молча пройти все Бульварное кольцо, держась друг за друга и неторопливо отхлебывая из бутылок. Путешествие по этой эрогенной зоне рекомендую начинать с Яузского бульвара, что возле Солянки, двигаясь против часовой стрелки – Чистопрудный, Сретенский и так далее. Идти надо молча, с силой вглядываясь в происходящее на бульварах. При встрече знакомых желательно молчать и отводить глаза. Пить следует не спеша, с чувством. Закончив променад на Гоголевском бульваре, следует поставить бутылки посередине бульвара, обняться за плечи и совершить вокруг бутылок медленный танец, завывая и подсвистывая. Затем необходимо быстро, не прощаясь и не глядя друг на друга, разойтись в разные стороны (…).

6. Черемушкинский рынок и Новодевичий монастырь

Необходимо приехать пораньше, к открытию рынка, предварительно одевшись в рванину. Прихватив с собой деревянный ящик, войдите в центральный вход рынка и сразу садитесь на ящик возле дверей. Положите себе на колени засаленную шапку-ушанку, вдохните глубоко и начинайте негромко, но протяжно подвывать: «Москва калачами красна! Москва калачами красна!» Эту фразу вам надо повторять целый день безостановочно. Как только рынок закроется, вставайте и, не пересчитывая поданных вам за день денег, зажмите шапку-ушанку в руке и поезжайте к Новодевичьему монастырю. Войдите на территорию монастыря, встаньте посередине, перекреститесь, поклонитесь и с криком «На Тебе, Боже, что нам негоже!» подбросьте шапку с деньгами как можно выше. (…).

Многие москвичи склонны видеть главную эрогенную зону в Красной площади. Особенно продвинутые считают Красную площадь бритым лобком столицы, увенчанным двумя клиторами – храмом Василия Блаженного и Мавзолеем Ленина. Этим, вероятно, и объясняется паломничество на главную площадь страны. Однажды душной июльской ночью мы со Светланой Конеген и Дмитрием Приговым были свидетелями прелюбопытных манипуляций писателей-шестидесятников, выстроивших живую цепь от Василия Блаженного до мавзолея. Руководил ими некий бородатый поэт с иконой целителя Пантелеймона на груди, повторявший, что «надо замкнуть, чтобы сразу кончила». Выстроить цепь шестидесятникам помешала милиция».

Про Бульварное кольцо верно – от первой и до последней буквы. Другое дело, что отводить глаза следует не только при встрече с живыми знакомыми, но и проходя мимо памятников. Тем более что их тоже можно приравнять к знакомым. Что же мы не знаем, кто такие Пушкин или Грибоедов (памятник ему стоит, разумеется, у станций метро «Кировская» и «Тургеневская»), Абай или Гамзатов? Да, памятников на Бульварном кольце прибавилось. Даже памятнимк Высоцкому уже не раздражает, а Есенин и вовсе радует: там собираются лесбиянки. Ну раньше собирались, сейчас, может, и нет, не до того.

А Красная площадь? Правильно ведь, что Веничка Ерофеев (персонаж, но тоже, как и автор, судя по всему, не москвич) стремился на Красную площадь. Потому что не москвич. Но попадал-то всегда на Курский вокзал. Потому что никакой эротики, прав Сорокин, в Красной площади нет, и даже милиция не поможет. Какая там, простите, эротика, когда кругом Кремль?

Продолжение темы