Обстановочка

Обстановочка. И неизвестно – когда было лучше, сейчас или тогда.
Фото Евгения Лесина

Куплено или приобретено – вот в чем вопрос. Подумайте хорошенько, прежде чем ответить на этот вопросик, – есть здесь какая-то разница? Да вроде бы одно и то же, а по-научному эти слова называются синонимами. Оказывается, ничего наука не смыслит в практической российской действительности. Приобретенное – это присвоенное, а купленное – это уж когда за свои кровные. Вот такая философия у начальника товарной станции из рассказа Владимира Азова «Обстановочка». И не феномен он какой-то, а обычный россиянин, каких тысячи.

Говорят, история на каких-то своих витках повторяется. Только вот воровство в России не подчиняется никаким историческим параллелям и сравнениям. Мы слишком самобытная страна. И никакие катаклизмы и социальные переустройства – ни феодализм, ни самодержавие, ни социализм, ни суверенный капитализм – не в состоянии победить этот наш национальный бренд. Кстати, сегодня слова «вор», а тем более «вор в законе», произносятся с придыханием и уважением, потому что это люди, которые умеют жить.

Малоизвестный факт из жизни сатириконца Владимира Азова: он два года вел рубрику фельетонов в известнейшей и популярнейшей в России газете «Русское слово», пока в 1908 году его не сменила Тэффи, остававшаяся на этом посту вплоть до закрытия газеты большевиками за контрреволюцию в августе 1918 года. Встретились они вскоре на страницах аверченковского «Сатирикона» и «Нового Сатирикона». А потом, в 20–30-е годы, печатались в одном и том же парижском эмигрантском журнале «Иллюстрированная Россия».

Рафаэль Соколовский

Владимир Азов

Прекрасные ковры привезли для Мюр и Мерлиза – настоящие текинские, мягкие, пушистые. Велел артельщику отобрать для меня парочку побольше, а вместо них набить короб рогожей. Мне необходим ковер в кабинет: без ковра кабинет имеет неуютный вид – словно бы канцелярия какая, а не кабинет. Теперь мне остается приобрести еще хорошую электрическую люстру да старинного оружия хоть десять экземпляров. Оружие очень тоже красиво в кабинете. Надо будет сказать на товарной, чтобы следили, не привезут ли старинного оружия.

* * *

Люстру привезли – отобрал парочку, а оружия, как на грех, не везут. Не знаю, что с другим ковром делать: хорошо бы продать, а недурно подарить Антону Ивановичу... Уж больно хороший ковер – дарить жалко... В сущности говоря, чем я обязан Антону Ивановичу? Разве я не своим умом дошел до распечатывания товарных вагонов без порчи пломб? Лучше я подарю Антону Ивановичу вторую люстру, а ковер продам на сторону. В этом году, уж, наверное, придется учить Лилю музыке – вот деньги и пригодятся. Разбойники эти профессора, право! Слыханное ли дело – пять рублей за часовой урок?!

* * *

Совсем не стало белья, а белья что-то не везут. На той неделе отобрал дюжину сорочек цветных – жена забраковала. И в самом деле, на кой мне черт носить скверные сорочки варшавской работы? Они непрочны и линяют. Лучше уж я подожду и отберу себе дюжину-другую английских. У английского товара фасон не мешает добротности, а у варшавского только и есть, что фасон, а уж добротности и не спрашивайте. Дешевый товар. Отдам полдюжины кладовщику, а полдюжины артельщику.

* * *

Целый день пилила меня жена. «Дурак ты, – говорит. – Служишь третий год при товарной станции и не можешь собрать себе порядочную обстановку. Другие всего только в управлении служат, а обстановку имеют лучше». Странная женщина! Да другие, может, ее за деньги купили, обстановку-то, в магазине! А я, слава Богу, за деньги, кроме хлеба и говядины, третий год ничего не покупаю. Даже сигар не покупаю: на товарной беру. Какой нынче для Елисеева сыр привезли! Не сыр, а сливки! Я велел отрезать себе десять фунтов и составить акт об усушке по случаю мороза. А икру привезли неважную. Не стоит и брать.

