Стендаль в наполеоновском обозе

В Москве он украл томик Вольтера и, хотя под Москвой его потерял, писателем все равно стал.
Йохан Олаф Содермарк. Портрет Стендаля. Версаль, Музей дворца

Не раз приходилось мне сочинять статьи на тему «Писатели в Москве». И кто только в нашем городе не жил и кого только нелегкая сюда не приносила! Правда, попадали писатели в Москву разными путями и с разными целями. Вот, например, основоположник французского реализма XIX века Фредерик Стендаль (1783–1842) приехал полюбоваться Первопрестольной русской столицей в 1812 году в качестве интенданта французской армии. Жаль, недолго удалось ему наслаждаться московскими красотами, потому как буквально через несколько часов после въезда наполеоновских солдат в Москву 2 сентября 1812 года город загорелся, да еще как! О причинах возгорания мы напишем в другой статье, а пока расскажем о том, как непосредственно воспринял происходящее Анри Мари Бейль (таково было настоящее имя будущего великого французского писателя).

Мы не слишком преувеличим, если скажем, что именно в Москве произошло формирование прозаика Стендаля: ведь своими наблюдениями он делился в дневнике, который возил с собой начиная с 1805 года, когда поступил на армейскую службу. Вслед за французским императором Наполеоном бонапартист Стендаль «проехался» по Западной Европе, однако в военных походах он не терял времени даром – записывал свои мысли в толстенных тетрадях. Как выяснилось впоследствии, это был самый литературно одаренный офицер наполеоновской армии.

Первые строки, написанные Стендалем в Москве, не лишены остроумия: «Я оставил своего генерала в Апраксинском дворце (на Знаменке. – А.В.). Выходя из дому, мы заметили, что кромe пожара в Китай-городе, продолжавшегося уже несколько часов, огонь вспыхнул и по близости от нас. Мы направились туда. Пламя было очень сильно. У меня разболелись зубы в этой экскурсии. В порыве добродушия мы арестовали солдата, ударившего два раза штыком какого-то человека, который напился пивом. Я чуть не обнажил шпаги и не заколол этого негодяя».

Несмотря на попытки хоть как-то подбодрить себя и своих сослуживцев, Стендаль порою стонет от усталости, с ужасом осознавая, в какое положение попала французская армия и что ждет ее после пребывания в том огненном аду, в который превратилась Москва. Лишь дворянские библиотеки с французскими книгами на время позволяют ему уйти от ужасной реальности. А главное, ему попадается Вольтер, так любимый им с детства (дед Стендаля был вольтерьянцем): «Мы располагаемся в этом доме, в котором, как видно, жил человек богатый и любящий искусства. Расположение дома удобно, и он полон статуэтками и картинами; нашлись там и прекрасные книги, именно Бюфон, Вольтер, которого встречаешь здесь везде… Оставляя дом, я похитил томик Вольтера».

Благодаря Стендалю мы узнаем подробности недолгого французского постоя в Москве. Не имея возможности потушить пожар, «наскучив бездействием», французы стали пить, причем все, что попадалось под руку: «Мы выпили три бутылки вина, что и вернуло нас к жизни». В перерывах Стендаль читал стихи, что «среди господствующей повальной грубости» напомнило ему «на минуту об умственной жизни».

Поклонники Бахуса, к огорчению Стендаля, внимали его стихам без музыкального сопровождения, так как владельцы дворянских усадеб вдобавок увезли из Москвы еще и все фортепьяно. Уже выезжая из Москвы, Стендаль увидел «громадную пирамиду, которую образовали вывезенные из Москвы мебели и фортепьяно – они могли доставить нам столько удовольствия, не будь этой мании поджогов!».

Когда возникла угроза эпидемии дизентерии, французы вспомнили об огромных запасах вина в Английском клубе, находившемся тогда на Страстном бульваре, куда Стендаль и направился: «Мы прошли туда, миновав роскошные конюшни и сад, который можно бы назвать прекрасным, если б деревья этой страны не производили на меня неотразимого впечатления бедной растительности». Батареи вина, извлеченные французами из кладовых Английского клуба, исчезали так же стремительно, как московские здания, пожираемые огнем.

Ну и, конечно же, грабежи. В офицере, отдававшем своим солдатам приказ грабить, проявлялся уже не Стендаль, а Анри Мари Бейль: «Мы послали в погреб слуг. Они выслали нам оттуда много плохого белого вина, узорчатые белые скатерти и такие же салфетки, но очень подержанные. Мы заграбили их на простыни», «мой слуга был совершенно пьян. Он натащил в коляску скатертей, вина, скрипку, которую заграбил для себя, и много других вещей. С двумя-тремя товарищами мы выпили вина… Я изнемогал от усталости и шел пешком, потому что коляска моя была полна вещами, награбленными слугами... Я думал, что она погибла в огне... Но коляске не угрожала опасность: слуги мои, как и все остальные, были пьяны и способны были заснуть среди горящей улицы».

Еще одно занятие – «смотреть на пожар». И здесь в наблюдениях вновь просыпался писатель: «Я заметил тогда, что мы ехали по Тверской... Мы вышли из города, освещенного самым великолепным в мире пожаром, образовавшим необъятную пирамиду, основание которой, как в молитвах верных, было на земле, а вершина в небесах. Луна показывалась на горизонте, полном пламени и дыму. Это было величественное зрелище; но, чтобы оценить его, надо было или быть одному, или быть окруженным умными людьми. Впечатления похода в Poccию испорчены мне тем, что я совершал его с людьми, способными опошлить и уменьшить Колизей и море Неаполитанского залива».

Московские тетради Стендаля – все то немногое, что удалось будущему писателю увезти из России. Многое из захваченного его слугами пропало при переправе французов через Березину. Даже томик Вольтера оставил он в «белоснежных полях под Москвой». Но главное, что удалось ему сохранить (кроме головы, естественно), – это свидетельства очевидца.

А потому дневники Стендаля имеют не только литературную, но и историческую ценность. Читая их, можно прийти к следующим выводам: французские офицеры в основной своей массе были ребята неплохие, но деморализация сильно испортила их; грабить в Москве было что, но все вывезти французам было просто не под силу; поджоги стали для непрошеных гостей полной неожиданностью. Можно также сказать, что именно впечатления Стендаля от пребывания в России стали первыми его туристическими заметками, так как в будущем он написал не только «Красное и черное», но и «Прогулки по Риму» и «Мемуары туриста».

Чудом сохранившиеся записи Стендаля о его пребывании в Москве заканчиваются оптимистично: «Прибыв на бивак, мы поужинали почти сырою рыбою, винными ягодами и вином. Таков был конец этого трудного дня, в который мы были в непрерывной тревогe с семи часов утра до одиннадцати вечера... Сохрани эту болтовню; надо мне из этих пошлых терзаний извлечь хоть ту пользу, что я буду знать, как все это было. Мне по-прежнему несносны товарищи мои по походу. Прощай, пиши мне и будь весел: жизнь коротка...»