Застольная беседа

У литературных пародистов имеется на вооружении прием, который можно назвать «Классик и современники». Когда в качестве отправной точки берется до боли знакомый фрагмент и дальше сатирик показывает, как те же самые строки написал бы современный автор.

Я остановился на отрывке из «Собачьего сердца». Помните, сцену за обедом, когда профессор спросил, что Шариков читает?

«– Эту… как ее… переписку Энгельса с этим… как его – дьявола – с Каутским.

Борменталь остановил на полдороге вилку с куском белого мяса, а Филипп Филиппович расплескал вино. Шариков в это время изловчился и проглотил водку.

Филипп Филиппович локти положил на стол, вгляделся в Шарикова и спросил:

– Позвольте узнать, что вы можете сказать по поводу прочитанного?

Шариков пожал плечами:

– Да не согласен я.

– С кем? С Энгельсом или с Каутским?

– С обоими, – ответил Шариков».

И вот как ту же сценку написали бы некоторые современные прозаики.

Евгений Водолазкин 

Демократический pafos

Наступило время обеда. В демократическом биргартене Metropol сейчас никого, совсем никого. Только профессор Преображенский да его правая рука Bormental. И между ними демократически затесался Шариков. Казалось, в руках у него ничего нет. На самом деле он, как обычно, держал книгу.

Заметив на корешке фрагмент неброской надписи «Фридрих Энгель…», Ivan Арнольдович смекнул, какова полная фамилия автора. Профессор же не догадался, спросил с пафосом:

– Что это вы читаете, Шариков?

– Эту… как ее… переписку Энгельса с этим… как его – дьявола – с Антидюрингом.

При этих словах Bormental едва не подавился куском белого мяса, а старик едва не захлебнулся красным вином. У Шарикова в руках почти незаметно появилась rumka. Воспользовавшись замешательством собутыльников, он с демократической непринужденностью опустошил ее.

В этот миг его к месту пригвоздил vopros из уст профессора:

– Что вы думаете по поводу прочитанного?

Шариков вдумчиво закурил и с пафосом признал, что согласен.

– С кем? – пристал с ножом к gorlu старик. – С Энгельсом или с Антидюрингом?

– С обеими.

Лицо профессора исказила добрая гримаса. «Вот вам и всеобщая грамотность!» – с излишним пафосом подумал on.

Саша Соколов 

Между молодым и ущербным

Зашли они в недра одной тошниловки, и лег промеж них в аккурат столик, уселися вкруг него втроем, разрешите рекомендовать: один – молодой, второй – и тудой и сюдой, третий – в чесучевой паре, на ущербе. Велели самовар принесть, вечеряют, беседуют, приняли, друг дружку подкалывают. Тута вдруг случаем выясняется, что меньшой обучен грамоте и редкую неделю не посещает библиотеку. Ущербный возьми да и спроси его: «А позвольте-ка полюбопытствовать, милостивый государь, что вы сейчас читать изволите?» – «Переписку Энгельса и Каутского», – выдает тот ответ на запрос. Те двое усекли, что меньшой выдрючивается, малость охолунули, щавеля пожевали, хрену дикого корешок, книгочей тем временем плеснул себе чистяку, рукавом занюхал. А дряхлый стручок все не унимается: «Не корите за любопытство, как вы относитесь к написанному?» В ответ получает: «Пара эта хитра, поразительно охмуряет, только несогласный я». – «С кем, ежели не секрет? – Живодер ущербный продолжил плешь проедать. – С Энгельсом али с Каутским?» – «С обоими», – победительно возвещает меньшой. Названный ответ сильнейшим образом магнетизирует оппонентов, и их смятение длится аж до нынешних дней. Такая вот ситуёвина.

Виктория Токарева

И нашим, и вашим

Мы сидим в пресс-баре престижного кинофестиваля. Сюда нас пригласил мой знакомый режиссер. Точнее говоря, пригласил он меня. Но этот замшелый пень Преображенский и его пришей-пристегни Борменталь увязались за мной. Они на халяву куда угодно попрутся. А делают вид, что боятся оставлять меня без присмотра. Чтобы я что-нибудь не учудил.

Режиссер, похоже, намерен сделать из меня кинозвезду. Не удивлюсь, если он сейчас притаился где-нибудь рядом со своей скрытой камерой. Чтобы задобрить меня, выпивки приготовлено навалом. Закусок тоже. Со стороны мы напоминаем хоккейное звено.

Моя трагедия заключается в том, что профессор любит терзать меня вопросами. Хлебом его не корми, а дай возможность от нечего делать чего-нибудь спросить.

Вот и сейчас:

– Шар, – он обращался ко мне по прозвищу, – что вы сейчас читаете?

– Переписку Энгельса и Каутского, – ответил я.

При этих словах жизнерадостный рахит Борменталь едва не подавился пельменем, а профессор поперхнулся штруделем с развесистой клюквой. Тем временем я достал из кармана своего стерильного ватника чистую рюмку, налил в нее водки и выпил.

– Ну и каково ваше впечатление от прочитанного? – придя в себя, продолжил интервью Преображенский.

– Не согласен я.

– С кем?

– С обоими.

«Дурень, – отметил профессор в глубине души. – Прямо как я».