Разные мелкие переулки, старые московские дворы и дома… Фото Евгения Лесина
Боюсь, что вы не найдете эту книгу, изданную тиражом 500 экземпляров, но вдруг вам удастся ее скачать. В любом случае хочу, чтобы вы знали, что живет на свете книга Ирины Поволоцкой «Пациент и гомеопат». Именно живет: дышит, волнуется, хочет поделиться. И поделиться есть чем. Было бы с кем. Все меньше остается коренных москвичей, для которых Арбат, Замоскворечье, Лефортово, разные мелкие переулки, старые московские дворы и дома – не просто место действия, а действующие лица, которые то плачут ранней непрочной слякотной весной, то сияют под лучами. Все меньше остается людей, которые были взрослыми в 40-е, 50-е годы прошлого века.
А герои книги – раритетные экземпляры. Все эти Женя, Леля, Викуся, Орест – люди рефлексирующие, живые (тоже не столь уж частое качество), с близкими и понятными ценностями. Мне эти люди родные, и ценности их родные, и фон, на котором все происходит, родной. Я употребляю какие-то позитивные слова, а ведь книга о временах катастрофичных и беспощадных, когда в мясорубку попадал каждый второй. Книга вместила все – и жизнь, и смерть, и любовь, и мирный домашний уклад, который существовал, несмотря на всю катастрофичность времени.. И даже, как ни странно, иногда способен был пересилить все другое. Потому, наверное, идет такое тепло от населивших эту повесть людей, от домов и улиц, и коммуналок.
Ирина Поволоцкая.
Пациент и гомеопат: Совецкая повесть. – М.: Б.С.Г. – Пресс, 2014. – 192 с. |
А вообще-то Ирина Поволоцкая пишет легким беглым штрихом. Она великолепный рисовальщик. Примеры могу приводить километрами, но вынуждена ограничиться небольшим абзацем:
«Рядом с нею он будто вовлекался в эти девичьи хлопоты: поправить прядь, провести рукой по лбу, тронуть губы пальцем, и снова прядь со лба, и вдруг в сумочку – достала платок носовой, повертела, положила обратно, потом вынула конфетку: «Хотите? Театральная!» Видите, какая стремительность. Как время, как жизнь одного из героев, которая обрывается в конце книги. Сердце. Впрочем, неровный стук больного сердца – звуковая дорожка всей повести. Главный герой – сердечник и лечится гомеопатией. Причудливыми названиями гомеопатических шариков (спигелия, игнация, опий) пересыпана вся книга. И то ли оттого, что герои лечатся с помощью таких маленьких, увертливых шариков, то ли потому, что часто упоминаются болезни, но, перелистывая страницы, так и чувствуешь невыносимую хрупкость бытия.
Повесть маленькая. В ней 190 страниц. Иногда кажется, что это некий поток сознания. Может быть, оттого, что некоторые абзацы начинаются с многоточия, а кончаются загадочными фразами типа «Фикус вечно зеленел». Вообще повесть написана в основном короткими предложениями, но порядок слов в них свой, особый, ни на кого не похожий, иногда напоминающий некое волшебное косноязычие: «…да, в Москве. На Сивцевом. В квартире доходного дома, знакомой московским пациентам, где игольчатые ряды кактусов на подоконниках высоких окон и огненные цветы в декабре».
И обязательно надо сказать про оформление книги: небольшой формат, коричневая обложка, на которой все, что писали в те времена на истории болезни: ФИО, Министерство здравоохранения СССР, клинический диагноз.
Клинический диагноз один – жизнь. Жизнь в России.
Искусствоведы говорят про изначально существующую рамку картины «родная». Вот и эта обложка книге «родная». Кажется, что повесть так и родилась в этой обложке. Посмотрела на имя художника и автора макета – Марина Миллер. Говорю о ней совсем не потому, что она моя однофамилица. Надеюсь, вы мне верите.