* * *

Жена вернулась от Красноносова сама не своя. У Красноносовой новая, говорит, ротонда – по меньшей мере за 93 000 рублей... Должно быть, это Михайлову прислали. Действительно, это досадно. Надо будет сказать кладовщику, чтобы справился, не идут ли какие хорошие меха. Мне бы бобровую шапку тоже давно пора приобрести: хожу, словно хулиган какой, в котиковой.

* * *

Нынче немного утешил жену: достал ей пианино и пару бронзовых подсвечников. Очень хорошее пианино. А ведь без пианино никак нельзя: надо же Лилю учить музыке.

* * *

Черт бы его драл, этого профессора! Требует, чтобы я приобрел рояль: пианино, говорит, вообще не годится, а плохое в особенности... Нет, каковы стали жулики-фабриканты! Берешь пианино, возишься, рискуешь, акт о крушении выдумываешь – словом, беспокоишься, и вдруг оказывается, пианино – дрянь. Правительству очень и очень не мешало бы обратить внимание на этих господ. Разве это не мошенничество – изготовлять плохие пианино?

Если бы я это пианино купил за деньги, а не приобрел бы из вагона, ей-Богу, написал бы письмо в редакцию газеты, обличил бы это безобразие.

* * *

Прекрасную приобрел икону св. Николая-чудотворца. Риза тяжелая, кованого серебра, и живопись превосходная. Для жены отобрал большую икону Божьей Матери Одигитрия. Надо бы приобрести к ним лампадки. Жена советует даже купить, но я думаю подождать. Грех ведь зря деньги тратить! Может быть, еще привезут лампадки, так и так приобрету... Приходила Мария Ивановна. Очень ей нравится Одигитрия. «Теперь, – говорит, – и в ваш дом благословение снизойдет». Дай-то Бог! Я всегда в церковь хожу и посты соблюдаю. Марья Ивановна – хорошая женщина... надо будет и ей какой-нибудь образок приобрести.

* * *

Надо будет застраховать обстановку. Конечно, себе она немного стоила: куплено только то, что на кухне да в детской, а остальное приобретено. А все-таки жалко, если вдруг, Боже упаси, пожар. Придется страховать тысяч в двадцать. Жалко деньги платить, да ничего не поделаешь: купить ее, так и двадцати пяти тысяч, пожалуй, не хватит: вещи все первоклассные.

* * *

Марья Ивановна опять приходила. «Что ж, – говорит, – образок обещали приобрести, а не приобретаете». А я чем виноват, что не везут образов? Ведь не в магазин же я пойду образ ей приобретать? Я уже, почитай, пять лет, как ни в один магазин не заглядывал. Случится, приобрету: мне не жалко.

* * *

Ходят тревожные слухи. Будто бы будет ревизия. Жена беспокоится, а по-моему, это пустяки. Разве в моих вещах написано, что они не куплены, а приобретены? Это, верно, выдумали сами агенты, чтобы процент свой увеличить.

* * *

Началось!.. Неужели и до моей обстановочки доберутся? А на станции, как на грех, такие меха привезены, такие меха! Бобры, куницы, соболя! Не утерплю, велю завтра отобрать пару бобров... Ей-Богу, не утерплю...

* * *

Все описали и запечатали. Вот безобразие! Сесть не на что! Даже кухонные табуретки описали, которые, видит Бог, за наличные деньги у Сухаревой купил! Что же это такое? Для того ли я приобретал, возился, выбирал? Иконы, безбожники, и те описали. Говорят, краденые! Да разве можно так говорить про икону? Про икону, которая и куплена, говорят: выменена. Татарин некрещеный того не сделает, что они сделали...

Газета «Русское слово», 1908 г.

Публикация Рафаэля Соколовского