Доверие странным мыслям

В поэзию в силу специфики этого вида искусства чаще проникает «пророческое». Степан Бакалович. Римский поэт Катулл, читающий друзьям свои произведения. 1885. М., ГТГ

Недавно в Музее Серебряного века состоялась презентация новой книги Дмитрия Веденяпина «Стакан хохочет, сигарета рыдает». Это послужило поводом для разговора. О смысле поэзии, ее опытах и пророчествах с Дмитрием ВЕДЕНЯПИНЫМ беседовала Елена СЕМЕНОВА.

– Дмитрий, что такое для вас поэзия: способ объяснить мир, познать себя, гармонизировать Вселенную? Как вы ощущали поэтическую задачу в разные моменты вашего творческого развития?

– Есть известная библейская притча о блудном сыне. Мне часто кажется, что мы (каждый в отдельности и все вместе) заблудились. Поэзия – один из лучших способов вернуться домой. Настоящее стихотворение, помимо прочего, еще и стрелка-указатель. Стихотворение всегда сообщает что-то существенное о мире (причем не только видимом, но и невидимом), о времени, в котором оно написано, и, несомненно, помогает автору «познать самого себя», хотя бы потому, что не дает врать. Гармонизирует ли поэзия Вселенную? Вопрос риторический. Конечно, да. Что до моих «личных поэтических задач», то мне хотелось бы, чтобы называемые мной в стихотворении предметы и даже абстрактные понятия из «просто слов» превращались в живых персонажей, участников неких событий.

– Есть у нас такой формальный зондирующий вопрос. Какие книги, авторы произвели на вас самое сильное впечатление в жизни и почему?

– Достоевский (в первую очередь «Идиот» и многие страницы «Преступления и наказания» и «Братьев Карамазовых»), Гоголь («Мертвые души» и «Старосветские помещики»), Платонов («Котлован»), Кафка («Процесс»), поэзия Мандельштама, Пастернака, Ходасевича, Поплавского, стихотворение Заболоцкого «Можжевеловый куст» и многое другое. Все эти (и повторяю, многие другие) авторы и их сочинения показали мне, что такое словесное волшебство.

– У вас пестрый набор профессий. А кем вы себя больше ощущаете?

– Поэтом и преподавателем словесного искусства.

– Новый сборник называется «Стакан хохочет, сигарета рыдает». Яркие пронзительные образы. Но если почувствовать настроение книги, оно вовсе не такое надрывное, а раздумчиво логичное. Отчего именно такое название?

– Моя недавно вышедшая книга довольно сильно отличается от всех предыдущих. Мне хотелось, чтобы и название было неожиданным. А еще: нынешнее время не слишком веселое. Я пытался сделать так, чтобы название книги не попало в тон времени, а контрастировало с ним. Хотя «рыдания» туда все-таки тоже пробрались.

– В ваших стихах, особенно из последнего сборника, много места занимает обращение внутрь себя, как бы развоплощение, разборка ситуации, пейзажа, ощущения. Вы стимулируете это или все происходит органично?

– Нет, конечно, я ничего не стимулирую. Получается то и так, как получается. Просто что-то ты хочешь и можешь сказать, а чего-то не можешь и не хочешь. Поэзия, во всяком случае та, которую я люблю, равно как и философия старается «поймать» что-то такое, что не имеет названия (может быть, пока, может быть, до конца времен – мы этого не знаем). По-моему, не слишком интересно записывать в рифму или без рифм – не имеет значения – заранее готовое соображение, наблюдение или чувство. Интересно, когда что-то проясняется непосредственно во время работы над стихотворением. И в поэзии, и в философии мне нравится открытость, непредвзятость, доверие к «странным» мыслям и ощущениям. Любого толка «партийность» (будь то консервативная линия или, наоборот, авангардная) мне кажется недоразумением и заведомым сужением возможностей.

– Считают, что прозаику, чтобы писать хорошие книги, нужен жизненный опыт. А поэты – есть немало примеров – могут созревать рано и писать прямо-таки колдовские строки. Как вы объясняете этот феномен?

– На мой взгляд, жизненный опыт нужен всем. Разумеется, в поэзию – просто в силу специфики этого вида искусства (в частности, близости к музыке) – чаще проникает нечто «пророческое». Но я бы не стал говорить о раннем созревании поэта в отличие от прозаика. В действительности даже у знаменитых поэтов их лучшие стихи обычно пишутся не в самой ранней молодости. Исключения известны, но они, по-моему, только подтверждают обычный порядок вещей. И, кстати говоря, если мы имеем дело с такой ранней одаренностью, как правило, это не только поэтический, но и прозаический дар – вспомните Лермонтова.

