Протестное чтение

Ольга Лукас похожа на своих персонажей. Фото Натальи Поваляевой

Ольга Лукас моделирует увлекательную - веселую и ироничную, а порой гротескную и абсурдную - реальность. Кстати, саму писательницу с ее любовью к театральным перевоплощениям несложно представить персонажем ее книг. Однако ее произведения привлекают не только элементами игры. В них часто находишь остроумное и брутальное переосмысление традиционных сюжетов и мифологем, а также умную сатиру в костюме увлекательного сюжета. О ее героях и книгах с Ольгой ЛУКАС побеседовала Елена СЕМЕНОВА.

– Лукас, я никогда не спрашивала тебя про твоих родителей. Они гуманитарии? Кто, как ты считаешь, привил тебе интерес к литературе?

– Мои родители – инженеры, они сами удивляются, как это у них получилось такое вот. То есть они мною, безусловно, гордятся – но все-таки удивляются. Изначально, кажется, у них были на меня иные планы, но они давно смирились. А интерес к литературе мне привил книжный шкаф, который стоял в моей комнате. Это был общий, семейный шкаф, и в нем стояли взрослые и детские книги. И я читала и то, и другое. Вообще удобно, когда ты сидишь в своей комнате, уроки делать не хочешь или там просто ненавидишь всех людей за то, что тебя не позвали играть в прятки на гаражах. Просто так сидеть в комнате скучно, а тут – раз, и шкаф с книгами, и читай себе на здоровье. Почему-то в моем детстве считалось, что читать для развлечения надо после того, как сделал дело. Это вдохновляло на протестное чтение. А я – вот вам всем! Читать буду! Поняли? Ха-ха-ха!

– Расскажи историю появления твоего псевдонима? Почему, кстати, как ты думаешь, он – мужского рода?

– Изначально Лукас из сборника Хулио Кортасара «Некто Лукас», конечно, мужчина. Но в русском языке «Некто Лукас» звучит уже так очень усредненно. Некто – а кто? Он? Она? А фиг знает. Псевдоним был нужен для того, чтобы у читателей не было никаких ожиданий, связанных с половой принадлежностью автора. Девочек как-то было принято гнобить и не воспринимать всерьез. Хотя она, эта половая принадлежность, в моих первых рассказах была видна с первых строк, ну, что уж тут. Псевдоним был выбран, если честно, методом тыка – открыла оглавление книги (из того самого шкафа, что стоял в моей комнате), получила «Некто Лукас». Книгу я в тот момент как раз читала, но до «Лукаса» еще не дошла, он был в самом конце. Но все же решила, что Хулио Кортасар плохого-то писать не станет, значит, надо брать. И подписала что-то такое очень такое. Восемнадцатилетнее о важном. Не помню, как получилось объединить паспортное имя и псевдоним – кажется, благодаря «НГ». Нужно было подписать сказку в «Детском уголке», а «Некто Лукаса» редакция не принимала. И тогда мы сделали то, что сделали. Мне было все равно, как подписываться – просто хотелось уже увидеть свою «прозу» напечатанной не в самиздате и не в Интернете, а прямо в серьезной газете с большим тиражом. Мне вообще долгое время был важен сам факт публикации: так, например, мой самый первый текст в подростковой газете вообще был подписан многозначительной буквой «R», которая вообще-то, по моим представлениям, должна была быть набрана рунами и означать первую букву имени толкиеновского персонажа, с которым я себя в тот момент отождествляла.

Не ожидала я, что когда-нибудь у меня будут выходить книги и что я буду подписывать их псевдонимом. А то бы я придумала что-нибудь попроще, чем Лукас. А то всякий раз приходится прямо оправдываться перед интервьюерами.

– Кто из писателей подействовал на тебя в плане формирования стиля? Какие любимые герои у тебя были в детстве? Мне почему-то кажется, что ты была похожа на Пеппи Длинныйчулок.

– В детстве я была похожа на Томми и Аннику из «Пеппи» – очень была примерной девочкой, которая хотела дружить с харизматичными хулиганами типа Пеппи. Что касается влияния – то его было выше крыши. Если честно, я очень долго не могла избавиться от дурной привычки «попробовать так же». Скажем, прочитала что-то ого-го какое прекрасное – допустим, «Орландо» Вирджинии Вульф. И давай пробовать так же. Так же не получилось, но какие-то приемы я все же перенимала. Сейчас уже научилась таскать приемы прямо из живого чужого текста. Это вообще очень странная – не скажу, что неприятная – опция. Когда читаешь книгу и любуешься тем, как она сделана, отвлекаясь часто от сюжета. Что-то из серии «Ваш череп украсит любую анатомическую коллекцию», как сказал Шерлоку Холмсу доктор в исполнении Евгения Стеблова.

