Сумма идеологий

Вопрос, существует ли прогресс, риторический. Почти как другой вопрос: есть ли жизнь на Марсе? Можно верить в зеленых человечков, а можно верить в то, что культура облагораживает. Можно спокойно отрицать гуманоидов, мирно живущих на Красной планете, а можно с пеной у рта доказывать, что в случае серьезных социальных потрясений любая культура с духовностью отпадут как ненужная шелуха.

Вот идеология точно существует.

По сути, вера в прогресс или зеленых человечков – та же идеология. Она мотивирует различные формы социальной деятельности. Так, подмена идеологическими стереотипами сатиры если и не формировала, то активно подпитывала агрессивный тренд отечественной политики на Дальнем Востоке. Заплатили, впрочем, за эту бесплатную подпитку сторицей: кровью солдат и моряков, тяжелым военным и политическим поражением...

Возведение в ранг идеологии архаического комплекса «свой–чужой» (перенятого из животного мира) разрушило уникальный диалог культур, происходивший в Берлине 20-х – начала 30-х годов. А затем, когда идеология стала осуществляться на практике, он обернулся трагедией Холокоста...

И этот процесс был связан не только с национал-социализмом, но и негативным восприятием изгнанников со стороны разных страт и этносов, живших в Германии.

Отдельный сложный вопрос касается отношения идеологии и творчества. Насколько последнее может быть партийным? Способно ли произведение, созданное с ориентацией на политическую доктрину, стать частью элитарного, высокого искусства? Как там говорил Михаил Шолохов в своей речи на Втором съезде писателей в 1954 году: «О нас, советских писателях, злобствующие враги за рубежом говорят, будто бы пишем мы по указке партии. Дело обстоит несколько иначе: каждый из нас пишет по указке своего сердца, а сердца наши принадлежат партии и родному народу, которым мы служим своим искусством». Или был прав философ Мишель Фуко, всегда оставлявший свои политические предпочтения (зачастую весьма радикальные) за порогом рабочего кабинета.

И вдогонку еще пара вопросов: правомочно ли оценивать произведение в контексте идеологии, чуждой автору? Того же Шолохова некоторые не в меру ретивые эмигранты воспринимали чуть ли не как контрреволюционера. Дескать, описывая бабий бунт в «Поднятой целине», писатель разделял его идеологию. Подобные выводы относили и к извечному оппоненту автора «Судьбы человека» Александру Солженицыну. Творческий подъем, который испытывает Иван Денисович, когда кладет стену строящейся ТЭЦ, не есть ли описание настоящего, подлинного социалистического реализма?

И вообще, возможно ли чистое искусство, о котором так мечтал Гюстав Флобер, что, однако, не мешало ему писать (и при том замечательно!) на острые социальные темы. Все-таки писатель живет не в ящике с песком для штабных учений и не все в той же Флоберовой башне из слоновой кости. Политические, общественные процессы так или иначе влияют на любого человека.

Вопросы есть. А ответов на них нет. Может быть, это красноречивее всего и говорит в пользу живучести идеологий. Когда-то в обществе господствовала «Сумма теологии» Фомы Аквинского. Теперь можно говорить о сумме идеологий – привет мультикультурному постмодернизму. Но по крайней мере это ответ на другой вопрос: существует ли прогресс?