Мементо мори, чуваки

Преподаватель Литературного института, мастер семинара прозы, литературный критик, издатель, главный редактор студенческого альманаха «Тверской бульвар, 25» Сан Саныч Михайлов опубликовал свою «Жизнь без свойств». То есть опубликовал-то он книгу, а описал в ней свою жизнь. Описал в дневниках: первая часть (с 2003 по 2005) – это уже знакомый многим «Папенькин сынок. Интимные хроники», вторая (с 2005 по 2013) – «Недолюбовь».

Автор долго размышлял над целесообразностью публикации личных записей. Идею эту ему вообще подсказали, сам-то он и не собирался, наблюдал за собой, вел собственную летопись, а тут вдруг – «Почему б не опубликовать?». Вроде бы и заманчиво, а вроде и страшно: «Нужна ли мне такая публикация вообще? Ведь если выйдет книжка, то в моих же интересах, чтобы ее многие из знакомых НЕ прочитали».

Книгу открывает период после смерти отца, видного литературного деятеля. Его сын, герой дневниковых записей, остается за старшего в жизни своей матери, своих детей и своей собственной. По ходу повествования его обуревают такие знакомые переживания и всплески презрения к ритуальным и постритуальным процессам, инстанционным теткам и номенклатурщикам, всепоглощающая мизантропия и наивный восторг по мелочам, трогательные замечашки и подглядашки за родственниками и самим собой, знакомый и понятный гнев, отравляющий последующим раскаянием за него же, бытовой юмор и самоирония. Но действительно увлекательной и привлекательной своей иронией и самостебом становится вторая часть дневников – «Недолюбовь». Кроме знакомых уже с первой части бытовых и рабочих моментов здесь появляется юмор, ершистый такой, задорный, отчего тоскливость и самооплакиваемая молодость и прошлое уже не так безнадежны, как в «Папенькином сынке».

Становится меньше интимностей, они уже не так навязчивы, больше страхов старости и тоски по молодости, событиям и людям из прошлого, которые болеют, уходят… Тем удивительнее, что, если в первой части главной трагедией была смерть отца, то во второй – трагедий не счесть, но при этом литературное послевкусие от нее, от «Недолюбви», светлее, слаще, что ли. 

Вот, к примеру, тема старости – одна из основных, автор ее боится, презирает: «…как она ужасна и как я ее боюсь. Я боюсь быть старым и больным. Я ненавижу ходить к врачам. Я боюсь полного отсутствия людей вокруг, что в конце концов неизбежно случится…». Или авторские наблюдения за ровесниками-пенсионерами, да-да, во второй части дневников автор таки стал пенсионером, получил заветную карточку соцобеспечения: «Едучи в метро, анализировал внешний облик своих сверстников. Они часто попадаются в вагоне. И глядя на них, я сразу же узнаю «брата Колю». Серая щетина на щеках (модно), усталый скептически-брезгливый взгляд пока еще трезвого любителя выпить, в одежде обязательно есть рудименты стиля рокабилли – ковбойские сапоги или джинсовая куртка, бандана (при лысой голове) – удлиненная прическа (иногда понитейл). И общая какая-то потрепанность даже при довольно щегольском прикиде. Все проходит. Мементо мори, чуваки!»

В такие моменты в книге проглядывает настоящий АА, он такой в жизни. В его речи, неформальной, когда он общается со студентами «за жизнь», а не по учебным делам. С серьезным лицом он говорит какие-то печальные истины, добавляет «стебного перца» и смеется вместе со всеми. Юмор появляется и в описываемых событиях. Хотя с довольно мрачным подтекстом, с каким-то постоянным поиском знаков судьбы, предупреждениями и намеками. Но даже это подается с улыбкой, пусть и в мрачных тонах. Читать это приятнее, чем мистифицированное причитание о сакральных приметах в каждой ерунде, случающейся повсеместно: «Я остановился на минуту, думая, как лучше мне пройти к Александровскому саду, и тут получил удар по макушке, прямо туда, где у меня намечается лысинка. Я поднял вверх глаза и увидел каркающую надо мной гарпию, которая явно намеревалась закрепить свой успех – клюнуть еще раз. Я сорвал с плеча рюкзак и попытался отмахнуться от пикирующей твари. Она, громко каркая, взлетела вверх. Залаяли дремавшие на солнышке бездомные собаки. Я приложил к своей драгоценной макушке руку и увидел на ладони кровь. Ранка саднила. Стоявший неподалеку мент лыбился…».

А вот как автор вспоминает момент из детства, когда его, изнеженного домашним уютом и вниманием, вдруг сослали в пионерлагерь, где он заболел и впервые ощутил свою тотальную и бесконечную ненужность: «…высокая температура и удушливый запах горшка, стоящего у кровати, сделали меня навсегда больным и всеми покинутым ребенком. А еще – подлые издевательства двух Борек, Белова и Иоффе, которые поджидали меня в нашей спальной палате, когда я, ослабленный, вернулся после болезни. За тот месяц, что я болел, эти два гада успели окончательно спеться и с наслаждением продолжили меня травить. Мог ли я не стать после этого литературным критиком?»

Душевный эксгибиционизм и вуайеристическое любопытство – те силы, что вечно заставляют одних писать себя и о себе, а других – с жадностью внимать. Дневниковая проза, на мой взгляд, некая своеобразная и характерная для людей определенного склада черта. Делать ее, создавать, читать, восхищаться – это определенное свойство и способность, хотя автор зовет свое произведение «Жизнью без свойств»: «Смысл в том, что вот раньше была эпоха моего отца! Это была действительно Эпоха! А теперь все по-другому, все без свойств (тихая жизнь, студенты, Спартак-ЦСКА…), и я человек без свойств, смотрю через лупу себе под ноги – это основной каркас книги, и его надо четко выстраивать, убирать лишнее…».

Насколько автору удалось четко выстроить каркас и убрать лишнее, каждый читатель решит для себя сам. Мне было интересно вспоминать собственные события жизни в прошедшие годы, интересно угадывать собственные терзания на ровном месте. Возможно, мой угол зрения за несколько лет сместился и я стала по-другому оценивать дневниковые записи, возможно, «Недолюбовь» – стройнее, ироничнее, литературнее. А может быть, просто ближе и современнее, оттого и занятнее было по ходу чтения вспоминать события своей жизни, время поступления и обучения в Лите. А до этого – 2006 год с зимой и непривычно лютыми морозами. В ту пору я в семь утра выходила на мороз и на трех видах транспорта добиралась до расположенного в 20 минутах езды на машине автосалона. Зарабатывала свои стабильные 500 долл. в красивом месте – среди красивых машин, богатых людей и мечтала, как стану такой же, как они, богачкой.

Эта книжка – уникальный опыт и возможность заглянуть за портьеру личности нашего современника, нашего учителя, знакомого, друга.