– Мне кажется, что все твои книги ужасно кинематографичны, начиная с «Золушек на грани», на которые можно было бы снять анимационный фильм, и заканчивая «Тринадцатой редакцией» и «Эликсиром князя Собакина». Были ли какие-то предложения на этот счет?

– Предложения были, но предложениями они и остались. Мне вот кажется, что в первую очередь надо снять мультфильм про кораблик Адмиралтейства и крейсер «Аврора» по рассказу «Мультики» из последнего «Поребрика». Читатели считают, что крейсер должен озвучивать Михаил Боярский в духе «три тысячи бом-брамселей!». Вообще-то у меня есть много идей, которые можно было бы воплотить, но я стесняюсь обращаться с ними к продюсерам кинокомпаний. Вдруг они скажут мне:  «Девочка, ты почему без спросу вылезла из песочницы и пришла к большим дядям?»

– Как придуман увлекательный сюжет «Эликсира князя Собакина»? Есть ли у героев прототипы?

– Была придумана четверка добрых фриков, разыскивающая некий артефакт. И противостоящая им «ватага», которая стремится его заполучить для дурных дел. Артефактом должны были стать неразменный рубль, перо Гоголя (в смысле орудие труда), Петровский штоф и так далее. Если поднять нашу переписку с соавтором, можно много смешного найти. Мы вообще очень неэкономно тратили силы и идеи, многое улетело на ветер. Потому что соавторство – это тяжелый труд, хуже, чем работа на заказ к дедлайну «еще вчера». Прототипов у героев нет. А вот история про выступления возле Медного всадника основана на реальных событиях. Нам с соавтором, к сожалению, не удалось одеться Петром и Екатериной, хотя воображаю, как бы мы смотрелись – в очках и напудренных париках, но подлинные мастера жанра поделились с нами наблюдениями за окружающей природой и туристами.

– Ты родилась в Ленинграде – городе, в котором в отличие от Москвы была сильнее развита рок-субкульту. Как ты это ощущала в юности, повлияло ли это на тебя и твои книги?

– Когда ты живешь в своей юности, ты ощущаешь все вместе, одновременно и целиком. Отделить рок-субкультуру от влияния друзей, от домов-улиц-проспектов, от книг из уже неоднократно упоминавшегося шкафа – очень сложно. Мне практически не по силам. И потом, волшебный ящик под названием «магнитофон» стирает границы между городами. Слушай себе что хочешь. Мне вот группа «Браво» одно время очень нравилась, а она вполне себе даже московская. Вообще в юности я не задумывалась, кто у нас тут и откуда. Все музыканты были по определению не из этого мира – обычного и в чем-то скучного. И Beatles, и БГ – они жили на магнитофонной пленке и в воображаемом «прекрасном далеко».

Когда я училась в школе, существовало смешное разделение на поклонников «рока» и «попсы», без агрессии, просто «рокеры» считали себя интеллектуальной элитой, и я поспешила примкнуть к их рядам. Кем считали себя представители лагеря «попса»? Думаю, нормальными людьми, которые одеваются красиво, красятся по учебнику макияжа, а не под Роберта Смита из The Cure, например.

– Какой бы вопрос по поводу твоего творчества ты хотела бы задать себе и как бы ты на него ответила?

– Почему к вечеру, когда я нахожу время на себя и свои тексты, у меня нет уже сил ни на что, даже на тупение в уютненьком ЖЖ? Вот такой вопрос я задаю себе почти каждый день после того, как стала мамой.

– Традиционный вопрос: что у тебя сейчас в работе? Какую книгу мы сможем прочитать в ближайшее время?

– В ближайшее время, то есть где-то в ноябре, выйдет книга «Играя Грибоедова. Корпоративный роман». Это история столкновения офисной и театральной реальности, взаимного непонимания, а потом, как водится, мира и дружбы на благо всех участников истории. Роман, кстати, лишен фантастических допущений и очень киногеничен. Обращаю на это внимание взрослых дяденек-кинопродюсеров.