Юбилейная проза

Первая мировая без героя. Фото Джорджа Х. Меюза. 1917

История литературы о Первой мировой под стать истории самой войны – смутная и малорезультативная. Но и политически, и идеологически громкие поводы к созданию военных произведений, идеи социально значимых текстов на злобу дня, как правило, неэффективны. В год столетия Отечественной войны 1812 года всего-то и создано, что широкоформатное кино «Уланская баллада», фильм исторически путаный, до карикатурности лубочный, за который уже очень скоро стыдно будет. Единственным заметным русским романом, созданным в юбилейном 2014 году о Первой мировой, вполне может оказаться обещающая продолжение книга Евгения Анташкевича «Хроника одного полка». Ее первая часть озаглавлена «В седле». Вторая, повествующая о позиционной войне, – над ней автор работает сейчас, – будет названа «В окопах», ее выход планируется на следующий год.

«В вагонах и на площадках были открыты окна и двери… На полках и полу лежали отравленные германским удушливым газом вперемежку с ранеными. Те, кто еще не умер, блевали, и от разливавшейся по вагонам слизи исходил газ. Санитары, сестры милосердия, смывали… и сами травились. Марлей, полотенцами и всем, чем было, люди повязывали головы и закрывали рты, но газ источался от тел, от одежды и отравлял. В Гродно санитарный поезд мыли, перемешанная с водой масса выливалась на землю между путями и продолжала отравлять. И несколько человек из персонала умерли…» О знаменитой газовой атаке на крепость Осовец Анашкевич пишет без намека на героизацию. Жесткий реалистичный текст словно намеренно дистанцирует «Хронику…» от идеологических посылов. Это, впрочем, никак не означает, что автор впадает в принципиальную диссидентщину.

Евгений Анташкевич. Хроника одного полка. 1915. – М.: Центрполиграф, 2014. – 528 с.

На фронтисписе книги помещен Высочайший манифест о вступлении России в войну – автор понимает, что без отражения роли государства в такой теме не обойтись. Речь в книге идет об офицерах и солдатах 22-го Воскресенского драгунского полка. На одной из встреч с читателями Евгений Анташкевич пояснил: в русской императорской армии был 21 номерной кавалерийский полк с обозначением города формирования, стало быть, осведомленные читатели поймут, что воинская часть вымышленная. А драгуны – потому, что автору было необходимо с достоверностью перемещать героев то на один, то на другой участок обширного фронта. В центре повествования сплоченный военный коллектив, однако он состоит из конкретных героев, линии многих из которых автор рисует с подробностями.

Вахмистр Жамин вовсе не хрестоматийный герой и не унтер-сатрап из «Солдатских сказок» Саши Черного. Его не любят в полку – вахмистр кулаками вколачивает в солдат дисциплину и военные приемы. Офицеры понимают: пополнение – уже не те тщательно отобранные в кавалерию солдаты, что призывались до войны. После боев, в которых полк понес особенно серьезные потери, Жамину поручают учебную команду, два эскадрона, полностью укомплектованных новобранцами. И потерь в этой команде значительно меньше, чем могло бы быть, – трагическое противоречие заключено в том, что ненавистные солдатам зуботычины идут им на пользу. Жамина отправляют в юнкерское училище, и там он, хоть и богат, терпит выражения презрения от «благородных» юнкеров – он осмотрителен, карьеры своей не разрушит, потеряв самообладание… Офицеры училища понимают, что если вернут Жамина в полк, он со своими привычками да еще погонами офицера в первой же атаке получит пулю в спину. И находят решение – направить в специальный, по сути, заградительный отряд, формирующийся из-за участившихся случаев дезертирства. Сюжетные линии героев разворачиваются, сплетаясь воедино. И корнет Введенский, офицер «слабодушный», с нехорошей репутацией, переведен в тыл, он везет в крепость Осовец новые вошебойки, а потом героически вытаскивает отравленных и отравляется сам. И еврейская девица Малка, которая всегда не прочь пожить с симпатичным офицером, становится сестрой милосердия… Война в этом романе не иллюстрирует сюжет батальными сценами, а устанавливает его смысл, диктует законы и детали.

Автора волнуют и социальные последствия войны. Офицер, решивший использовать в бою новинку – ружье с оптической трубкой, вместе с денщиком едет за ним в Москву. В районе Мясницкой, где находился оружейный магазин, бушует немецкий погром. «Клешня расталкивал конем и криком проснувшихся после вчерашнего бунта… пара камней ударила по чемоданам… Вяземский выхватил револьвер и выстрелил в воздух. «Не трать патрон, вашбродь!» – прокричал Клешня. Аркадий Иванович глянул на коня, конь стоял зажмурившись… Толпа ахнула, и возопил тонкий бабий голос: «Бей германца, оне переодетыя!» Но Клешня успел подтолкнуть Вяземского к коляске, просипел: «Держи покупку!» Сам взлетел на козлы, и конь рванул на толпу. Толпа раздалась. Аркадий Иванович устоял на ногах, потянул из ножен шашку, и толпа раздалась еще…» Повествование развивается медленно и плавно, и все чаще тон его из лихого настроения офицерского военного быта переходит в ощущение тревоги, неосознанного предчувствия катастрофы.

Евгений Анташкевич поддержки со стороны государства не просил. Потомственный военный, ветеран спецслужб, дальневосточник, он создает серию романов, повинуясь, как сам говорит, необходимости внести вклад в создание реалистичного образа российского офицерства. А уж Первая мировая – повод к исправлению ошибок этого образа таков, что лучше не придумаешь. Социально значимые жесты в такой тонкой области художества, как литература, рождаются все же не при дележке государственных денег, а от внутреннего писательского мотива.