– Бывали ли в вашем творчестве случаи, когда стихи мистически совпадали с реальностью?

– Разумеется, много раз. Это меня уже почти не удивляет.

– В русской поэзии важна рифма. Но есть мысль, что рифма может приводить к формализации, как бы отвлекая от смысла. Как бы вы определили ее роль?

– Рифма – абсолютно чудесная вещь. Никакому смыслу она мешать не может. А если кажется, что она мешает, значит, либо автор неумело ею пользуется, либо данное стихотворение должно быть написано верлибром или белым стихом. Конечно, за уже не такую короткую историю существования русского рифмованного стиха некоторые рифмы (равно как и некоторые ритмические ходы) поднадоели. Но зато наше читательское ухо научилось различать «слабые» рифмы. Вовсе не обязательно все рифмовать на «опорный согласный». Рифма как прием, безусловно, продолжает работать, но, пожалуй, сегодня использование этого приема требует от автора особой сосредоточенности и еще больше изобретательности, чувства меры и вкуса, чем раньше. Рифма – один из мощных элементов выстраивания стихотворного пространства. Соединяя слова, которые на первый взгляд не имеют друг к другу никакого отношения, рифма показывает, что слова в стихотворении существуют не только и не столько на плоскости бумажного листа, сколько в многомерном пространстве и в другом времени, не совпадающем со временем скольжения взгляда слева направо и сверху вниз по написанным строчкам. Не говоря уже о том, что именно рифма создает то самое поэтическое событие, в котором слова становятся персонажами-участниками.

– В русской поэтике XIX века пафос не являлся чем-то крамольным, в то время как сейчас стихотворцы более ироничны, рефлексивны. Как вы распределяете в поэзии эти добавки?

– Рефлексия, ирония – естественные следствия повзрослевшей поэзии и шире – культуры. Философ Александр Пятигорский определял специфику и главную направленность своей философии как «думание о думании». Мне кажется, я понимаю, о чем он говорит. По-моему, и современный поэт не может не чувствовать некую странность в самом занятии поэзией и соответственно не может пользоваться ею просто как средством и способом «красиво сказать о самом важном». А если принять во внимание то обстоятельство, что мы уже более 20 лет живем в такие времена, когда так называемого большого (то есть доминирующего) стиля, очевидно, не существует да и вообще не вполне понятно, что такое стихотворение и как именно оно может выглядеть, важность и ценность рефлексии только возрастает. Это вовсе не значит, что все хорошие стихи сегодня должны быть стихами о стихах, но память о том, что не ты первый на этом свете пишешь стихи, по-моему, должна как-то присутствовать у всякого вменяемого автора. Я бы сказал, что поэт сегодня потерял право (которого он, впрочем, никогда не имел, но какие-то иллюзии все-таки существовали) быть полуграмотным самородком.

– Вы ведете поэтический семинар. Наверняка у вас сложилась какая-то концепция преподавания.

– Ведущий поэтического семинара – странная роль. Более или менее понятно, что делать с начинающими художниками или музыкантами – тут есть определенные технические вещи, которым можно и нужно научить. Но с поэзией все обстоит иначе. Единственное, по-моему, что ты как ведущий можешь сделать, – это создать такую обстановку, в которой участники твоего семинара смогли бы развивать свой (глубоко личный) талант. Никаких общих правил тут нет. Есть твоя (ведущего) и предположительно других участников семинара любовь к поэзии и конкретным поэтам, которой можно делиться, читая друг другу стихи и по мере сил комментируя их. Есть твое (как более опытного) знание о штампах, которых хорошо было бы избегать – в юности это чувствуешь хуже, и совет опытного человека может здорово помочь. Наконец, есть интересные темы, связанные со стихописанием: про ту же рифму или иронию с рефлексией, или современность-несовременность в литературе, или про пейзаж и натюрморт в стихах, или про разные виды стихотворений: элегия, баллада, сонет. Ну и, конечно, молодым стихотворцам бывает очень полезно прочитать свои собственные стихи другим людям просто для того, чтобы отразиться от чужих ушей, услышать отклик. И полезно слышать стихи современников. Ну а когда пытаешься что-то сказать другому, ты вынужден вместо «мычания» (чем обычно является наша внутренняя речь) выдать нечто более вразумительное и осмысленное. А это всегда хорошо.