Но Америка не открывалась

Андрей Бычков на вручении премии «Нонконформизм-2014». Фото Павла Сарычева

Андрей Бычков – лауреат премии «Нонконформизм-2014». Теперь вот написал новый роман. Называется «На золотых дождях». На последней странице обложки о нем, о романе, сказано: «Самый дерзкий и провокационный роман десятилетия».

Ну, не знаю. Дерзкий? Возможно. Но ничего, я считаю, провокационного в нем нет. Хотя можно ведь и «Николая Николаевича» Юза Алешковского считать вещью дерзкой и провокационной. Хотя как по мне, так повесть Алешковского – тихая и добрая проза о любви.

Вот и Бычков. Пишет, может, и дерзко, отчасти, наверное, и провокационно, а на мой взгляд, перед нами все же тихая и добрая проза о любви.

Андрей Бычков сначала учился в нормальном вузе (физфак МГУ), и только потом занесло его в писатели и сценаристы. Потому его и читать не так противно. Любую современную прозу читать противно, но некоторых все же еще и интересно. Почему противно? Ясно – почему. Про жизнь пишут, а жизнь у нас сами знаете какая. Но если кто не учился в нормальных учебных заведениях, то он еще и излагает коряво и кудряво. Бычков излагает внятно. Весело, грубо и прямо. Насчет грубо, кстати, я не зря сказал. Цитировать его трудно. На первой странице обложки так и написано: «Содержит нецензурную брань». Другое дело, что в РФ, считается, цензуры нет, а значит, ничего «нецензурного» как бы и не бывает. К тому же у Бычкова и не брань. А лексика. Да, иногда грубая и матерная, но не брань. Но цитировать все равно сложно.

Однако вернемся к автору. Бычков – кандидат физико-математических наук, автор восьми книг прозы, изданных на Западе, фильм Валерия Рубинчика «Нанкинский пейзаж», снятый по его сценарию, получил три международные премии. Пьеса Бычкова «Репертуар» идет на Бродвее. Что до романа «На золотых дождях», его тоже можно и нужно экранизировать. Хотя прелесть прозы, конечно, пропадет, юмор и сарказм исчезнут. Вы ведь видели, наверное, неплохой французский фильм «Пена дней»? Все исчезло, все пропало, весь юмор, все обаяние прозы Бориса Виана канули неизвестно куда и зачем. Проклятый кинематограф, чертов социум.

Ласковая, как Москва-река. Фото автора

И все равно. Экранизировать можно и нужно. Просто перед тем еще неплохо бы и прочитать. Если в двух словах, то Бычков – что-то среднее между Прохановым и Сорокиным. Мощь и надрыв Проханова (только вместо любви к действующей власти у Бычкова просто любовь, нормальная и прекрасная физическая любовь, любовь мужчины к женщине), изящество и виртуозность Сорокина (только вместо абсурда и безумия – нормальная, повторюсь, и прекрасная физическая любовь, любовь мужчины к женщине). Политика тоже, конечно, есть, но исключительно фоном. Мы живем в то время, в которое живем, никуда от него не деться. Можно и не смотреть новости по телевизору, но в магазине, покупая дешевую водку по 185 руб., все равно же ведь скажут: президент пропал, ой, что теперь будет…  А на другой день (или через неделю) успокоят: нашелся.

Купишь ты дешевую водку по 185 руб., взгрустнешь (или, наоборот, повеселеешь) да и пойдешь себе тихо любить любимую. Или печалиться о ней. Или читать новый роман Бычкова и печалиться о коварстве любимой.

Чтобы не пересказывать сюжет, скажу так. Один из героев книги – Лобачевский.

«Вдруг что-то мягкое, теплое, влажное коснулось его лица.

«Вагина!»

Вальдемар задрожал, задергался на цепи и немо и дико закричал где-то глубоко внутри себя. Как собор души и сердца, закричал он от ужаса и восторга. И наконец разлепил веки окончательно.

Но то была не вагина.

Перед ним сияло лицо Лобачевского. Губы Николая Ивановича сияли…»

Остальные персонажи не менее колоритны.

«Глядя в тарелку с супом, Федя пришел к странному выводу, что смерть в каком-то смысле действительно похожа на скорость света. Никто никогда не сможет ее перегнать. Той же ночью под одеялом он ввел себе в анус светящуюся неоновую лампу и получил дар ясновидения».

Или вот:

«Нюра приходилась Распеваю Распевайловичу Распевайло падчерицей. Когда-то он ударил ее по голове поленом, и с тех пор у нее открылся странный дар, она перестала слышать и говорить и, конечно же, смотреть телевизор. Испытывая чувство вины, Распевай стал запирать девочку в сарай, дабы избежать укоризны от своего бога. По вечерам он приносил ей в сарай молоко и лимоны, а также кормил с руки хлебными крошками. А чтобы она не убежала, пристегивал ее на ночь на собачий ошейник».

Или еще:

«У депутата с генералом Мордулина была жена, ласковая, как Москва-река, тихая, как Яуза, и по вечерам она ждала любви».

Депутат с генералом, надо же так сказать. А ведь все верно. У нас уж если депутат, то наверняка еще и генерал. Или, наоборот, если генерал, так и в депутаты стремится. Политика, туды ее в качель.

А вообще, конечно, по стилю и манере письма перед нами не Проханов с Сорокиным, а скорее Платонов с Мамлеевым. О духовном своем родстве с Платоновым Бычков, может, и не догадывается, а в близости с прозой Юрия Мамлеева уверен и не сомневается. На первой странице обложки даже эпиграф из Юрия Витальевича: «Человек – вертикаль, направленная вверх до бесконечности и вниз до бесконечности». Все верно, а про героев и персонажей Андрея Бычкова – в особенности.

Я не упомянул еще одного ведущего современного прозаика – Пелевина. Вот если бы Пелевин писал с удовольствием, а не через силу (я не знаю, разумеется, как именно пишет Пелевин, но впечатление складывается, что именно через силу, из-под палки), то получился бы Бычков.

Герои книжки Бычкова, конечно, не только люди (пусть и немного странные, как тот же Распевай Распевайлович, который ударил Нюру поленом, ну вот зачем он ее ударил? Сам же наверняка не знает), но и страны, и континенты и пр.

«Тут вдруг с двух сторон к Вальдемару подкатили Джомолунгма и Индостан и, достав из штанов своих перископы, попытались открыть ему Америку. Но Америка не открывалась. Люк ее был задраен наглухо. Нет ничего странного в том, что Америка оказалась на дне Луны. Потому что Луна – это часть Тихого океана…»

Да уж кто бы сомневался. И впрямь – ничего странного. В мире прозы Бычкова подобное совершенно в порядке вещей.

«Из-за двери появилось яичное лицо. А за ним и фигура, укрытая в длинный, до пола, целлофановый черный пакет. Изо рта торчала белая пластмассовая трубка. В руках был темно-синий пузырек.

– Федя?!

От неожиданности мальчик пукнул. Это действительно был мордулинский сын.

– Папа… ты… ты не спишь?

– Боже, как напугал-то. Чо у тебя в руках?

– Не… не… не…

Мордулин всмотрелся, втянулся, отпрянул:

– Нефть?!»

Нефть, что же еще. Русская проза, впрочем, уверен, дороже и нужнее нефти.

В общем и целом у меня все.

Читайте сами. Смешно, а мата, поверьте, не так уж и много, и все слова на месте.